Алёшка Емельянов - Битум

Без вод твердеет сруб.

И семя, нить росточка

погибнут без дождя.

Могилой станет кочка,

не смокнув, для червя.

Без тока преют воды.

Без дел и без труда

дни, месяцы и годы

болотится мечта,

как птица без полёта,

как капли в облаках,

как мёд скисает в сотах,

как сено, корм в стогах,

как рыба в тесной луже,

как правда в злой молве,

как страсти, воля в туше,

как рифма в голове…

И также невозможно

без уст, объятных ласк

прожить в тоске подкожной

без Вас, сочнейшей Вас!

Просвириной Маше

Домашний вечер

Рыже-сиреневой ватой

небо сияет. Апрель.

Вечер печалит затратно.

Луж невысокая мель.

Трещины веток на стенах

плавно колышутся в такт,

будто бы тени на сценах,

в начатых полупотьмах.

Сизо-темнеющий сумрак

мутно цветенья накрыл

пледов, диванов и турок

медных с узорами крыл.

Грудь оголённая ищет

свежий поток из окна.

Клумбы по-прежнему нищи.

Крона на зелень бедна.

Ветер невидно вздыхает,

видя весенний момент.

Скучно глаза наблюдают

полутревожный сюжет…

Безтебятье

Будто бы хмуростный год,

гибель и транс, суховей

стопор, густой недород,

пыль или скудость идей,

томность, плевки в темноту,

ввгляды в ту искру звезды

или пролаз в черноту

злой, темновой борозды,

и воздыхания ввысь,

и погруженье в стакан

или в озёрье без брызг,

или в зажитости ран,

иль искажение дум,

темь, каменеющий фас,

и отстраненье от сумм

дел, человеческих рас,

иль отлученье от всех

тем, приказаний и вер,

и всемученье, как грех,

бунты, отказы от мер,

иль как чума и стрельба

по вселистве и воде -

это то время, когда

я без тебя, как нигде…

Квартира стороной на запад

Всегда наблюдаю закат,

ведь окна жилища на запад.

С востока пылает раскат

светила, что плавит фасады

и сушит окрашенный стан,

этажную спину, мех сада,

что требовать дождь перестал,

смирившись с палящим раскладом.

В моей же сторонке тенёк,

прохладные бризы, мельканья,

безшторье и ламп огонёк

с неярким вечерним миганьем.

Кирпичья соседних домов,

как корка, что солнце карает,

обложки старинных томов,

что вечно рядком выгорают.

Стекляшки их жёлто горят,

мои же – оранжево-красно.

Я вижу не только закат,

но также луну очень ясно

и сумрак, туманность и ночь,

скопленье углей, умиранье,

победную тёмную мощь,

что вводят меня в засыпанье.

Ответно луна, алый диск

глядят на меня с утомленьем,

склоняюще зрения вниз,

на тленье моё и старенье…

Апрельские облака

Туч хлопок клубится помято.

Лежит их осколок-мелок.

Их пышную серую вату

жуёт со столбов ветерок

и птахи кусочками щиплют

тот пух – угощенье небес.

Порою надкусано сыплют

капели и крошки на лес,

зимою ж снежком посыпают,

что после на тропах хрустят.

К закату, румянясь, сгорают.

Прям булочный пир для ребят!

Иль это густые пылинки

от мётел на синем полу

слуг божьих, седые малинки,

отщепки кусков на балу?

Но нам лишь доступны для ока

их формы, края, их сосуд,

плывущие тающе в гонке,

показе ли моды иль блюд.

Волшебный расклад гастрономий

в просторе далёких широт!

Вкушаем морганьями комья,

раскрывши от прелестей рот.

Лишь только гурманы и птицы,

чтоб голод иль власть утолить,

взлетают, а мы, подняв лица,

довольно на чудо глядим…

Отсутствие

Пылящие полки, пусты антресоли,

к тарелкам присохла вода, тишина,

и будто бы раны накушались соли,

за речи паршивые въелась вина.

Не чуется больше присутствия Бога.

Гудят шифоньеры от дум, сквозняков,

что, как барабаны, стоят кособоко,

и вещи кучкуются в пузах тюков.

А домик, как келья, где память (и только),

как гроб фараона, где всё есть, смотри!

Слюна, как застрявшая горькая корка.

А что за окном – пусть хоть ныне сгорит,

кремируя прежние встречи, предметы,

что могут напомнить, слёз выдавив сок.

Смотрю, составляя из прошлого сметы,

как сизо, привычно блестит потолок,

портреты пристыли к иссохшимся рамам,

прилипло к картону и стёклам лицо,

пленённое между, то фото, где мама

улыбчива рядом с суровым отцом…

И вмиг понимается – к чёрту забавы,

что ссор уж не будет и гостя с ключом,

что некого даже, как прежде поздравить,

с весенним и женским, всемартовским днём…

Видение

Вдруг вижу: из сумрака выход,

кишащий такими, как я,

без темы, желания выгод,

с идеей семьи и труда,

сады и густые травинки,

нагие тела на лугах,

цветы и нектара соринки,

и солнце в мельчайших кругах,

кленово-гречишные вкусы

и запахи, сок янтаря,

бывали, конечно, укусы,

но это случайно и зря.

И самого злейшего вижу -

дымится большой великан,

в седом балахоне он пышет,

как дышащий пеплом вулкан,

бьёт паника, ужас картечью,

туман слезоточит бойцов.

Разбойника с хриплою речью

я мутно узрел, воровство,

отсутствие сот-этажерок,

все живы, лишь странный пожар,

а после горячки и смерок

смиренье и скоконный шар.

Я кем-то взираю чуть сонно,

в прощёлки на снег и на лёд,

отбившись от кучи резонно…

Виденье, отведавши мёд…

Малиновый творог

Железным мгновеньем живу,

ныряя то в горечь, услады.

Сегодня над пашней плыву,

черпая малиновый запах

и кашицы розовый цвет.

Творожные крохи и слепки

чешуйками стали в обед,

что голодны, молоды, цепки.

Люблю я твой ротик сырой,

дарить соки, разные сласти.

Я – тихий и звонкий, живой

совочек, с кем делишься счастьем.

Я – мелкий и плотный сачок,

что любишь и блюдом балуешь,

блестящий с едой черпачок,

что тянуще, сладко целуешь.

Просвириной Маше

Страшные времена

Тут яр и нет хорошей вести,

все вирусуют, жгучий плен,

и умирает крёстный, крестник,

и гибнут живность, цепи вен,

сникают листик, мышцы, взоры

и вянут вдохи, куст, мечты,

и в биографиях позоры,

и не приходят платы, сны,

плодятся лужи, ямы, кочки,

озимь гниёт, рань не растёт,

пустые плошки, кожи, почки,

лишь плесень радужно цветёт,

и птицы жрут брюхатых слизней,

и самка каждая больна,

и нет рожденья новых жизней,

лишь смерть орудует сполна,

угасли рифмы, печи, искры

и умер труд, мрёт озерко,

под прессом всем живётся низко,

и в тёлках скисло молоко,

сыры дома и к ним подходы,

из пасти сыплются клыки,

все имена забыты, коды,

и душат петли кадыки,

и глохнут уши, шум, моторы,

немует рыбами народ,

и из людей, желез заторы…

Так преужасно начат год…

Женский ответ

Тут феминизм куражит дико -