Луиза Олкотт - Старомодная девушка [litres]

– Пойдем со мной, Полли, – нерешительно поднялась с дивана Фан. – Ты подскажешь мне, что делать, – и она потянула подругу за собой к двери.

– Увидишь его – и сама поймешь, как себя вести, – сказала Полли, однако послушно пошла следом на правах почти члена семьи.

У кабинета они нагнали Мод, у которой заметно поубавилось решимости. Она робко переминалась с ноги на ногу, не отваживаясь идти дальше.

Полли тихонько постучалась и толкнула дверь рукой. Они вошли. Огонь в камине почти прогорел. Газ в светильниках был убавлен, и они лишь тускло мерцали. Мистер Шоу неподвижно сидел в своем кресле, обхватив голову руками. Враз постаревший чуть ли не вдвое, всеми покинутый, согбенный, отчаявшийся. Фанни увидела это и перестала колебаться, как ей себя вести. Она подошла и положила руки на его лысую голову с остатком седых волос на висках и затылке.

– Дорогой наш папа, мы пришли помочь тебе пережить это, – она сказала именно те слова, которые были ему сейчас нужны.

Мистер Шоу, отняв от лица ладони, медленно поднял голову. Он еще никогда не видел таким лицо старшей дочери. В ней было столько искреннего сочувствия, сострадания и любви, что его руки сами собой потянулись к ней. В этот момент Фанни с запоздалым раскаянием поняла, какой дочерью ей следовало быть, и пообещала себе, что отныне такой и станет.

Полли невольно сравнивала искренний порыв Фан с поведением эгоистичной миссис Шоу, которая сейчас забылась сном у себя наверху. С особенной ясностью девушке вдруг открылась глубина слов «и в горе, и в радости». «Именно так, – подумала она. – Жена в любых обстоятельствах должна быть опорой мужу, а не висеть на его плечах тяжким грузом. Хорошо хоть дочери теперь поддерживают мистера Шоу». Мод тихонько подошла к отцу, положила голову ему на колени и воскликнула:

– Папа! Мы не особо-то и грустим! Я буду помогать Фанни вести для тебя дом. И мне это нравится. Правда.

Плечи у мистера Шоу дернулись. Он положил руку на голову младшей дочери. В кабинете повисла тишина молчаливого единения, которую, словно страж, охраняла Полли, замершая за спинкой кресла.

– А где еще одна моя дочь? Где моя Полли? – чуть погодя спросил мистер Шоу.

Полли, покинув свое укрытие, склонилась к нему.

– Я здесь, сэр. Хотите, чтобы Том тоже пришел?

– Конечно, – кивнул мистер Шоу. – Где этот бедолага?

– Сейчас приведу его, – девушка выпорхнула из кабинета.

В коридоре она остановилась у зеркала, поправляя прическу и одежду. Теперь, когда Тома и его близких настигла беда, ей хотелось предстать перед ним еще более привлекательной, чем в дни его процветания. Она поправляла бантик на шее, когда с вешалки на нее свалился блестящий цилиндр. Эта мелочь представилась Полли исполненной глубокого смысла. Она подняла щегольской головной убор, бережно разгладила вмятину на тулье, словно держала в руках корону принца, которого вдруг лишили наследства. Девушки, знаете ли, порой бывают сентиментальны, и мужчины, хотя и посмеиваются, все же ценят это женское качество.

Том успокоился, пока не было Полли. Он спрятал платочек и сидел, с вызовом глядя на огонь в камине, словно считал его виновником всех бед и готовился сразиться с самой судьбой.

– Том, дорогой, отец хочет видеть тебя, – Полли отвлекла его от дуэли с камином.

Он поднялся на ноги и протянул ей руку.

– Идем вместе. Нам без тебя не справиться.

И на сей раз она не решилась ему возразить.

Разговор состоялся длинный и доверительный. Ненастья и катастрофы, как ни парадоксально, часто укрепляют связи в семье. И пока мистер Шоу рассказывал о невзгодах, молодые люди корили себя за черствость и невнимательность. Они не замечали идущего шторма, оставив отца сражаться в одиночестве. А теперь гром грянул. Оправившись от первого потрясения, они почувствовали потребность говорить о случившемся, обнадежить друг друга. Так люди, застигнутые внезапно хлынувшим ливнем, прячутся под укрытием единственного зонта.

Радоваться было, конечно, нечему, и разговор вышел очень серьезный. Мистер Шоу, неожиданно найдя поддержку в детях, заметно приободрился. Падение уже не казалось ему непоправимой бедой, а Том, Фан и Мод, успокаивая его, тоже почувствовали себя куда лучше. В кабинете даже раздались раскаты дружного смеха. Девочки развеселили отца нелепыми вопросами о ведении дел, Том принялся строить фантастические до комизма планы выхода из кризиса. И уж просто до колик заставила всех хохотать Мод, которая серьезно сказала:

– У меня будто гора с плеч свалилась. Когда папа сказал, что мы должны от всего отказаться, а мама назвала нас «несчастными попрошайками», я подумала, что придется ходить по соседям с большой корзиной и выпрашивать у них объедки. Не думаю, что мне это понравится. Терпеть не могу индийский пирог и холодную картошку, а они чаще всего достаются бедным людям. И потом, не хотелось бы, чтобы Грейси и другие знакомые видели, как я отираюсь у задних дверей.

– Приложу все усилия, чтобы моей девочке никогда не пришлось делать ничего подобного, – крепко прижав к себе младшую дочь, сказал мистер Шоу.

– Я бы это делала, папа, если бы ты решил, что так надо. Я ведь правда хочу помочь, – откликнулась Мод.

– И я тоже, – подхватила Фанни, размышляя, что ей придется носить перелицованные старые платья и самой чистить перчатки.

Том молча придвинул к себе листок с цифрами, которые написал отец, и тщетно пытался в них разобраться.

– Не преувеличивайте проблемы, – сказал мистер Шоу, – но будьте готовы к неудобствам и неприятностям. Придется на какое-то время спрятать подальше гордость. И помните: бедность не позор, в отличие от бесчестия.

Полли всегда любила мистера Шоу, а сейчас немного стыдилась, что раньше считала его сосредоточенным только на добывании денег.

«Не удивлюсь, если эта история пойдет семье на пользу, – размышляла она. – Миссис Шоу придется труднее всех, но, может, крах ее немного встряхнет. Забудет про свои нервы, погрузится в дела и превратится в счастливую и занятую женщину, как моя мама». Полли искренне надеялась, что так и будет. Она не боялась бедности, хорошо зная ее светлые и темные стороны.

Полли первой выходила из кабинета, однако, не удержавшись, обернулась и полюбовалась, как дочери нежно желают отцу спокойной ночи. Том, в отличие от сестер, просто молча пожал ему руку. Таковы уж мужчины: чем сильнее чувствуют, тем меньше это показывают. Резко кивнув головой, он стремительно ринулся бежать на второй этаж, будто за ним гнались фурии. Ну а разве не фурии наши эмоции, когда они норовят в любой момент вырваться потоком предательских слез?

Несколько следующих недель семья Шоу открывала для себя истину, знакомую каждому в подобной ситуации: богатство, едва начав убывать, удивительно быстро тает. Мистер Шоу последовательно и энергично продал все, что мог, выполняя взятые на себя обязательства. Даже самые черствые кредиторы были изумлены и растроганы. Большой дом продали. Семейство перебралось в маленький и воспользовалось обстановкой, которую оставила там мадам, когда переехала к сыну. Все эти старомодные вещи теперь, в тяжелые времена, представлялись им щедрым и ценным подарком.