Алёшка Емельянов - Битум

Пускай внизу медали,

как звёзды, им горят…

Василёк

С добрейшим Машутром, цветочек,

уютных ночей светлячок!

Медальки прекраснейших мочек

сияют с серьговым пучком.

Светилом ясней поднимайся,

пространство собой озаряй,

и счастье творить принимайся,

мечтами, добром засоряй

все взоры, смотрящие грустно

иль вовсе незнавшие сна;

мелодией лейся искусно!

Ты, будто живая весна!

Танцуя в пижамном убранстве,

отпив мёд, цветочковый чай,

войди в мир таблеткой, лекарством,

лечи его, свет излучай,

и радуй печальные лица

улыбкой, чтоб лёд растопить,

цвети и живи озорницей,

какую хотят все любить!

Просвириной Маше

Гламурная болезнь

Вколите мне в губы резину,

желаю бровей татуаж,

из стружки причёску-корзину,

пейзажный, крутой макияж,

моднейших одежд и вещичек,

бутылку vip-vip коньячка,

вполне человеческой пищи,

массаж и шугаринг сучка,

и плавать расслабленно в море,

ныряя за жемчугом днём.

Намажьте на коже декоры

и мушку забейте гвоздём.

Всё это ведь есть у Мальвины!

Кипит аж бревенчатый пыл.

Червяк в голове Буратино

сожрал ум, который чуть был.

Желающий покоя

Дайте, китайцы, покоя,

люди народностей, рас!

Я в мавзолейском покрое

вволю наслушался вас,

вздохов, речей бестолковых.

Взгляды век чешут стекло,

что аж зудят небелково

глаз позакрытых окно.

Будто в окованном трансе,

смирно, без чувства лежу,

но вот внутри так опасно

нервы искрят, и молчу.

Как муравьи над добычей,

стая шакалов, волков,

и вереницею птичьей -

долг и обычай веков!

Коль и схоронят с отпевкой,

тело изведает мреть,

черви, кроты и медведки,

знаю, придут посмотреть…

Sondercommando

Горит чурак телесный,

доел костёр губу,

шкворча тяжеловесно,

летя дымком в трубу.

Коптят носилки, стенки

чуть бледные дрова.

В четыре пересменки

вершат рабы дела

в угоду чёрту, бесам.

Творятся пал и мор.

Печными углем, лесом

стал шапочник, актёр

и жёны их – штакеты.

Дым хлопьями из труб.

И даже щепки-дети

в пылающем жару.

От пламени и крови

краснеет дверь, кирпич.

В весельи адском брови

заказчиков, чей спич

ехидно, зло сверкает

клыками в свете, тьме.

Вертеп злой не сникает.

Гарь, акты, как во сне,

по воле слов, декретов.

Я – раб, что должен жечь.

И коль дотлеют эти,

то мной заполнят печь…

Черепки – 3

Монеты, скоплённые детством

от сдачи бутылочных тар,

вмиг отняты были посредством

родивших. Бьют слёзы и жар.

***

За общим столом тишина

как форма семейного счастья?

Нет, то – безразличья волна

и первозначенье ненастий.

***

Гляжу на улицу, не видя счастья дома,

и собираю блик улыбок, краски в ларь.

И век живёт внутри эмоций кома.

Но за окном всё те же мусор, хмарь.

***

Сорок три позы меж дней

влажно и жарко балуют…

Но лишь одна всех важней,

где тебя просто целую…

***

– Давленье сто сорок на сто

и мутность в седой голове…

– Идёшь ты к обеду, иль что?

Купить одну лампочку, две?

***

Высоковольтный провод

зубами, крик дитят.

Курю, пивной бью рокот

с другими. Яжемать…

***

Одной пузырь-обуза,

что был послушен, тих,

созрев, истёк из пуза,

теперь груз для двоих…

***

Не в дни веселия, а страха,

чумы, горенья душ и пихт,

в период войн, тоски и краха

мной был написан лучший стих!

***

На ключ берлогу, в уши пробки,

под бок бочонок, самосад,

и для спокойствия, страховки,

от муравьёв – початок в зад.

***

Я много видел дел, приколов,

несправедливости, но так -

нет прилагательных, глаголов

у слова "хна" – обидный факт.

***

Часы ломаются – не вечны.

Застынет время и ход лет.

Иль коли их побьём увечно,

то перестанем все стареть…

***

Мир называя корявым и гадким,

что отзывается в каждой судьбе,

чьи расшатались фундамент и кладка,

часто мы меряем всё по себе.

***

Бывают боль и грусть итогом

от ласки, лишним Бог, родня.

В пылу любви сгорает много

от чересчурного огня…

Шарики

Зелёный, красный шарик,

а между – целый ярд.

Фонарь над тканью жарит.

Весь вид – почти бильярд.

Живут, вращаясь, стоя,

сверкают, ждут тычка.

Сукно в преддверьи боя

с боков иль свысока.

Вокруг святое действо.

Парю, как Бог. Миры!

Как избран для судейства

на тихий акт игры.

Так грустно, одиноко

шнуром прицеплен я

стеклянно и двуоко

вишу, на них смотря.

Тут ширь и звёздь резная.

Сюда ль придёт душа?

И бабочка стальная

мигает шнур держа…

Камедь

Янтарный желвак иль застывший сироп

из дерева вытек, смолою замёрз.

Он полз, чтоб коснуться зелёнистых сдоб,

бутонов волшебно раскрывшихся роз.

Пузатая капля. Недолгий поход.

Подтёком сияет в лучистом гореньи.

Проторил кротом он кору и свой ход,

направил себя по тропе избавления

от плена древесного, тверди и тьмы.

Лишь греются кожа и листья с плодами.

И он возжелал посмотреть в эти дни,

и вырвался лавой, простившись с годами

незнанья и мрака, спокойной тоски,

в годах исполнения чёткого долга,

густого теченья… Пробил он куски

и щели, снаружи ища ли свет, Бога.

Законы нарушил, тюрьму распахнул,

нарывом застыл на коричневой коже,

но всё же увидел, влюбился, вздохнув,

и путь он закончил, едва ли чуть пожил…

Долг родителям

Обиженность ребёнка

и рёв – он детски ждал

машинки иль котёнка.

Но их не обещал

никто. Но ждал отважно.

Пусть будет год не сыт,

пусть холод, мрак очажный

и дырка в дне корыт,

зато главней подарок

как данность, факт и долг.

И крик меж комнат, арок,

призыв взять требу в толк!

Похожесть с этим делом

родительская рать,

что слёзы льёт кряхтело

о свадьбах, чадах чад…

Болезнь настроения

Один портрет из страха,

из сотен мер, частиц,

и кашицу с размаха

создали зёрна лиц.

Слились в единый ужас.

Свой уник, красоту

для общей жижи, туши

отдали ум, мечту

во имя сказа, воли,

поддавшись дуракам,

тискам, пинкам и вою,

кривым, сырым рукам

друг друга, портретиста.

Вся зелень, синь и желть,

и бель, и аметисты

спаялись в хмурость, желчь.

Кишат крикливо скупость

речей и чернь мастей.

Боязнь, испуги, глупость

вершат всю суть страстей.

Одним лицом с ехидством,

сжевав тревоги яд,

в паническом единстве

различья их глядят

на лупу телепризмы,

вкушая горький корм,

питаясь грустью жизни

и новью жутких норм…

Необходимости

Без солнца вянут травы,

без счастья, ласки, губ

сердца и руки, главы.