Владимир Домашевич - Нимфа

— Простите, пожалуйста, но так совпало, что... Меня когда-то познакомили с человеком, о котором вы брали справку. Кто она вам, если не секрет? Не родственница?

Женщина доверчиво посмотрела на Корицкого и улыб­нулась:

— Вы сказали — познакомили с человеком. Как это звучит. Сейчас только и услышишь: «Эй, женщина, вы что-то уронили» или «Женщина, не топчитесь под нога­ми». Вроде и слов-то других нет... Хорошее, благозвучное обращение «товарищ» почему-то слышишь все реже и ре­же. Чем это объяснить? Или взять «гражданин». Вовсе за­бытое слово. Быть может, вызывает неприятные ассоциа­ции? «Гражданин начальник», «гражданин прокурор», «гражданин, следуйте за мной...» Как по-вашему?

Корицкий не знал, что ответить. Да и не лингвистиче­ские проблемы его сейчас занимали. Женщина, очевидно, поняла это и тут же добавила:

— Но это между прочим... Так вы говорите, вас когда-то знакомили с Живулькиной?

Пашка не хотел ввязываться в длинный разговор, но вынужден был отвечать.

— Да, было это лет восемь назад. Ходил я тогда в студентах, она тоже училась... Потом пришлось бросить уни­верситет. Поступил в офицерское училище. Служу далеко отсюда.

— Понимаю, понимаю... Значит, тоже хотите узнать ее адрес?

— Ради этого я и стоял в очереди,— признался Корицкий. — Мне даже стало неловко: двое интересуются одним и тем же человеком.

— Ничего предосудительного. Значит, это хороший че­ловек, если его многие спрашивают, не так ли?

— Да-да, конечно...— согласился капитан.

Из будки послышался голос:

— Кто спрашивал Живулькину?

Женщина подошла к окошку и взяла карточку с фами­лией и адресом.

Корицкий стоял в сторонке и не знал, что дальше де­лать. Но женщина не забыла о нем, опять подошла и предложила:

— Ну вот, теперь можем вместе ее проведать. Или дать вам адрес?

— Может, лучше адрес...

— Пожалуйста, записывайте.

Корицкий пробежал глазами текст и не стал записы­вать — запомнил.

— Спасибо,— поблагодарил он и вернул женщине бу­мажку.

— Вот и хорошо... Давно уже собираюсь ее навестить. Она вернула мне мужа,— разоткровенничалась женщина.

— Как вернула?— не понял капитан.— Отняла, а по­том вернула, что ли?

— Бог с вами! — всплеснула руками женщина.— Прос­то сдурел на старости лет, бросил дом и перешел к моло­дой, одинокой... Как-то Живулькина была в нашей школе, интересовалась второгодниками. Там мы и познакомились. Я поделилась с ней своим горем. Она и говорит: «Напишу в газету». Стала я отговаривать, зачем, мол, это делать? А она: «Хуже не будет, не волнуйтесь. Глядишь, одумается человек». И вот спустя неделю появляется заметка в газете. Здорово расписала она таких непутевых. Прочитала я, по­плакала, и на том все кончилось. Но проходит месяц — и как-то после работы является мой старик с бутылкой вина. Сели, ужинаем. Детей не было дома. Старик выпил рюмку-другую, затем достал из кармана газетную вырезку, спра­шивает: «Твоя работа?» — «Почему моя? Подписано — Живулькина, журналистка».— «Видно,— говорит,— и она хлебнула горя, люто ненавидит таких... как я... Чистую правду написала, ничего не скажешь... Дураком я был... Если можешь, прости...» Говорю ему: если сыновья про­стят, прощу и я. Пришли дети — он к ним... Любили ребя­та отца, да и он неплохо к ним относился, да вот сдурел на старости лет. Говорят, со многими мужчинами такое случается... Помирились мы и живем теперь другим на за­висть. И все благодаря ей, Живулькиной. Дай бог здо­ровья, счастья ей и ее ребенку!

Корицкий слушал женщину, радовался за Нимфу и со­жалел, что она уже никогда не будет прежней беззаботной студенткой, что она принадлежит или тому черному демо­ну, или блондину, с которым видел ее сегодня.

— Так она замужем? — спросил он как можно спо­койнее.

— Как вам сказать? — Женщина уловила в голосе ка­питана явную заинтересованность.— Была замужем, но, кажется, недолго. Говорила, что одна растит дочку... Мо­жет, теперь кого встретила... Человек-то она добрый, сер­дечный...

У Корицкого словно гора с плеч свалилась. «Видно-та­ки, есть судьба на свете...— подумалось ему.— Разве эта случайно встреченная женщина не посланец радости? Вот она, судьба!... А то, что из окна троллейбуса увидел Веро­нику? Мог ведь не увидеть, и кто знает, вспомнил ли бы о ней... Но не надо забегать вперед,— успокаивал себя Пашка,— не надо горячиться. Спокойствие и еще раз спо­койствие. Пока нет никакой ясности».

Однако он готов был расцеловать женщину, которая так нежданно помогла ему решить самую сложную задачу в жизни.

— Большое вам спасибо,— поблагодарил он.— Если раньше вас увижу Живулькину, от кого передать ей при­вет?

— От Соснович Марии Игнатьевны,— улыбнулась жен­щина.— И не только привет, а и низкий поклон и благо­дарность от всей моей семьи. Непременно! Я тоже навещу ее, с мужем... Приглашу в гости. И вам, капитан, желаю счастья!

Мария Игнатьевна взяла свою сумку и пошла к авто­бусной остановке.

Корицкий постоял с минуту, прикинул, как быть даль­ше. «Может, стоит позвонить майору?— подумал он, но тут же отказался от этой мысли.— Надо довести до конца одно дело, затем браться за другое».

Обедать было еще рано. В киоске купил свежие газеты, пробежал взглядом заголовки и не спеша пошагал в сторо­ну Дома печати — с тайной надеждой встретить Нимфу. Это избавило бы от многих затруднений: не вваливаться же в дом замужней женщины без приглашения. В какое положение поставит ее своим неожиданным появлением? А что скажет муж?..

В конце концов решил отыскать Нимфу в Доме печати — предложить ей тему: обманутый и покинутый муж. Те­ма, разумеется, была не новая, но, как казалось Пашке, заслуживала внимания. Тем более что сюжет ему разра­батывать не было никакой нужды — все из собственной жизни...

Полк был на маневрах. Как-то командир полка вызвал к себе комроты капитана Корицкого и приказал срочно до­ставить пакет в штаб дивизии. Корицкий сел в штабной «газик» и покатил. Путь был неблизкий, больше ста кило­метров, но в тех широтах такие расстояния не принима­лись всерьез. Дорога была каменистая, со множеством по­воротов — не разгонишься. Капитан вначале нервничал, но потом успокоился и стал подремывать. Сквозь сон ду­малось о доме, о жене... Женился он полгода назад на симпатичной девушке Полине — парикмахерше из воен­ного городка. Прожили они эти шесть месяцев как будто в добром согласии, если не считать отдельных размолвок, вызванных чрезмерным вниманием к Полине многих муж­чин из городка.

Пока Корицкий доставил по назначению депешу, пока получил ответ, наступил вечер. Он решил переночевать дома, а рано утром — в обратный путь.

Не знал даже, застанет ли Полину дома — у нее могла быть вторая смена. Поэтому спокойно поднялся на свой пятый этаж, отпер дверь, зажег свет в коридоре. И внутри тотчас что-то оборвалось — в квартире чужой человек. Не снимая плаща, прошел в комнату, включил люстру. И оце­пенел: на его кровати, на их кровати спал мужчина! Ря­дом, на спинке стула, висел китель с капитанскими пого­нами, лежали синие галифе, в сторонке стояли начищен­ные до блеска сапоги. У Корицкого правая рука механи­чески поползла к кобуре, но какая-то сила удержала его. Он ступил несколько шагов к кровати, сорвал одеяло со спящего и не своим голосом крикнул: