Алексей Жак - Перевернутое небо

– Ладно, не переживай, – не стал себя журить Дикарев, даже тогда в прошлый раз, когда закончился таможенный осмотр и судно в конце концов вышло в море, – тут самое безопасное место и есть. Здесь точно никто не найдет.

Он только вздрогнул, и сердце его еще на короткое время защемило, когда услышал, как взбешенный капитан грозился открыть пальбу по людям на причале.

– Нет, он не может знать о моем тайнике, – успокоил себя Сергей, но ночью все же спустился вниз и пошарил в трюме под пайолом.

– Не дам отрезать на пеньковом тросе ни одной каболки, – горячился и пугал хмельной Белоусов. Пугал больше для виду, больше для своих подчиненных, собравшихся на ужин, нежели самих аборигенов. – Это уже политическая акция называется, а не хулиганство: канаты принадлежат судну и находятся на его территории, и территория эта является неприкосновенной. По сути, они, эти веревки, не что иное, как граница Советского Союза, кто ее нарушит, их нарушит, будет иметь дело с целой державой, а не просто судиться с судовладельцем.

Однажды утром Белоусов все-таки дозвонился до таинственного крутого коммерсанта – владельца судов и пароходов. Он вышел из радиорубки в превосходном настроении, восторженный, как будто получил известие о перечислении Нобелевского гонорара, а не скромной суммы в двадцать пять тысяч канадских долларов. Экипаж ликовал. А вечером в столовой устроили праздник, кульминацией которого стала раздача свеженьких, пахнущих типографской краской «долларей».

1.

– Это уже давно ни для кого не секрет, – поделился новостью с Дикаревым командированный на траулер технолог рыбфабрики. Он впервые вышел в море и очутился в непривычных для себя походных условиях. Говорил он полушепотом, стоя на ступенях перед входом в морозильный отсек («Тут сто процентов никто не застукает»), – разве что для тебя эта новость окажется диковинкой. Всем известно и это факт, что до момента выплат аванса ни у кого не осталось ни копейки, ни одного припасенного цента, – он посмотрел на Дикарева, как бы изучая его, или просматривая через рентген, сканируя, контролируя наличие или отсутствие реакции на замечание. – Ладно, хорошо. Проехали. А что, если я тебе доложу тот факт, что капитан со старпомом – думаю, что здесь не обошлось без участия боцмана, – нехило поживились на продаже выловленной рыбы.

– Что ты говоришь? – Сергей изобразил на лице испуг и удивление, хотя ему было совершенно безразлично, чем в свободное время занимаются другие члены экипажа и насколько далеко они зашли в своих меркантильных интересах.

Он бы и сам туда нырнул, в атмосферу вседозволенности и всемерного (всемирного) обогащения, если б таланты позволили, но, как говорится: если не дано, то и пробовать не нужно, иначе поплатишься. Не головой, так сумой.

Он и молчал, тем более, если речь шла о руководстве; тут вообще получался полный ералаш: кто-кого блюдёт и контролирует на советских (или уже постсоветских) судах было не разобрать. Ему еще памятна была срочная служба на кораблях ВМФ, когда замполит считался заместителем бога и государя на земле – есмь один в двух лицах. И не дай бог ему ослушаться или прекословить, кара не заставит себя ждать – изыдет дьявол и тогда, как говорится, аминь.

Оттого его менее всего интересовала информация: насколь полно и законно использовало свою абсолютную власть начальство их корабля в кавычках для собственного обогащения. И персонально те люди, на которых указал чем-то обиженный и обделенный технолог.

– Ни фига себе, – прибавил Сергей, откровенно потешаясь.

– Да-да, – торопился выговориться невысокого роста и плотного покроя мужичок лет тридцати, ущербной, это было видно по всем показателям, образованности и, надо прямо сказать, обладатель не вполне достоверного, сомнительного диплома.

Он упрямо закрывал глаза на откровенное издевательское начало над выдвинутыми в сторону начальства обвинениями, сильно потел и все время поправлял на лбу намокшую челку, хотя стоял почти напротив парящего из щелей морозильника.

– Поживились. Факт. Я почему это тебе рассказываю?

– Почему?

– Потому что уважаю тебя и ценю. Ты единственный на судне человек, кто в достаточной мере образован и начитан. И знаешь к тому же английский язык. Не бери в счет штурманов и механиков. Да, они имеют образование, но оно специфичное, узкое, и не дает всесторонних знаний. Отними у них их профильные знания и умения, и что останется? Пустое место. Они и ведут себя, как простые мужики, мужланы. Никакой культуры, ни грамма понятий о чистоте отношений, об этике и совести. Другое дело – ты, Сергей. Ты – москвич, и воспитание… воспитанного и культурного человека видно из тысяч.

– Тяжело вам, наверное, живется в их обществе? Вы вроде тоже из Архангельска.

– Да-да. Ты прав, Сергей, во всем прав и в главном тоже. Тоже оттуда, из Архангельска, но я не могу с земляками ужиться, и чувствую себя, как в террариуме среди змей. Это быдло какое-то, другого, подходящего определения не найду, подлое и корыстное, отстой, а не люди. Общение с ними доставляет мне массу неприятных моментов, поверь мне.

– Сочувствую.

– Я здесь ненадолго. Хотелось посмотреть на другие страны, валюту заработать. Но вижу всё это не моё, – у Сергея опять екнуло сердце, – еще от силы один рейс и уйду. Ты не мог бы мне помочь с переводом. Я тут договорился с одним типом из местных. Мы встретимся завтра в баре, ну ты знаешь, в том на горе, «Пайротс кейф» называется, там еще такая большая стоянка для автомобилей и огромный комплекс с танцзалом и игровыми аппаратами.

– Знаю, слышал, но не был ни разу.

– Отлично. Вот и сходишь, развлечешься заодно.

– У меня все равно лишних денег нет.

– Что, бережешь валюту? Чего купить надумал?

– Коплю, – Сергей неопределенно развел руками.

– Хорошее дело, если с умом подойти, и если ради чего стоящего. А я уже, дурак, половину аванса в баре пропил. Не могу без расслабляющего. Я ведь, ты понимаешь мое состояние, теперь, когда я с тобой поделился наболевшим, постоянно в напряжении. Нервы расшатаны.

– В этом я вряд ли вам помогу.

– Смешно.

Технолог опять стер пот со лба.

– Я, ты знаешь, может быть, даже вообще не вернусь домой, обратно в Архангельск. Чего мне терять, чего я там забыл. Эту серость, эти деревянные мостовые и трескучие морозы. Я потому с тобой делюсь и откровенен, что доверяю тебе. На все сто процентов. Ну, может, не на сто, но на девяносто девять точно.

– Зря, наверное, – задумался Сергей, – но можете быть спокойны: не выдам, если решитесь. Меня самого подобные мысли посещали иногда, но в итоге я от них отказался.

– Конечно, если б я жил в Москве, то тогда бы и я не сомневался, на твоем месте. А на моём… Там, где я нахожусь… чего уж там, скажу напрямик: хуже не будет. Мне бы вот деньжат побольше. С деньгами легче начинать новую жизнь. А, как ты считаешь?