Владимир Домашевич - Нимфа

Вероника никак не могла представить себя в роли матери. Ведь еще совсем недавно она сама была ребенком. И вот из детства сразу в зрелость. Но что было делать?! Такова судьба. Вероника понимала: нужно терпеть, смириться и быть ко всему готовой...

Сильно обострилось обоняние. Все запахи резко разделились. Одни были приятны, другие совершенно невыносимы — вызывали отвращение и тошноту. То же и с едой.

Веронике казалось странным и ее теперешнее отношение к Жоресу. Оно сильно изменилось. Пожалуй, впервые в ней заговорило настоящее чувство к нему: как к мужчине, мужу, наконец, как к отцу их ребенка... Даже не ве­рилось: у них, у нее будет ребенок! Вся жизнь изменится. Ведь так сложно, так тяжело — растить крохотного человечка! А радость-то какая ждет ее впереди!..

...Она сидит на лекции, слушает профессора, кое-что записывает, хотя большинство студентов только слушают. Некоторые шепчутся, пишут друг другу записки или чи­тают книжки, журналы.

Вероника чутко прислушивается к себе, пристально следит за малейшими изменениями в своем теле, фикси­рует удивительно сложные и мудрые движения природы, которая начинает выстилать дорогу новой жизни, заро­дившейся под сердцем. Вот закружилось все перед глаза­ми, что-то подкатило к горлу, засосало под ложечкой... И тут же запахло хлебом, ужасно захотелось есть. Веро­ника полезла в сумочку, но ничего не нашла. Хоть плачь, хоть проси у кого-нибудь сухую корку... Течет слюна, су­дорога сводит желудок, из глаз бегут слезы. Вероника хо­чет попросить разрешения выйти из аудитории, но стес­няется. Кладет голову на стол, закрывает глаза и сжимает зубы, чтобы не закричать. На какой-то миг будто прова­ливается в пучину, потом медленно и легко возвращается. В глазах мириады ярких искринок, в ушах — глухой дале­кий звон... Нет, это обычный звонок. Спасительный звонок на перерыв. Над ней склоняются девчата: «Что с тобой, Ника?»

— Дайте хлеба,— слабым голосом просит она.

Студенты передают друг дружке просьбу Вероники — трясут сумки, портфели. И вот ей передают ломоть черно­го хлеба. До чего же вкусно пахнет! Сначала она жадно его нюхает, потом откусывает корку, жует и глотает, И сразу становится легче — светлеет в глазах, исчезает боль в желудке, даже солнце начинает ярче светить.

— Может, «скорую» вызвать, Ника? — спрашивают подруги.

— Спасибо, милые, не надо... Пройдет...

Лекции закончились. Можно идти домой.

— Мы проводим тебя.

— Нет-нет, я сама,— отказалась Вероника.— Мне уже хорошо...

Студенты шумной гурьбой направляются к выходу.

Вероника еще раз откусила хлеба и решила посидеть немного, подождать, пока все выйдут. В это время возле нее кто-то остановился. Подняла голову, видит — незна­комая женщина в легком синем пальто. Рядом с женщи­ной однокурсница.

— Вероника, это к тебе,— сказала она и побежала до­гонять подружек.

Чернявая, довольно симпатичная и, видно, без поры постаревшая женщина стояла возле стола и не знала, с че­го начать разговор.

— Садитесь,— пригласила Вероника.— Я немного от­дышусь... Что-то неважно себя чувствую...

Незнакомка продолжала молчать, мучительно переми­наясь с ноги на ногу. Вид у нее был какой-то страдальче­ский, растерянный, невольно вызывавший чувство жа­лости.

И вдруг у Вероники мелькнула мысль: «Наверное, она... Да, да — это она!..»

Наконец женщина оглянулась вокруг, смущенно пове­ла плечами и тихо произнесла:

— Может, здесь неудобно... Хочется сказать вам не­сколько слов...— И как бы сомневаясь, что ее поймут, сра­зу открылась.— Я — Воронкович, Янина Воронкович, пер­вая жена... У меня жил Ляховский,— поправилась она.

Они вышли в коридор и спустились на первый этаж. Вероника оделась и направилась к выходу. Лицо ее горело огнем. Ей казалось, что все знают эту женщину — первую жену Жореса.

— Так что вы хотели мне сказать? Наверное, решили забрать назад мужа? — спросила Вероника и удивилась своей бестактности.

Янина собралась с духом и спокойно заметила:

— Милая девушка! Жорес не из тех, кого можно за­просто не пустить, забрать или уговорить. Поэтому я не обижаюсь. Вы еще плохо его знаете...— и тяжело вздохнула.

— Возможно... — неопределенно ответила Вероника.

В скверике они присели на скамейке, и женщина при­ветливо улыбнулась:

— Мне ничего от вас не нужно... Если вы будете счаст­ливы с ним, я только порадуюсь. Мне просто хотелось по­видать человека, на которого он променял... — Видно, ей было тяжело, нахлынули невеселые воспоминания.— И сейчас убеждаюсь: он сделал хороший выбор... Вы как моя дочка. Даже немного похожи... Мне кажется, он вас будет любить. Только вы... Вы не обидитесь, если, желая добра, я дам вам один совет?

— Говорите, говорите,— Вероника кивнула головой. Ей хотелось, чтобы эта женщина поскорее ушла, хотя ни­какой антипатии к ней не было.

— Хочу посоветовать одно: не давайте Жоресу под­няться над вами. Если он почувствует, что вы ниже его, непременно разлюбит... Странный он человек. Жена для него прежде всего — слуга. Быть может, вы еще не убеди­лись... Простите меня за откровенность, но хочется пред­упредить... Он будет пытаться топтать вашу душу, всяче­ски унижать. Но как только почувствует, что может полу­чить решительный отпор, станет другим, будет и уважать, и любить. Знаю по своему опыту... К сожалению, поняла я это слишком поздно... когда все уже было потеряно... А вы ждете ребенка...

— Благодарю за совет,— после долгого молчания от­ветила Вероника.— Скажите, а вашу дочь зовут не Света?

Янина уставилась на Веронику,

— Да, Света... Вы ее знаете?

Вероника опустила голову и почти шепотом произ­несла:

— Мне неловко говорить... Жорес во сне часто назы­вает это имя...

— Возможно, Света ему и нравилась, кто знает... Она теперь стала красивой девушкой... Но чтобы он... чтобы любил ее — этого не могу сказать. Я бы сердцем почуяла. Такое скрыть нельзя... Думаю, ничего серьезного между ними не было. Говорю искренне, как мать.

Янина встала, оправила пальто. Поднялась и Вероника.

— Простите за беспокойство, столько времени отня­ла,— сказала Янина и после паузы добавила: — А вы все же похожи на мою дочь... Желаю вам счастья.

— Спасибо...

И они разошлись в разные стороны.

14

Когда смотришь на тихую поверхность реки, кажется, вода стоит на месте и нет вокруг ни водоворотов, ни отме­лей, ни нерекатов — по всей ширине ровная спокойная гладь. Такой, очевидно, представляется со стороны и чу­жая семейная жизнь — тихой, спокойной. Со стороны...

Было воскресенье. Встали они позже обычного. Жорес, как всегда, планами своими не делился с Вероникой, но она поняла: собирается куда-то уходить.

Жорес принял душ, побрился. Вероника тем временем накрыла на стол. Он, как обычно, ел молча, слушал радио. Последние недели они вообще мало говорили, каждый был занят своими делами.