Петр Альшевский - «Малая кровь»

Желтков щупает Лидин лоб, пульс на Лидиной шее ищет; спиной вперед от нее отдаляется, деловито оглядывает комнату и набирает номер.

– Здорово, Михаил, – сказал Виктор. – Желтков говорит. Все свое бросай и мчись ко мне на Красноказарменную. Что случилось, Миша, то случилось – приедешь, тут же поймешь. Приезжай непременно на машине. Без нее твой приезд мне нынче на хрен не сдался! Грублю, потому что психую! Что ты сейчас перед собой видишь? Нет, ты мне расскажи. Хмм… хмм-хмм… смешно сравнивать! А вот то! Сам увидишь! На машине ты подъезжай к дому не там, где до этого проезжал, а в объезд – у магазина свернешь и вниз. Чуток повиляешь. Тот проезд бетонным кубиком перегорожен. Я старался его откатить, но он неподъемный. Для кого старался? Разумеется, не для тебя. Я тогда и предположения не имел, что оно сюда повернется. Что я на дрожащий ногах говорить с тобой буду. С товарищем моим по грибам… что? Отложить до вечера не пойдет. Ботинки на педали, руки на руль и ко мне. Стремглав! Разудалым полудурком, да… давай.

Виктор Желтков тяжело присаживается рядом с Лидией.

ПРИЕХАВШИЙ Карпунин зреет Желткова бродящим по комнате и неподалеко от лежащей Лидии Шикиной размышляющим о том, что бы еще доложить к образовавшемуся на полу скоплению из бытовой техники, одежды, фарфора и всего остального.

– Мышление у тебя продуктивное, – промолвил Карпунин.

– Я в миноре, – пробурчал Желтков.

– Потерю ты понес, но она твою сообразительность не укоротила. Все эти вещи, как мне видится, покойной принадлежали?

– Совместно нажитые, – ответил Желтков.

– Ну и что же из приготовленного к вывозу куплено конкретно тобой?

– Покупала она. Но покупки совершались и на мои деньги.

– Их ты тратишь на сына, – сказал Карпунин. – Транжирить их на обустройство квартиры твоей сожительницы не твой стиль. Ты квартиру ни блюдечком, ни лампочкой не пополнил, но Лидия на тебя взором очарованным. И ты вертел ей, как хотел.

– Я был с ней вежлив.

– Но роман с тобой стал для нее фатальным. Ты куда надо уже сообщил?

– От тебя приеду и позвоню, – сказал Желтков.

– А где ты намерен краденое разместить? – спросил Карпунин. – На мой дом или гараж ты не рассчитывай – туда ты ничего не положишь. Я и отсюда не повезу. Вызову у тебя сожаление, но перед могучим штырем закона зад не отклячу. О-е, о-е… коленкор не по мне. Ты мне мне это «о-е» не раскодируешь?

– Я… хмм… порой женщинами овладевает возбуждение и они стонут: о-е, о-е.

– «О» и «Е», – улыбнулся Карпунин. – Огромная Елда.

– Ты не впустую смолол, – кивнул Желтков. – К этому, Михаил Геннадьич, я и подведу. От нашей сексуальной жизни Лидия наполучала удовольствие куда значительней, чем я, и мне требуется компенсация. Вещественная. Вещи продам – станет денежной. С каким-нибудь заслуживающим доверия барыгой ты меня не сведешь?

– Толкнуть ювелирный предмет я бы тебе помог, но ширпотреб… а чего бы вместе с прочим и ее драгоценностями не поживиться? Камень преткновения тут в чем?

– В ее сестре, – ответил Желтков. – Квартира перейдет от сестры к сестре – не ко мне же… сестра Ольга сюда обязательно придет. И в засаду не попадет! Я бесконфликтно отдам ей ключи и мы друг с другом навсегда раскланяемся. Но если Ольга полезет в шкатулку и никаких драгоценностей в ней не обнаружит, она начнет встречи со мной искать – через мою бывшую жену, через сына… она меня разыщет и, вероятно, упечет. Она бы и без кражи в тюрьме меня сгноила. За сестру. Как будто я ей смерти желал.

Глаза Лидии закрыты и польстивший бы ей взгляд Виктора Желткова она не видит.

ОЛЕГ Аринин на скамейке с Хароновским – глаза у Олега открыты, но в них оледенение.

Хароновский постукивает Олега по щеке. Лед в глазах Аринина тает.

– Я спал? – спросил Олег.

– Вы не храпели, – ответил Хароновский. – Объективней будет сказать, что вас поглотил не сон, а видение.

– С акцентом на пустыню, – пробормотал Аринин.

– Вы в ней не тосковали?

– В кресле под навесом жизнью я был доволен. Когда меня из-под него уводили, в моем счастье появлялись червоточины. Солнце… густой налетающий песок…

– Легко представить.

– Я шел не за кем-то пес знает кем – за своим отцом, за девушкой, которую я любил: прошелся и убедился, что мне с ними лучше быть врозь. Без них и без всех сидеть под моим навесом с апельсином и впечатлением, что я состоялся… мне бы впечатление закрепить. Для закрепления применяется цементация, битумизация, силикатизация… для меня наиболее подходяще вынырнуть там, в пустыне, повторно. Под моим навесом я еще побываю?

– Похожий навес несложно и в реальности соорудить, – сказал Хароновский.

– Верный ориентир я ухватил, – кивнул Аринин. – Удобно обособиться я постараюсь и здесь, но пока мне бы в пустыню. Она меня, знаешь, на мажорный лад настраивает – я бы в нее и под артобстрелом со всех ног припустил. Ты меня в нее отошлешь?

– Сообща мы что-нибудь придумаем, – промолвил Хароновский. – Тебе кажется, что пустыню выбрал для тебя я? Отправить я тебя отправил, но выбор, куда отправиться, он твой. Ты мог бы очнуться на дворцовой балюстраде, на карнавале, в центре управления полетами, на ледоколе в спасательной экспедиции, на пышногрудой боярыне в полном экстазе… ты склонился к пустыне.

– К навесу в пустыне, – поправил Аринин.

– К нему, да. Жевать под навесом апельсины для разумной личности не мелковато?

– За жар-птицей я больше не гонюсь, – ответил Олег.

– Что умно, то умно, – вздохнул Хароновский. – «На море, на окияне, на острове на Буяне, сидит птица, птица жар-птица. Она хвалится-выхваляется, что все видела, всего много едала: и царя в Москве, короля в Литве, старца в келье, дитя в колыбели…».

ОЛЕГ Аринин под навесом. Рассевшимся, постепенно набирает радужность чувств. И разом ее утрачивает – к навесу скачут олени. В упряжке Дмитрий Судачев и некто полуодетый, сердитый, духовный; слегка не доехав, Судачев оставляет упряжку и доходит до Олега пешком.

– Человеку под навесом мое здравия желаем! – воскликнул Судачев. – Ну и что тут у тебя? Лишений не терпишь?

– Не бедствую, – процедил Олег.

– А чего хмури в глаза нагнал?

– Из-за тебя, – ответил Аринин.

– Насколько у меня отложилось, наведывания к тебе под навес не под запретом, – сказал Судачев. – Кому нужно к тебе, тот по работе или из спортивного азарта направляется как раз к тебе. С визитом.

– Твоим правом на визиты ты, Дима, злоупотребляешь, – промолвил Аринин.

– Повод представился, и я приехал. Доставку святого Николая тебе произвел.

– Репореза?

– Свою плоть он умертвлял, но резал ли и что резал, я не осведомлен, – пробормотал Судачев. – О подробностях его самоистязаний ты у него самого вопросами повыпытывай. Но помни – он товарищ твоего склада… не компанейский.