Петр Альшевский - «Малая кровь»

– Если он такой замкнутый, что же он ездит ко всем кому ни попадя? – поинтересовался Аринин. – В упряжку ты посадил его силой?

– Запрыгнул он в нее сам. И сказал, что вези-ка ты меня, ямщик, к Олегу. Я сказал, что Олег то там, то не там, его местопребывание переменчиво, но он рявкнул: «Ты тень на плетень не наводи! Олег под навесом! Сдергивай оленей твоих горячих и к Олегу!».

– Он говорил эмоционально, – промолвил Аринин. – Чтобы ко мне подойти, ему особое приглашение необходимо?

– Кто его разберет. Со мной он был без комплексов, а тебя стесняется что ли… я к нему подскочу и уточню.

Судачев вышагивает к святому Николаю и, удостоившись от него каких-то слов и назидательных покачиваний указательного перста, шагает назад к Олегу.

– И что тебе передали? – спросил Аринин.

– То, что не он к тебе, а ты к нему, – ответил Судачев. – Идти к нему должен ты.

– Из-под навеса я не выйду.

– В какую бы позу ты ни вставал, по ранжиру святой Николай тебя превосходит, – сказал Судачев. – Как более низшему, проявить уступчивость тебе не зазорно. Ты, Олег, пораскинь, кому ты уступишь – не дьяволу, а святому! Мне ему сказать, что ты сейчас подойдешь?

– Я дал обет из-под навеса не выходить. Он для меня сдерживающий фактор, что ты святому и скажи. Святой обязан меня понять. Заявит, что на обеты он клал – свою репутацию уничтожит.

– Святой Николай способен сказать, что у тебя не обет, а уловка, – промолвил Судачев. – Обет – это религиозная клятва. А в твоем сидении под навесом какая религиозность?

– Нисколько меня не выматывающая. Святым, конечно, себя помучить – хлебом не корми. Морят себя, корежат, хлестают, Богу и приблизиться к ним боязно. Ко мне под навес Он бы и то вошел охотнее.

– Вошел бы или уже входил?

– Увидеться с Богом было бы хорошим опытом, – усмехнулся Аринин.

– Но ты-то… ты-то с Богом пока не виделся?

– Ты, Дмитрий, на меня слишком давишь, – сказал Олег. – Отвечать я тебе не желаю. В Москве я тебя и о женщинах-то, которые к тебе приходили, не спрашивал, а ты меня о Боге… такта в тебе с мышиный хер. Чего ты не уходишь? Для передачи святому Николаю я достаточно тебе сказал.

По-военному крутанувшись на пятках, Судачев марширует к тому, кто его выслушивает, отрицательно мотает головой и, не прекращая мотаний, извлекает свое тело из упряжки.

Дмитрий Судачев садится и уезжает.

Святой Николай без любезности и охоты подгребает к навесу.

– Ты его не морочил? – спросил он у Аринина.

– В эту игру могут играть и семеро, – промолвил Олег.

– Семеро лгунов? Тягающиеся в составлении вранья о том, где каждый из них видел Бога? Лгун Виссарион скажет, что в харчевне, а лгун Олег, что под навесом! И на лжи никого из вас не поймаешь! Только самому Богу под силу вас в ней изобличить – не показывался Я перед ними, трубно из-за туч воскликнуть, не достойны они этого! Миряне греховодные!

– Вы, святой Николай, взгляд-то смените, – порекомендовал Аринин.

– А чем он тебе не в масть?

– Если вы будете на меня смотреть, как армейский дед на салагу, мы с вами не поладим.

– Ума не приложу, с чего бы мне с тобой ладить, – проворчал святой Николай. – С тем, с кем случилось непредвиденное – Бога он узрел! Обтирал об штаны липкие после апельсина руки, а тут Бог… на последнем издыхании за витаминами приковылявший! Он, да не он! Базы, чтобы увидеть Творца, в тебе, Олег, нет. Чем она создается? Молитвами. Постами. Еженощными убиениями начала плотского. На всем этом я много здоровья оставил… а Его так и не увидел.

– А вы убедите себя, что видели, – сказал Олег. – Примите нестандартное решение. Когда вас везли ко мне на оленях, ваши глаза что-нибудь углядели?

– Зебру, – ответил святой Николай.

– Не в стаде?

– Она от него, наверное, отбилась.

– А возможно, она нестадной и живет, – сказал Аринин. – Равно, как и Он… Бог.

– Бог в звериной шкуре? Я, Олег, чисто случайно знаю, что это полный бред.

– О-ооо, не скажите, – протянул Аринин. – Шкура у зебры такова, что сходство прослеживается четко. Шкура у нее черно-белая. Его цвета. В Боге же есть и белое, и черное.

– Черное от дьявола! – вскричал святой Николай.

– Не думаю. На двойственной божественной природе до меня никто не настаивал?

– Имели глупость, имели… и в количестве, зашкаливающем за миллионное. Он еще спрашивает! Надеется, что никто… да полно кто!

– Братский им от меня привет, – промолвил Аринин.

– Проклятия им, а не привет, – процедил святой Николай. – Стружку с них Господь снимет!

– По-злому?

– Ну уж понятно, что не цацкаясь!

– Причинение боли, – сказал Олег. – Дарование удовольствий. Светлое и темное. Его неотъемлемые черты.

– Зебра и ее уподобление Создателю, – пробормотал святой Николай, – в моей памяти свежи… но зебру и Творца я, не взирая ни что, разграничиваю! Она – не Он, Он… не она, я всеми правдами и неправдами буду доказывать, что Он – не она.

– А я возражу, – заявил Аринин. – Если Он – это все, то Он – это и она.

– Да как же Он – это она, ну… не она… та зебра была какая-то чудаковатая! От нашей упряжки до нее полверсты, ближе нас к ней никого, ей ничего не грозит, а она, будто бы от кого-то обороняясь, копытами взбрыкивает. Удары плотны настолько, что воздух и за сотни метры от зебры шевелением шел… удар и пошел поток.

– Продувка.

– Моих мозгов? – спросил святой Николай.

– Их самых. Что, помешает?

– Нет.

– И кем же, вы полагаете, ваши мозги продуты? Зеброй обыкновенной или зеброй-богом?

– Почетнее, чтобы Богом… если она – Бог, ты, Олег, мне ответь, с чего она психует. Кого ей опасаться? От кого обороняться? Почему бы в добронравии и умудренности ангельски не пастись. Чего она копытами размахалась?

– Богатырские забавы, – промолвил Аринин. – Устраивает же Бог тайфуны, смерчи, землетрясения.

– С незапамятных времен, – кивнул святой Николай. – Это нам за наше непослушание и отступление от заповедей.

– А по мне, на Него просто находит, – сказал Олег. – Как бы идеально мы себя ни вели, запускать цунами Он продолжит, ох, продолжит. Да, святой Николай? Для признания очевидного духу вам не хватает. Я вижу, что оленями правит Димитрий, а вы кого видите?

– Его же, – заметив возвращающуюся упряжку, промолвил святой Николай. – Нового седока он взял.

– Посещение моего навеса на убыль не идет.

Высадив около навеса безбрового атлета в перетянутом веревкой сюртуке, Судачев отъехал, но не уехал.

Атлет пошел к людям.

– Подпорхну к тебе в избушку, захвачу с собой чекушку, – промолвил он. – Это из того редкого, что я зарифмовал. Из басни «Странник и брадобрей».

– А я догадываюсь, кто вы есть, – сказал Аринин.

– Жена вас поднатаскала. Про «Замоскворецкий кружок гуманистов» она вам не говорила?