Иван Наживин - Перунъ [Старая орфография]

— Стой! Стой, Петро!.. — крикнулъ онъ. — Такъ… Не спускай нитку, — погоди, онъ вышины наберетъ… Постой я самъ….

Торопливо подошелъ онъ къ Петро, ревниво взялъ у него изъ рукъ нитку и сталъ постепенно отпускать ее. Вверху вѣтеръ оказался посвѣжѣе и змѣй, весело покачиваясь изъ стороны въ сторону, одновременно и отдалялся, и поднимался, пріятно натягивая нитку и унося ввысь, къ опаловымъ, тающимъ облакамъ и конецъ строгой передовицы по финансовымъ дѣламъ, и телеграммы, и два столбца фельетона, не говоря уже объ объявленіяхъ. Ласточки, куры, индѣйки, голуби, полагая что это какой-то новый, еще незнакомый врагъ, тревожно заметались по двору. Воробей Васька — хотя онъ своими глазами видѣлъ изготовленіе змѣя, — тоже чрезвычайно тревожился: онъ вертѣлся по карнизамъ и кричалъ: «живъ… живъ… живъ…», но видно было, что душа его уходитъ въ пятки…. Ваня, присѣвъ отъ восторга, пронзительно визжалъ, а на крыльцѣ, улыбаясь, стояла Марья Семеновна и Дуняша съ сіяющимъ мѣднымъ тазомъ въ рукѣ. Торжество было полное, тѣмъ болѣе значительное, что оно было нѣсколько неожиданно.

— Дѣдушка, дай же мнѣ подержать!.. — нылъ Ваня.

— Погоди, братецъ мой… — отвѣчалъ дѣдъ, пріятно испытывая напряженіе нитки, точь-въ-точь, какъ это было полвѣка назадъ… — Успѣешь… И смотри, не упусти, а то намъ Марья Семеновна такого перцу за нитки задастъ, что не возрадуешься… На, держи… Да крѣпче!

Ваня восхищенными глазами смотрѣлъ на новое чудо жизни, возникшее изъ несложной комбинаціи «Русскихъ Вѣдомостей», лучины, клея и мочалъ, но еще болѣе восхищенъ онъ былъ, когда дѣдушка, вспомнивъ и это, послалъ змѣю по упругой дугѣ нитки перваго бьленъкаго «посланника». Но тутъ Марья Семеновна настойчиво позвала обѣдать: она неаккуратности не допускала. И, когда всѣ трое усѣлись за столъ и Иванъ Степановичъ, выпивъ обычную рюмку холодной водки, закусилъ маринованнымъ грибкомъ, Марья Семеновна простодушно спросила:

— Ну, какъ свѣжіе грибки-то? Ничего?

— Великолѣпны… весело отвѣчалъ Иванъ.

— Великолѣпны — весело отвѣчалъ Иванъ Степановичъ, все еще переживая свое торжество со змѣемъ. — Лучше и желать грѣхъ…

— А вы говорите: Лисьи Горы… — сказала Марья Семеновна, довольная. — А это все съ моихъ мѣстъ, съ ближнихъ… Какіе же они трухлявые?

— Позвольте! Я не говорилъ «трухлявые»… — живо возразилъ Иванъ Степановичъ. — Не говорилъ! Я говорилъ, что тамъ, на горахъ, грибъ боровой, крѣпкій, а здѣсь низинный, слабый, — кто же этого не знаетъ?! А что эти замѣчательны, не спорю… Я даже по этому поводу еще рюмочку выпью…

Марья Семеновна, довольная, не стала спорить. Она радовалась удачнымъ грибамъ и жалѣла, что мало только намариновала ихъ. Ну, да впереди еще много ихъ будетъ. Въ самомъ дѣлѣ, можно будетъ и на «Лисьи Горы» еще съѣздить…

Послѣ обѣда Ваня сразу ринулся къ змѣю, оставленному подъ охраной Петро, Марья Семеновна стала тутъ же, около мальчика, примащиваться варить яблочное варенье, Сергѣй Ивановичъ ушелъ къ себѣ дописывать свою статью для «Вѣстника Лѣсоводства» — что-то не ладилась она! — а Иванъ Степановичъ прилегъ отдохнуть. Въ три часа, оставивъ свое варенье, — а какое оно выходило! — Марья Семеновна начала, какъ обычно, усиленно передвигать стулья въ передней и ронять нечаянно щетку съ полки. Иванъ Степановичъ умылся, выпилъ наскоро два стакана чаю, съ помощью Марьи Семеновны облачился въ свои охотничьи доспѣхи и, взявъ своего стараго Франкотта, вышелъ на крыльцо, гдѣ его ждалъ уже совсѣмъ готовый сынъ съ «Гленкаромъ» и Гаврила съ «Краномъ» и «Стопомъ». Собаки, увидѣвъ стараго хозяина, засѣменили ногами, стали нервно и громко зѣвать, а «Стопъ» сердито залаялъ, что все идетъ такъ медленно. «Рэксъ» стоялъ на террассѣ и печально смотрѣлъ на эти сборы. Знакомая штука! Сейчасъ начнется бѣснованіе этихъ вертлявыхъ собаченокъ по грязному болоту, непріятный трескъ выстрѣловъ и опять бѣснованіе — придумаютъ же такую чепуху! И, вздохнувъ, «Рэксъ» печально побрелъ на свой половичекъ, покружился, легъ, почавкалъ губами и закрылъ глаза…

Охотники, пріятно возбужденные, веселые, спустились къ рѣкѣ и на своей пахнущей смолой лодкѣ поѣхали на ту сторону. Собаки отъ нетерпѣнія дрожали мелкой дрожью и глаза ихъ уже загорѣлись зеленымъ огнемъ. А надъ задумчивой лѣсной рѣкой сіялъ золотой августовскій день и яркими свѣчечками горѣли вдали надъ зубчатой стѣной лѣса кресты монастыря. Лодка тупо ткнулась въ мокрый песокъ.

— Ну, кто куда?

— Вы идите направо, а я туда… — кивнулъ Сергѣй Ивановичъ въ сторону далекаго монастыря.

— Лучше бы наоборотъ… — сказалъ отецъ. — Сюда бекаса больше будетъ, а я сталъ, братъ, уже стрѣлокъ горевой…

Но Сергѣй Ивановичъ настаивалъ на своемъ: все равно, пусть «Стопъ» позабавится, какъ слѣдуетъ, а онъ, можетъ, въ «Угоръ» заглянеть. И какъ только, пожелавъ по обычаю другъ другу «ни шерсти, ни пера», охотники разошлись, Гаврила задумчиво замѣтилъ:

— А у Сергѣя Иваныча на душѣ большая забота какая-то…

— Ну? Почему ты такъ думаешь?

— Да вы поглядите, то и дѣло съ охоты съ пустой сумкой приходитъ… Да и стрѣляли-то они развѣ раньше такъ, какъ теперь? Нѣтъ, что-то грызетъ ихъ…

— Да что же у насъ въ лѣсу можетъ грызть? Живемъ, какъ въ скиту…

— Можетъ, по супругѣ тоскуютъ… — тихо сказалъ Гаврила.

Они подошли къ первой, узкой и длинной, мочежинѣ.

— Надо спускать, Иванъ Степанычъ…

— Съ Богомъ…

Гаврила спустилъ «Стопа». «Иракъ» понялъ, что его еще не пустятъ теперь, подъ атласной кожей его прошла напряженная дрожь и лицо стало грустно. А «Стопъ» потрещалъ ушами, вывалялся въ травѣ и съ еще болѣе зелеными глазами снова сталъ лаять на хозяина.

— Ну, что ты, дурачокъ, шумишь? — ласково говорилъ старикъ. — Начать хочется скорѣе? Ну, начинай… Впередъ!

Неслышными машками, едва касаясь земли своими стальными ногами, Стопъ понесся по зеленому потному лугу, чуть поднявъ красивую голову, чтобы взять вѣтра. Воздухъ былъ полонъ цѣлыми потоками всякихъ запаховъ, но это были не тѣ запахи, которыхъ было нужно. И, круто завернувъ, онъ понесся въ другую сторону. Оба охотника восхищенно слѣдили глазами за прекраснымъ животнымъ. «Стопъ» летѣлъ, восторженный и буйный, летѣлъ, какъ на крыльяхъ и вдругъ его точно молніей съ яснаго неба сразило: въ одно мгновеніе въ воздухѣ онъ разомъ перемѣнилъ направленіе и точно вросъ въ землю, точно окаменѣлъ, чуть приподнявшись на переднихъ ногахъ, завернувъ правое ухо и зелеными горячими глазами глядя въ даль.

— Надо поаккуратнѣе… — низкимъ голосомъ сказалъ Гаврила. — Что-то строгъ бекасъ, — должно, отава низка…

Они осторожно подошли къ собакѣ. «Стопъ» испуганно покосился на нихъ своимъ раскаленнымъ взглядомъ, напряженная дрожь прешла по его батистовой кожѣ и онъ, едва переступая ногами, чуть не ползкомъ, то и дѣло замирая въ чуткихъ стойкахъ, двинулся впередъ и снова окаменѣлъ: онъ, волнующій безмѣрно, былъ совсѣмъ близко, — вонъ, должно быть, въ томъ кустикѣ травы… Иванъ Степановичъ, чувствуя какой-то клубокъ въ горлѣ и дрожь въ рукахъ, изготовился: