Владимир Домашевич - Нимфа

Капитан рассказывал, а Вероника, сидя за столом, де­лала в блокноте короткие записи.

Когда он кончил свой невеселый рассказ, она спро­сила:

— А если б вы застали их вместе, как бы повели себя?

— Сейчас трудно сказать. Скорее всего, дело приняло бы печальный оборот.

Живулькина снова что-то записала. Потом уставилась на Корицкого и сказала:

— Вчера на судебном заседании я как общественный обвинитель потребовала высшей меры наказания челове­ку, который в припадке ревности убил свою жену. Выхо­дит, я не имела на это права? Выходит, ревность непод­властна разуму?

— Кто его знает... Подчас она ослепляет человека, и он перестает видеть...

— И жаждет лишь крови! Высшее проявление психо­логии собственника... А ведь человека нельзя присвоить, как вещь. Он свободен!

— И может... совершать свинство? Тогда скажи и уходи, если ты свободен... Зачем юлить, прикидываться ангелом?

— Очевидно, страшилась мести. Потому и тянула, не решалась признаться.

— Возможно...— согласился Корицкий.— Но разве допустимо с одной меркой подходить к оценке, всех людей?

— Не согласна с вами. Значит, к закону разный под­ход, значит, не все равны перед законом?

— Я этого не утверждаю.

— Из ваших слов невольно делаешь такой вывод. Или вы хотели сказать, что в каждом правиле есть исключения?

— Хочу, чтобы вы правильно меня поняли.

— Для этого надо четко выражать свои мысли и тем более — правильно поступать, не так ли?

— Уж и не знаю, как справиться с таким заданием...

Они встретились взглядами и рассмеялись...

Вероника взглянула на часы:

— Кажется, пора идти. Вот только бусинка... Вы от­даете ее мне?

— Пока нет...— Корицкий взял бусинку, снова за­вернул ее в лоскуток и положил в карман.— Это мой та­лисман.

Капитану хотелось многое сказать этой женщине, но врожденная застенчивость сдерживала.

«Неужто эта крохотная, но такая памятная бусинка ничего в ней не разбудила?..» — с грустью подумал Ко­рицкий.

Они вышли на улицу, уже освещенную фонарями. На остановке толпились люди, сесть в троллейбус было не­возможно.

— Давайте возьмем такси,— предложил Корицкий.— Есть поблизости стоянка?

— Стоянка недалеко, но в это время и там полно же­лающих.

— Все равно будет быстрее, пойдемте,— сказал он и взял Веронику за руку.— Хоть раз послушайтесь меня, а то не отдам бусинку...

— В таком случае согласна,— засмеялась Вероника, и они пошагали к стоянке.

— Где сейчас служит капитан Корицкий? — впервые поинтересовалась она.— Издалека приехал?

— Да, далеко служу. В Забайкалье, «где золото роют в горах». Отслужил свое там, хочу теперь к вам перевес­тись...

— В Минск?

— Один хороший знакомый обещал помочь.

— Значит, и вас знакомые выручают?

— Впервые в жизни. И если пойду на такое, то уж поверьте — не ради себя.

— Тогда ради чего или кого вы отважитесь на такой шаг? Ведь это не так просто...

— Если скажу — не поверите.

— Тогда лучше помолчите...

Корицкий никак не ожидал такого ответа.

21

Все трое с шумом поднимались по хорошо освещенной лестнице. Впереди бежала маленькая Лика, постукивая каблучками по ступенькам. Она несла мамину блестя­щую сумочку. Вслед за дочкой шла Вероника с покупками. Последним шагал Корицкий с двумя портфелями — своим и Лики.

— Вот мы и пришли, вот мы и пришли! — радостно закричала девочка и стала прыгать возле дверей с таб­личкой «12». Вероника не спеша отомкнула дверь, вошла, включила свет.

— Ну что ж, добрый вечер в хату! — торжественно произнес Корицкий, поставил на тумбочку портфели, снял фуражку.

— Это не хата, а квартира,— поправила девчурка го­стя.— Верно, мама? Разве дядя не видит?

— Добрый вечер,— ответила Вероника Корицкому,— А ты, Лика, не будь надоедой. Раздевайтесь... Дядя капи­тан все видит, но когда-то так говорили, был такой обы­чай. Хороший обычай наших дедов и прадедов.

— Теперь так не говорят...— обиделась Лика.

— Теперь многое забыто. Даже «спасибо» не всегда говорят, не только «добрый вечер»,— говорила Вероника, снимая нальто. И к гостю: — Что же вы стоите? Раздевай­тесь, чувствуйте себя, как дома.

Корицкий испытывал какую-то скованность и злился на себя: «Надо ж самому напроситься в гости! Ведь чувство­вал: Вероника не спешит приглашать домой, а все равно не сдержался. Захотелось, видите ли, посмотреть на нее вблизи, на ее дочку, на всю обстановку...»

Он снял шинель, фуражку. Заметил на стене переко­сившуюся вешалку и подумал: «Нет в доме мужской ру­ки...» Посмотрелся в зеркало, причесал волосы.

— Лика! — позвала мать дочурку.— Вымой руки и бу­дешь помогать мне накрывать на стол. А вы пока поли­стайте газеты.

— Нет уж... Если надо помогать, то и я иду в помощ­ники. Бесплатная рабочая сила, грешно не воспользовать­ся. Что прикажете делать?

— Да что тут делать? — смутилась хозяйка.— У меня все готово с утра. Если хотите, разогревайте борщ, на­режьте хлеб...

Корицкий пошел вымыть руки. В ванной комнате был образцовый порядок. Все лежало и висело на своих ме­стах: гладкие полотенца для рук и махровые для ванны, мыло и шампунь, одеколон, пасты, зубные щетки... Гостю это очень понравилось.

Мать с дочкой хозяйничали на кухне. Вероника была в своем бордовом платье, плотно облегавшем ее стройную фигуру, поверх надела только легкий фартучек. Она все делала быстро и ловко, подавала тарелки Лике, а та c важным видом носила их на стол в комнату.

— Вы уж извините, но сегодня у нас ужин, как у других обед. Будем есть борщ с грибами. Завтракаешь наспех, обедаешь — тоже. Всюду в столовых и кафе полно людей... Только дома по-человечески и можно поесть. Хотя врачи и говорят, что вредно плотно ужинать.

Лика, как настоящая хозяйка, обошла вокруг стола, пальчиком сосчитала тарелки, ложки.

— А про соль забыли...— огорченно заметила она. — И рюмок нет...

— Кто ж это у нас будет пить?

— Невелика беда, сейчас поправим,— сказал Кориц­кий и принес из коридора свой портфель.— Кое-что долж­но быть...

Он достал бутылку «столичной», шампанское и короб­ку конфет.

Вероника смутилась, но тут же взяла себя в руки и строго сказала:

— Павел, это уж слишком! Зачем водка? Водки пить не будем.

— Не будем так не будем...— сконфуженно пожал плечами гость.

Лика тем временем принесла бокалы. Увидев конфеты, радостно воскликнула:

— Какая красивая коробка! — и тут же уселась за стол.

— Лика, как можно садиться за стол раньше стар­ших? А что надо сказать дяде Паше? — стала журить ее мать.

Лика нехотя встала из-за стола, поблагодарила Кориц­кого.

— На здоровье, Лика,— ответил он и погладил ее по голове.

— Теперь можно начинать,— сказала Вероника.

Пока старшие рассаживались, Лика — опять возле конфет.