Cake Cat - Багряное Пламя [СИ]

Вскоре показалось и судейское поле, обнесенное развалинами трибун и остатками колонн. В южной части – трибуна оратора, возвышавшаяся подобно императорскому трону. Где-то здесь располагались и остатки тюрьмы, от которой остались только подземные камеры и груды битого кирпича. Но где же меня ожидает Мать? Здесь столько пространства, что можно бродить хоть целый день, осматривая каждый закуток. Поле достаточно хорошо выметено, видны следы множества ног и следы пребывания праздновавшей толпы. Мусор аккуратными горками свален вдоль стен и колонн, то тут, то там – потухшие кострища и остатки каких-то деревянных конструкций. Я медленно бродил среди этого запустения, разглядывая останки давно сгинувшей цивилизации, пока не заметил вдалеке, там, где высилась трибуна Бельвеста, какое-то странное сооружение, напоминающее виселицу. Какой-то странный холодок пробежался по моей спине, вызвав отчаянное желание убраться отсюда подальше. Как в полусне, я двинулся в этом направлении, уже понимая, чем всё это закончится.

Сооружение и вправду оказалось виселицей. Три тела в темных и пыльных одеяниях слабо покачивались на порывистом осеннем ветру, вращаясь то в одну, то в другую сторону. Синие вздувшиеся лица и вывалившиеся языки, выпученные глаза с немым укором взирают на меня, будто силясь спросить о чем-то. Но голосовые связки их, стянутые в последней муке пеньковой веревкой, застыли навсегда, и всё, что им остается – лишь молча взирать на мир, в своей смерти служа предупреждением. Предупреждением для того, кому не следовало лезть не в свои дела. Для меня. На впалой груди того, что посередине, повешена табличка. С такого расстояния буквы на ней не рассмотреть, но я уже предполагаю примерное ее содержание. «Делай своё дело» - гласила надпись. Но как они узнали, где я собирался встретиться с посланниками Матери, если я ни единым словом не обмолвился ни о месте, ни о времени встречи? Неужели среди членов общины у Корнелия были осведомители? По прошлому опыту такая возможность казалось попросту абсурдной: каждый из послушников проходил тщательнейший отбор еще в самом юном возрасте, и долгое время не допускался даже до самых простых церемоний, пребывая скорее в статусе раба, нежели будущего служителя Смерти.

Руки сами собой сжались в кулаки в бессильной злобе. Больше было жалко этих безвинных людей, погибших из-за меня, нежели провалившейся попытки установления контакта со служителями Темного Отца и обустройства агентурной сети здесь, в Морхейме. Теперь у меня только один путь: поскорее убраться отсюда и предоставить возможность легионам решить все оставшиеся проблемы. Уничтожить Пугало и забрать отсюда Мелиссу – единственное, что мне оставалось. Надеюсь, Мать оказалась в стороне от этих разборок, благоразумно решив не являться на встречу лично. Я приблизился к мертвецам и кощунственно принялся осматривать их одежду. Если люди Корнелия оказались недостаточно щепетильными в своём деле, у меня еще оставался неплохой шанс найти какое-нибудь послание от Флавии, зашитое в полу мантии или подошву сандалий. И мне повезло: в полу мантии одного из покойников и вправду оказался запрятан маленький, вчетверо сложенный клочок бумаги, незаметный и почти неразличимый не намётанному глазу. Но я уже не раз имел дело с подобным, и потому найти тайник смог всего за четверть часа. Воронье уже почуяло предстоящее пиршество, и мало-помалу слеталось к Трибуне со всех окрестностей, нервируя меня своим отчаянным карканьем.

«Будь очень осторожен. Дука собирается убить тебя. Нам больше не стоит видеться, поскольку все мы в большой опасности. Уезжай поскорее из города, а еще лучше – из Ауреваля. Мой доверенный человек поможет тебе». Вот и всё. Ничего нового из этого послания я не узнал, и только зря потратил время. Предатель Корнелий переиграл меня, пусть и на своём поле, однако от этого ничуть не легче. Люди Матери, судя по всему, убиты совсем недавно, быть может, пару часов назад. Наблюдает ли сейчас кто-то за мной, или стратег решил ограничиться одним предупреждением? В любом случае, большой риск для меня – задерживаться здесь. И потому, в последний раз оглянув тела несчастных, я поспешил обратно к своему скакуну, желая только поскорее убраться отсюда. Под хриплое карканье собирающегося воронья, я галопом выскочил из руин Трибуны Бельвеста и направился прочь, даже не оглядываясь. Больше в этом городе мне делать нечего.

Следующая неделя прошла в спешных сборах. Помимо кеметов я завербовал в свой отряд девять рыцарей, лучших из тех, кто оставался в отряде и кто согласился отправиться в путь без своих многочисленных оруженосцев. Больше никого из своих людей Августин выделить не согласился. С момента нашего последнего разговора он сильно переменился: похудел, кожа черепа натянулась, и глаза скрылись где-то глубоко в темных глазницах. Он почти всегда молчал и только нервно перебирал руками, непрестанно обрывая кожу вокруг ногтей. По всей видимости, инквизитор готовил какое-то масштабное и как всегда продуманное до мелочей предприятие, как с ним не раз бывало до сего времени. Далеко не все члены отряда знали о готовящемся перевороте, и я никак не мог взять в толк, что же предпримет в их отношении Августин: тихо уберет руками наемных убийц, или же постепенно переманит на свою сторону, как поступил он с Фотием и другими своими приближенными. Меня поражала эта конспирологическая обстановка, царившая среди подчиненных инквизитора и вообще по всему Ауревалю: казалось, люди поделились на два неравных лагеря: тех, кто поддерживает восстание Корнелия, и тех, кто об этом ничего не знает. И только теперь мне стали бросаться в глаза различные мелочи, присущие любому заговору: всех, в чьей верности стратегу могли сомневаться, тут же отсылали подальше, в большей степени это касалось специального отряда: рыцарей вынудили покинуть пределы стен Морхейма по надуманному поводу, часть боевых братьев, инквизиторов и служителей Антартеса отправили в монастырь на окраине города. А вот наёмников наоборот разместили подле резиденции Августина: их верность зависела лишь от количества золота, оттягивающего карманы и кошельки, а уж с этим у Корнелия никогда не было проблем. Альвин, последний из тех, кого я решился взять с собой, беспробудно пил, с каждым днем все злее и ожесточеннее, будто пытаясь таким образом покарать себя за какие-то грехи. Не знаю, осознавал ли он хотя бы, реальность происходящего, не говоря уже о готовящемся восстании. Но разведывательную деятельность он прекратил, как оказалось, еще давно, и самое большее, на что его хватило – это шататься по кабакам и выспрашивать у местных пьянчуг всяческие небылицы.