Сяргей Шапран - Сяргей ШАПРАН УЛАДЗІМНезавершаная аўтабіяграфія. Старонкі новай кнігі

Па першым часе жыцця ў замежжы яго запрашаюць выступаць у Германіі, Англіі, Швецыі - «говорить речи про это всё - диктатуру, режим. А мне это всё было поперёк, - распавядаў Някляеў. - Это только кажется, что на Западе интересуются тем, как мы тут в Беларуси живём. На самом деле там живут своей жизнью и всё им по барабану. Просто интересно посмотреть, как на обезьяну, на этого белоруса, который может существовать в таких условиях. Я почувствовал, что говорю, надрываюсь, ведь действительно это болезненно воспринимаю, а они слушают и ничего не понимают. Для них, для большинства - это шоу. Конечно, есть те, кого Беларусь действительно интересует, но это, по большей части, люди, которые за свой интерес получают деньги. Представители фондов, организаций. И где-то через год я сказал: извините, но больше этим заниматься не хочу. Грант дали писателю?. Так вот, я - писатель, и буду заниматься непосредственно своим делом. Буду писать. И меня отпустили».

Праўда, яшчэ 20 ліпеня ён выступіў у польскім Сейме з наступнай заявай:

«20 июля 1999 года в соответствии с Конституцией Республики Беларусь заканчивается срок полномочий президента Беларуси А. Лукашенко. Внесённые в Конституцию по результатам непризнанного международным демократическим сообществом антибелорусского референдума 1996 года изменения, продляющие президентские полномочия на два года, не имели и не имеют никаких причин, которые можно было бы объяснить национальными интересами страны. Из этого следует, что изменения в Конституцию внесены волей А. Лукашенко, инициатора референдума, исключительно в личных, корыстных целях.

Демократия - не универсальная модель государственного устройства, но для Беларуси, со времён Великого Княжества Литовского европейской страны, она наиболее органична и оптимальна. Поэтому демократическому сообществу, в том числе России и прежде всего демократической России, следовало бы без колеба­ний не только высказать, но и действительно обозначить неприятие диктаторских тенденций в Беларуси, оказать реальную поддержку её демократическим силам. Подписывать какие бы то ни было политические соглашения с нелегитимной властью цивилизованным странам просто не к лицу.

А. Лукашенко использовал демократию, традиции которой были возобновлены в Беларуси движением национального Возрождения, для установления режима личной власти. Режим личной власти он использует для установления диктатуры. С 21 июля 1999 года есть все правовые основания для того, чтобы утверждать, что в Беларуси существует диктатура и властвует диктатор - нелегитимный президент.

Национальная особенность варианта белорусской диктатуры в том, что она не осознаёт себя диктатурой, недоумённо разводит руками перед всем миром: ну где вы здесь диктатуру видите? Президент А. Лукашенко демонстрирует при этом величайшую способность политика: быть предельно неискренним и не осозна­вать этого. В том как раз и заключается особенная опасность его политического таланта и установленного им режима.

Пять лет назад А. Лукашенко был избран президентом Республики Беларусь действительно демократическим путём. Но народ голосовал за демократию, а не за диктатуру. Народ отказывался от тоталитаризма, отвергал несвободу, избирал президента независимой страны. Сегодня эта страна на грани потери суверени­тета, которым президент постыдно торгует. Независимость он готов принести в жертву власти и расправиться со всеми, кто в этом ему противостоит. Именно поэтому я и вынужден был временно покинуть Беларусь.

“Пусть найдёт в себе мужество вернуться, у него в Беларуси нет проблем”, - передали мне слова президента. Это не так, в Беларуси есть проблема общая для всех. Эта проблема - диктатура. Это Александр Лукашенко должен найти в себе мужество признать реалии, снять с себя президентские полномочия, пере­дать парламенту власть, которая ему больше не принадлежит, исполнить закон, Конституцию, на которой присягал он верой и правдой служить Беларуси.

У меня нет запасной Родины, я был и остаюсь гражданином своей страны, во всём готовым разделить её судьбу, кроме несвободы».

У Варшаве Някляеў спрабаваў стварыць Інстытут Беларусі ў Польшчы - па аналогіі з Інстытутам Польшчы ў Беларусі, але з іншымі задачамі - падмурак задумы быў палітычны. Палякі ўсяляк у тым садзейнічалі, але да «моманту казытлівага пытання пра сродкі. “Пане Владэку, скуль у бедным польскім паньстве грошы?.. Проша пана да амерыканцаў”».

Да таго ж не абышлося без «рэкамендацыі» Васіля Быкава, якому палякі патэлефанавалі ў Хельсінкі, і Васіль Уладзіміравіч сказаў, нібы Някляеў мае ў Польшчы нейкія прыватная інтарэсы, таму і з’ехаў з Беларусі. «Супакоіўшыся, разважыў: што і як у Фінляндыі мог ведаць Быкаў пра мае прыватная інтарэсы ў Польшчы? - задаваўся пытаннем Някляеў. - Калі б нават яны былі... Выходзіла, што, як раней нас рупліва разводзілі, так стараюцца і цяпер. Ці дома, ці тут. Бо калі палякі - хто горача, хто прахалодней - мне ўсё ж дапамагалі, дык беларусы ў большасці сваёй заміналі. Асцерагаючыся, каб не заняў чыю-небудзь нішу, накапаную норку». Сам ён, каб нешта высветліць, Быкаву не патэлефанаваў, але, не стрываўшы, выклаў усё блізкаму быкаўскаму сябру - рускаму крытыку Валянціну Аскоцкаму, які ў гэты час завітаў у Варшаву. Той паабяцаў паведаміць пра ўсё Быкаву і сваё слова стрымаў, надрукаваўшы ў маскоўскай газеце «Литературные вести», якую ён рэдагаваў, не толькі заяву Някляева, але і ягоны каментар да яе:

«Последнее время мне часто задают один и тот же вопрос: зачем тебе, поэту, понадобилось осложнять себе жизнь, выступать с политическим заявлением, ставящим под сомнение легитимность президента Беларуси? Только по одной причине: я не мог и не могу признать результаты референдума, продлившего президентские полномочия А. Лукашенко. Этим референдумом одновременно отменена национальная символика - флаг и герб, а национальный язык поставлен ещё в более сложные условия выживания, чем это было в советское время. Такой активной политики русификации, подготавливающей “объединительную почву”, в нынешнем веке Беларусь не знала. И прискорбно, что такая политика благосклонно поддерживается частью российской интеллигенции, в том числе литераторами. Во всяком случае, их “творческие десанты” в Беларусь существенно этому способствуют.

Участник одного из них, уважаемый мною автор “Прощания с Матёрой”, заявил, например, что увидел в Беларуси не политику русификации, а стихию русинизации: всё, мол, не сверху направляется, а идёт снизу, от народа. Полноте, Валентин Григорьевич! Где и когда это было видано, чтобы народ по своей воле переводил себя в другой язык, в иную веру или культуру? Такое может при­видеться, если только не считать народ народом, а язык языком. И что это за мессианство новейшее в конце ХХ столетия в центре Европы? Простите уж, но если вам, русскому писателю, невыносимо было расставаться с одной Матёрой, то каково же мне, белорусскому поэту, расставаться со всей Беларусью?.. Не­возможно представить, будто вы не понимаете того, что русификация Беларусь затопит? Стало быть, она нужна вам лишь как территория. Вода схлынет, всё сметёт - а земля останется?