Аристофан - Осы

Я проворным человеком
Сознавал себя не раз,
А тупицей – никогда.
Но проворнее Аминий, [120] Аминий – сторонник Клеона.
Селла сын, Кробила отпрыск. [121] …Кробила отпрыск – то есть женоподобный; кробил – высокая прическа, модная в старые времена.
Голодал, как Антифонт, [122] Антифонт – лицо неизвестное, конечно, не знаменитый оратор.
А теперь не ест он зелень.
Кутит вместе с Леогором.
Все же он в Фарсал с посольством [123] Фарсал – город в Фессалии; Аминий был отправлен туда, чтобы привлечь его население на сторону Афин.
Был отправлен, но и там
С фессалийскими рабами
Он якшался, сам беднее
Бедняка любого.

Автомен, большим счастливцем почитаем мы тебя:
Народил ты поколенье на все руки молодцов.
Первый сын – любимец общий и искусный кифарист,
Он своей игрой и пеньем очаровывает всех.
А другой – актер искусный, трудно лучше отыскать.
Арифрад, сынок твой третий, – диво сильного ума:
Ты однажды сам поклялся, что никем не обучен,
От природы умудренный, научился он владеть
Языком своим искусно, школой был ему бордель.

……………

Говорят, на мировую я пошел, [124] …на мировую я пошел… – Аристофан, видимо, намекает на процесс, возбужденный против него Клеоном после постановки «Вавилонян». когда Клеон
На меня налег, и мучил, и терзал на все лады.
Да. Когда с меня он шкуру начал заживо сдирать,
А над воплями в сторонке потешалася толпа, –
Ей и горя было мало и лишь то хотелось знать,
Отпущу ли и в тисках я шутку новую опять, –
Тут уж, чуя неустройку, я вильнул ему хвостом.
Но «тычина, знать, надула виноградную лозу».

О-о! Завидую я черепах броне!
О, трижды счастливы под панцирем бока!
Предусмотрительно природа вам дала
Покрышку на спину: удар не страшен вам.
Ох, смерть моя! Нажгли мне палкою бока.

В чем дело, дитятко? Ведь вправе так назвать
Мы даже старика, когда его побьют.

Нет, посудите вы, не язва ль наш старик?
Всех пьяной дерзостью затмил он на пиру.
Компанья Фриниха в гостях была: [125] Фриних – актер и танцор, отличавшийся распущенностью. Гиппил,
Ликон и Лисистрат, Фуфраст и Антифонт,
Но вел себя старик куда нахальней всех.
Он всякой всячиной набил себе живот
И принялся скакать, смеяться, грохотать,
Ни дать ни взять – осел, нажравшись ячменя,
И с криком «раб!» меня жестоко отлупил.
На эти выходки ответил Лисистрат:
«Ты сильно, старина, на выскочку похож
Иль на залезшего по шею в корм осла».
Тогда старик вскричал: «А сам-то ты! Как есть
Облезлая, без крыл, в лохмотьях саранча,
Без одеяния оставшийся Сфенел!» [126] Сфенел – плохой трагический поэт.
Тут все захлопали ему; один Фуфраст –
Как будто сам хорош! – скривил в гримасе рот.
Старик пристал к нему: «Скажи-ка мне, Фуфраст,
Что важничаешь так и заноситься стал?
Ты просто лизоблюд и шут у богачей».
Таким же образом отбрил он всех гостей,
Смеялся, как мужик, и говоря слова,
Не сообразные ни с чем, как дуралей.
И по дороге бил, кого б ни встретил он…
Но вот и сам; едва он на ногах стоит…
Однако я уйду, а то как раз влетит.

Поднимайте выше факел!.. [127] Поднимайте выше факел!.. – начальные слова припева из песни, с которой сопровождали ночью новобрачных.
Кто за мною увязался –
Все завоют у меня!
Если вы не уберетесь,
Негодяи, этот факел
Обратит в жаркое вас.

Нет, ты поплатишься, и завтра на суде
Мы зададим тебе, хоть ты и боек стал!
Мы всей толпой пойдем, потянем мы тебя!

Ай-ай-ай-ай! Потянут в суд!
Нет, штука старая! Да мне
Теперь и слышать-то про суд
Противно стало… Вот как!

Вот где сласть!.. А урны – прочь!

Убирайся!.. Где судья тут?.. Провалился!..

Влезай сюда за мной, мой золотой жучок!
Своею ручкою держись за этот жгут,
Но осторожнее: непрочен, стар он стал…
Однако трение не тягостно ему.
Вот видишь, как тебя я ловко утащил,
Когда должна была гостей ты потешать.
За это ты должна мой жгут благодарить.
Но ты благодарить не будешь, знаю я,
Не впустишь, осмеешь, оставишь с носом нас;
Ты многих и других обманывала так.
Вот, если доброю девчонкой будешь ты,
Я выкуплю тебя, когда мой сын умрет,
И буду жить с тобой, щетиночка моя.
Теперь пока не властен в деньгах я своих:
Я под опекою по молодости лет;
За мною сын следит… Так скуп, что силы нет;
Из одного зерна спечет пяток хлебов…
Он опасается, что я впаду в разврат;
Нельзя, – единственный отец я у него.
А вот он налицо… бежит, должно быть, к нам…
Возьми-ка факелы и встань скорей сюда…

Забавно посмеюсь над ним я, как и он
До посвящения смеялся надо мной. [128] …до посвящения смеялся надо мной… – Свое «приобщение» к кутежам Филоклеон сравнивает с посвящением в мистерии.

Эй, ты, послушай-ка! Блудник и сквернослов!
Ты хочешь, кажется, залезть в красивый гроб,
Но ты поплатишься, свидетель Аполлон!

Ты с радостью бы съел под уксусом процесс.

А! Издеваешься, а сам флейтистку ты
У собутыльников украл!

Какую? Где?
Из гроба вылез ты? Несешь такую чушь!

Свидетель Зевс, она, твоя дарданка, там. [129] Дарданка. – Многие флейтистки происходили родом из малоазиатской области Дардания.

То факел в честь богинь на площади зажжен.

Ужели факел?

Да! Взгляни, раскрашен он.

Но в середине что черно тут у него?