Рафаэль Альберти - Война начиналась в Испании

Так зелено поле,
и речка бежит.
Война эта — насмерть
или на смерть — за жизнь?

И лес шелестит,
и как золото — колос,
и катятся воды
в покое веселом.
Но воздух на части
рвут пули слепые,
а сердце на части
рвут чувства живые.
Так девушки милы…
Ах, сердце, кружись!
Война эта — насмерть
или на смерть — за жизнь?

В Испании нашей
от крови все красно;
народ за Испанию
борется насмерть.
Вокруг все чернеет,
и ненависть воет,
и зубы пришельцев
рвут тело живое.
Страна как застенок,
жандарм как паук,
и виселиц петли
как кольца гадюк.
Там слезы и муки
под каждой оливой…
Война эта — насмерть,
но за справедливость.

Винтовки пылают
в безжалостном небе,
летят самолеты
в безжалостном небе,
чтоб все, что люблю я,
отнять у меня —
и радость, и труд,
и родные края,
где землю пашу я —
земля ведь моя!

Свободной Испании
нивы, равнины,
лоза винограда,
на склонах маслины —
найдет в вас народ
достоянье и жизнь…
Как девушки милы…
Ах, сердце, кружись!
Как зелены горы,
и день ворожит…
Война эта — насмерть?
Нет, только за жизнь!

Братья наши, прощайте.

Вас ждут у перронов печальные поезда,
гудки их охрипли от долгого ожиданья,
вас ждут у причалов забытые корабли,
гудки их пронзают дрожащий просоленный воздух
призывным, отчаянным криком.

Скорей поднимайтесь на борт.

Вы честные люди, достойные бурных морей,
и старые волки морские, суровое племя,
приветствуют вас — их прочное братство рождалось
в лихих испытаньях,
в борьбе с подступавшей тоской,
и гордость недаром сверкает в их темных зрачках.

Скорей поднимайтесь на борт.

Испания смотрит, как вы возвращаетесь в мир, —
так матери наши, закутавшись в скорбные шали,
укрыв неизбывное горе от глаз любопытных,
смотрели с порогов своих обедневших домов,
как вы уходили в сражения
их защищать.

Прощайте, братья, прощайте,
братья наши по крови.

Вы, гонимые немцы,
норвежские демократы,
ясноглазые чехи, словаки,
изгнанные австрийцы,

французы, чистым весельем
вспыхивающие внезапно,
китайцы с неколебимым
тайным желаньем свободы,
те, кто сражался под флагом
именитых родов английских,
сражался достойно и смело,
добровольно жизнь отдавая,

гордые итальянцы,
нация непокоренных,
прибившие пулей и кровью
флаг Италии древней
перед молча погибшей толпою,

и вы, герои подполья:
поляки, болгары, датчане,
греки, бельгийцы и шведы,
все, кто прошел через земли,
через реки, горы, границы,
преодолел преграды,
вставшие стражей лютой
на пути безысходной жажды,
чистоты ваших лиц открытых
и сердец, распахнутых настежь, —
слушайте голос Испании.

Слушайте все, и вы,
наши далекие братья,
дети дальнего континента:
свободные американцы,
мексиканцев чистейшее племя,
презираемые мулаты
и оскорбленные негры,

кубинцы и аргентинцы,
выдубленные пампой,
молчаливые уругвайцы,
угнетаемые чилийцы,
все расы и все народы,
все люди, чье сердце честно,
кому знакомы печали,

кто груз истории носит
в усталом, но ясном взоре,
все, кто по первому зову
пришел на испанскую землю
и встал у истоков единства,
защищая наши деревни,
делясь с детишками хлебом
и кровью своею — с нами.

А наша Испания — что подарила взамен?
Грусть пыльных обочин и бесконечной дороги,
безмолвия горечь, щемящее чувство тоски,
усталое тело, уныло зудящее грязью,
шум пыли в горах и в долинах холеры набат,
наш гнев, обожженный в горниле больших городов.

Но она же дала вам,
и тем нас сроднила навек,
глубокую гордость,
мужское, без слез, состраданье
и смерть, что подобна быку,
вложившему в крик свой предсмертный всю силу и мощь:
в бою обретенную смерть!

Вам не добраться до ее ростков кощунственной рукою:
свобода угнездилась в вышине, куда не досягнуть слепой гордыне.
Так свет дневной недостижимо выше теней лесной чащобы.

И ее история —
это история роста человека,
история стремления реки к неистово бушующему морю,
история тех губ, что в напряженье неслыханном на свет произвели
звучанье первых слов,
и яростных, и алчущих, и трудных.

Понадобилось, чтоб упали годы, как стены дома, сгнившие до основанья,
чтоб пращуры ушли и их потомки, что были раньше нас.
Чтоб тысячи и тысячи людей, от нас живущих к северу и к югу,
среди лесов сосновых, и дубрав, и т о полевых рощ, листвой звенящих,
познали смерть, позор и униженье и море слез пролили,
чтобы Ты взошла как солнце над моей Испаньей,
землею, мне знакомой с малолетства.

Понадобилось людям предпочесть благую смерть,
ее завоевать, как вражескую землю, пядь за пядью,
чтоб зазвучала Ты, окрещена как именем сладчайшим из созвучий,
которое язык наш произносит так, словно ощущает капли меда.
Ты возродилась, словно заиграло у статуи холодной и фальшивой
на почерневших мраморных устах горячее и юное дыханье.
О, образец чистейшей белизны!

Вы можете, вы можете усеять камнями путь ее
иль закидать ее той липкой грязью, что на груди скрывали и в
глазах потупленных,
или в бессилье вырвать себе язык, уставший
проклинать,
но не добраться до ее ростков кощунственной рукою.

Где человек живет, там смерть гнездится.
Где кровь кипит, там холод притаился смертельною угрозой для людей.
Но Ты превыше всех, поскольку в смерти скрыта
и в жизни появляешься порою, мгновенно и неведомо откуда.
Но Ты превыше всех, ничто тебя не ранит,
ведь, чтобы ранить, нужно дотянуться.

Да, Ты превыше всех.
Твой голос — это тружеников голос, как руки их в работе, затверделый,
Ты видишься им давним обещаньем, неторопливым, как воловья поступь,
Ты видишься им хлебородной нивой, волнуемой ветрами,
и воздаянием за труд их каждодневный.
Трепещешь в небе Ты победным стягом
над зданьем человеческих усилий,
венчая все, чем славен человек.

Но кто свободен, кроме пастухов?
Но кто свободен, кроме хлебопашцев?
Но кто свободен, кроме мудрецов, философов, поэтов?
Нет, не добраться до ее ростков кощунственной рукою.
Не будете свободны в разобщенье, но только вместе
бросив вызов смерти.
Не будете свободны, если вы не проходили скорбно средь развалин,
не ощутили, как из-под обломков растет иная жизнь
и как сердца, что бьются в унисон, друг другу говорят «товарищ»,
как несозвучные биенья пульса сливаются в едином твердом ритме
и мужество родится в смертный час.