Александр Белов - Последняя тайна Варяжской Руси. Мифы и правда о русской цивилизации

Не следует, однако, соотносить понятие лжи как вербально проявленного зла с термином кривда, образованным от понятия «Кривь». Это понятие связано не с искажением нравственного смысла истины, а с особой формой достоверности, не вытекающей из логики очевидных ее доказательств. «Правду» и «кривду» фактически можно сравнить с такими формами психического отражения и взаимосвязи, как сознание и бессознательное. Не случайно сословие жрецов в прибалтийской традиции активно использует связь с понятием «Кривь», превращая ее в мифическое имя собственное.

Принципы Прави (Правила) к XII веку получили отражение в мифологии. А это значит, что нравственные идеалы людей оформились в виде рассказов с воплощением в образах и лицах. Родоплеменной эту веру назвать нельзя, поскольку она строится не на родовой традиции, а на эволюционном процессе мифологического знания. Славяно-балтийский Громовержец повторяет и совершенствует сюжет индоевропейского мифа, созданного во времена, когда славян еще и в помине не было. Поэтому к собственно славянским «родовым» богам ни Перун, ни его антагонист Велес не относятся. Застаривание славянской истории – примитивный идейный штамп, построенный на убеждении, что историческая цена народа тем выше, чем мощнее его хронологический возраст. Наименование «славяне» впервые в истории встречается в начале VI века у псевдо-Цезаря Назианского. Позже и неоднократно, начиная с 550 года, – у Прокопия Кесарийского и Иордана. Тем не менее впервые славяне появляются в I—II веках нашей эры. Под термином «венеды» их знают все германские племена и этнически разделяют себя с ними. О чем, к примеру, около 77 года нашей эры упоминает Плиний.

Культ Перуна, имеющего мифологическую историю и мифологическую задачу, мощно укрепился не только у балтийских славян, но и у других прибалтийских народов. Гельмольд с удивлением заметит, что эти народы «не знают цену серебру и золоту». Даже морские разбойники, верные прежней, дохристианской идеологии, сваливают добытый «презренный металл» у ног идола в Арконе, не оставляя себе ничего. Можно думать об идейной составляющей этого явления, но нельзя не заметить, что оно четко вписывается в те принципы отношения к золоту, о которых я говорил в предыдущей главе. Более того, именно антагонист Перуна Велес будет соотноситься с золотом. И это отнюдь не случайное совпадение.

Некоторые малозаметные для науки персоны, критикуя теорию «основного мифа», кивают и на Олеговых послов, которые, как известно, подкрепляли слова византийских договоров именами Перуна и Велеса. «Как можно присягать именами бога и дьявола одновременно?» – выразят критики свои сомнения. Заметим на это, что антагонизм «бог – дьявол» – сугубо христианский. Велес не дьявол – носитель безусловного зла, Велес – демон, со своей природной функцией и задачей. Причем совсем не обязательно, что его поклонники принимают его именно в таковой роли. А главное – Олегово посольство состоит не только из варягов, но и из новгородцев, возможно, выполнявших ратнические задачи. В данном случае новгородцы клянутся своим богом.

Свойства человеческого ума, столь многогранные и переменчивые, можно отнести к неразрешимым загадкам природы. Но не всякие высказывания вообще относятся к предмету ума. Глупость бывает куда красноречивее. Недаром римляне говорили: «Vacua vasa plurimum sonant» – «Пустой горшок и гремит громче». Дадим же право пустым горшкам греметь громко.

Говоря о самоограничении денежной зависимости, выраженной как нравственная культура, я популяризирую, на первый взгляд, очередную социальную утопию. Но эта позиция превращает представление о том, что «нравственно только то, что выгодно», типичное для современного общества, в иначе звучащую формулу: «выгодно только то, что нравственно». В связи с этим вспомним привычную логику, озвучиваемую мужчиной при оценке женщины: «Когда я при деньгах – за меня любая пойдет, а ты полюби меня без денег!» Человек пытается таким образом дистанцировать свое подлинное достоинство от денег и не связывать ценность своей личности с ними.

Культ Перуна, имеющего мифологическую историю и мифологическую задачу, мощно укрепился не только у балтийских славян, но и у других прибалтийских народов. Тельмольд с удивлением заметит, что эти народы «не знают цену серебру и золоту». Даже морские разбойники сваливают добытый «презренный металл» у ног идола в Арконе, не оставляя себе ничего.

Ясно, что общество вполне понимает существо проблемы.

Речь не идет о том, чтобы создавать «психологию нищеты». Скорее – параметры разумной самодостаточности. Вообще волевое регулирование имущественной культуры – штука опасная. Толпа, что несла над собой на руках Бориса Ельцина в 1991 году, требовала свободы, а еще в массовом сознании тогда сквозило вожделение: «Хотим жить как на Западе!» Вдруг во всех в полный голос заговорило человеческое достоинство, и оно выражало именно эти потребности. Других не наблюдалось.

А я думал: «Зачем вам свобода? Пройдет 10–15 лет – и вы обязательно создадите для себя какую-нибудь форму идеологического рабства. И даже не заметите, как создадите». Да и «западная» жизнь в шоколаде будет куда привлекательнее любой свободы. Со временем. Так и оказалось. И все же не зря говорят, что нищета безнравственна. Это – другой полюс проблемы. Свобода нищего – всего лишь иллюзия, поскольку подлинную свободу создает независимость от обстоятельств, широкие возможности влиять на них, возможности, которые открывают деньги.

Но не зря же мы заговорили о «драконьей» природе денег. Они обязательно откроют вам истину, что их много не бывает. И если вы вдруг почувствуете всю правоту этой мысли, будьте уверены – «золотая лихорадка» проникла в вашу кровь. Может быть, она еще не отравила вашу совесть, не подчинила ваш дух, но уже где-то близко.

Способом лечения может стать установка: «Свои 20 (30, 40, 50?..) тысяч в месяц я всегда заработаю, а больше мне и не надо!» Выраженная конъюнкция здесь препятствует прогрессии в обращении капитала. Ведь именно идеология прибыли, захваченной выгоды, извлечения денег из чего угодно и во что бы то ни стало уничтожает человеческую натуру. «Свои 20 тысяч» не разрушили еще ни одной души.

Правда, при таком подходе ничего не оставишь после себя детям: не оставишь достойной квартиры, стартового капитала и т. п. Пожалуй, передашь только «меч», к которому можно прибавить сопроводительную фразу: «Не оставляю тебе в наследство никакого имущества, но все, что тебе нужно, ты обретешь этим мечом». Но ведь «этим мечом» могут быть не только кулаки, но и ум человеческий! Вот круг и замкнулся. Разве не такими были варяго-русы? А смысл добиваться всего самому и в соответствии с объемом собственных потребностей – ценнейшая норма социального поведения.