Олег Поль - Остров Достоверности

10. Следует помнить, что по причине множественности сред каждый из нас, созерцая произведение творчества, видит свой собственный образ, создаваемый им самим по поводу объективно существующей группы монад. Творец же в момент творения созерцал иной, лишь ему ведомый образ. Это был первый образ вещи, доселе небывалый и потому могущий быть названным первообразом. Итак, понятием вещи называется настроение ее творца во время создания первообраза.

11. Только такое понимание понятия вещи может объяснить, как возможны понятия чисто внешнего, механического единства. Так например библиотека или коллекция драгоценных камней не имеют в себе внутреннего принципа, из которого они органически выросли и который потому мог бы быть назван их идеей или понятием. Их принцип единства скрыт в личности их творца. Понятие библиотеки есть настроение того, кто ее собрал. Так надлежит мыслить о всяком внешнем единстве.

12. Творец осуществляет замысел через посредство других монад, например, художник действует через свое тело. Ряд посредствующих звеньев может быть и весьма велик, как например в случае постройки здания архитектором, и тем не менее в произведении передается настроение творца. Собственно слово «творчество» понимается как различение, выбор и соединение элементов. Следовательно, творец есть строитель — он не создает материала, а лишь формирует его.

13. Это верно как относительно творчества вещей, так и относительно творчества понятий. Мыслитель не может создать нового простого понятия, он только творит новые сочетания понятий. Во всех своих рассуждениях он имеет дело с данными ему понятиями и их может обрабатывать. Новые же простые понятия он не творит, а находит в умозрительных поисках. Если я читаю сочинение философа и нахожу там пространные разъяснения новых найденных и построенных им понятий, я иной раз долго не могу схватить сущности какого-нибудь понятия, как ни силюсь сделать это. Но внезапно какое-нибудь случайное слово дает мне ключ к интеллектуальному созерцанию понятия. Это слово есть удачное имя, вызывающее интуицию настроения автора, которое он хотел передать в своем труде. Если же я постигаю глубинное настроение автора, я тем самым утверждаюсь на его точке зрения и для меня становится понятна внутренняя связность его мышления. Иными словами, чужое поверхностное настроение я воспринимаю как нечто именно чужое до тех пор, пока не постигну глубинного настроения наблюдаемой личности, каковое есть ее точка зрения, с которой уже все настроения ее воспринимаются изнутри, как что-то свое, близкое, органически со мной связанное.

14. Изложенное наблюдение настолько точно, что может быть обращено. Если среди созерцаемых мною многочисленных чуждых мне понятий обнаруживается группа, явно объединяемая внутренней точкой зрения, с которой они воспринимаются в органической связности, — то эта точка зрения есть глубинное настроение субъекта, создавшего данную группу понятий и постоянно в ней живущего. Этот закон дает ключ к вопросу о категориях вполне святых и вполне безнравственных существ. Я сначала рассмотрю мир понятий, а потом уже — мир вещей.

15. В душе человека идет борьба добра и зла. Существует целый ряд понятий добрых и целый ряд понятий злых. Каждое понятие есть особое объективное настроение. Есть два способа созерцать понятия из областей нравственного и безнравственного, и для большей ясности я укажу их на конкретном примере. Существует понятие жестокости. Оно всегда одно, но созерцается двояко. Один человек созерцает понятие жестокости с целомудренным ужасом святого. Но такое настроение не есть сердце жестокости, здесь объективное настроение затемнено субъективной слагающей понятия. Здесь нет знания понятия жестокости, здесь — почтя полное незнание. Здесь все существо становится в оборонительную позицию, сжимается в один комок и выпускает наружу все свои иглы.

16. Есть иное созерцание жестокости, в котором вся дума раскрывается навстречу этому понятию и внимание упивается сладострастием жестокости. Это — самое сердце ее, истинное понятие ее. И нетрудно заметить, что все понятия из области зла напитаны одним и тем же настроением мокрой сладости. Она — в каждом движении гнева, она — в смаковании искусно приготовленных яств, она — в разнеженной лености.

17. Я предлагаю каждому понаблюдать, как приближается к душе порочный помысел какого угодно рода, от сравнительно невинного до утонченно злодейского. Внезапно налетает как стрела, как молния помысел зла. Он еще не произвел никакого образа, он даже не изложил себя в мысли, он застыл как вкопанный непротяженным настроением в ожидании. Но ни слова, ни образа не нужно: настороженная душа сразу схватывает, в чем дело, что перед нею стоит. Объятая ужасом и тоской она вся настраивается враждебно, запрещает воображению писать образы, останавливает мысленный ток и замирает, собравшись вся в одной незримой точке, как бы в потаенном метафизическом углу. И помысел тускнеет и уходит, так и не выразившись в раздельной мысли и не написавшись в образе, — а душа осторожно расправляется и приходит в обычный порядок. Весь этот процесс длится мгновение и не всякий замечал его. Но тот, кто захочет произвести соответственные наблюдения и научится ловить мысль в момент ее возникновения, без труда проверит все изложенное здесь учение о понятиях добра и зла.

18. Итак, понятия зла, не написавшиеся в образах, не пережитые в личной симпатии и даже не названные в слове, все же узнаются, различаются и изгоняются, они представляют собой объективные настроения зла. Личность, переживающая описанный процесс, стоит на точке зрения добра.

19. Так происходит дело в случае победы. Случается, что душа в нерешительности или в замешательстве не успевает спрятаться на спасительную точку зрения добра. Она медлит, но помысел еще чужд ей, она еще может его прогнать. Но в этот момент внутри нее совершается роковой поворот: она вдруг учуяла сладость помысла. Совесть требует решительных действий, но душа медлит — и вот она уже очарована, пленена сладостью, но еще сопротивляется, наконец, обессиленная оставляет усилия и целиком воспринимает помысел как нечто близкое, свое. Совершилась перемена точки зрения; в акте интуитивного постижения, сосредоточив внимание на порочном помысле, душа стала на точку зрения зла. Опять-таки этот процесс длится крайне малое время. Каждый день дает достаточно случаев наблюдать его. Всякое колебание — сказать или умолчать, съесть или не съесть, заснуть или не заснуть, и более утонченные движения гордости и других страстей с полной очевидностью обнаруживают, что есть два крайних способа созерцать понятия зла: как что-то чуждое, внешнее и как что-то близкое, свое. Между ними находится третий способ, где понятие зрится как нечто обольстительное, влекущее.