Сяргей Шапран - Сяргей ШАПРАН УЛАДЗІМНезавершаная аўтабіяграфія. Старонкі новай кнігі

Прыводзячы ж у другі раз нататкі Уладзіміра Бандарэнкі са з’езда СБП, якія былі надрукаваны ў расійскай газеце «Завтра» і перадрукаваны «Славянским набатом» (Бандарэнка пісаў: «К власти в белорусских творческих союзах приходит новое поколение — те, кому от сорока до пятидесяти. Во главе Союза театральных деятелей — драматург Алексей Дударев, во главе писательского Союза — его друг Владимир Некляев. Они готовы сотрудничать с Россией. [.] Оба они — национальные белорусские писатели, но не похожие на угромю-бездарных ксенофобов»), Дашкевіч «умилялся»: «Радость-то какая! Два отъявленных пен-клубовца (номера удостовере­ний 015 и 007) “готовы сотрудничать с Россией”. Да они ведь давно сотрудничают с Россией евтушенок, оскоцких, ришиных, черниченок.» Вось так звонка і, на думку Дашкевіча, па-выкрывальніцку. І быццам з выкарыстаннем фактаў (па меркаванні зноў жа аўтара), якія Някляева кампраметуюць.

Калі ж Някляеў вырашыў стаць «политневозвращенцем», расійская газета «Завтра» вуснамі свайго прапагандыста Я. Росцікава палівала гразёй не толькі яго, але і Васіля Быкава, і Зянона Пазьняка: «.бегство испечённого самим Лукашенко лауреата Госпремии поэта-песенника, а по совместительству председателя правле­ния Союза белорусских писателей Владимира Некляева было хотя и шкурным, но обставлено по всем канонам широко практикуемого в Беларуси “исчезновения”. Сначала появилось сообщение, что пропал. Затем — что объявился в Варшаве, т. е., конечно же, едва спасся бегством от “режима”. Перед этим Некляеву тоже позвонил некий “дружески настроенный человек с президентской администрации, который сообщил, что против него готовится полномасштабная провокация, которая может закончиться взятием под стражу”. Как говорится, что председатель белорусских писателей, что активистка-домохозяйка пресс-секретаря БНФ разнообразием аргументов, оправдывающих своё “исчезновение”, публику не баловали. Тем не менее, деятели, отирающиеся вокруг президента и его администрации, попытались объяснить это уже типично белорусское “исчезновение” “тяжкой” болезнью поэта, а один из них, особо приближённый к президенту (по крайней мере, сам так утверждает), помчался в Варшаву, чтобы уговорить “этот призрак” вернуться. Не остались в стороне от этого тухленького дельца и белорусские парламентарии. А зампред Национального собрания РБ Владимир Коноплёв — особа, безусловно, приближённая к Лукашенко — констатировав, что “есть у нас ещё и бездушие, и формализм”, обвинил в “исчезновении” песенника ни много ни мало, как и “лукавых друзей”, и откровенных недоброжелателей, и “подстрекателей”, и пообещал, что тот “поправит здоровье физически и духовно (а это произойдёт в течении месяца) и вернётся домой”. Но Некляев не вернулся ни через месяц, ни через два, вылив за это время на своих защитников, покровителей, друзей и президента не один ушат вонючей грязи. Он знал, для чего исчезал. Потому, оказавшись в Варшаве, белорусский песенник, в своё время певший осанну со сцены какого-то очередного съезда КПСС этой партии и её “ленинскому Политбюро”, не забывший на первом этапе воспеть и Лукашенко, прямиком направился к президенту польского ПЕН- центра Яцеку Бохиньскому. Сообщив последнему о своём “прозрении” в отношении существующей в Беларуси власти, предложил поселить его на какой-нибудь вилле под Варшавой, естественно, взяв при этом на пожизненное государственное кормление. Ошалевшие от такой наглости “пеновцы” дали понять беглому иностранцу, что времена безоглядного меценатства для такого рода песенников у них уже прошли. А “идеологической боец”, в третий, а точнее, пятый или шестой раз меняющий свою окраску и убеждения, тем более не в цене. К тому же поляки выяснили, что покинуть “любимую батьковщину” Некляева заставили не какие-то мифические происки лукашистов, а тривиальная проверка финансово-хозяйственной деятельности журнала, которым тот руководил, и обнаруженное в процессе этого исчезновение полутора миллиардов рублей, якобы пошедших на мелованную бумагу и другие материальные ценности, которые в редакцию не поступали, а также за услуги и работы, которые никогда не выполнялись.

Этот букет нарушений действительно подпадал под несколько статей уголовного кодекса. Но вряд ли песенника начали бы за “такой пустяк” судить. Как уже повелось у этой публики, вскрытым уголовным преступлениям тут же постарались бы придать национальную окраску. И действительно, во всём оказался виноват небезызвестный в республике вице-премьер (кстати, курирующий издательское дело), “который испытывает неприязнь ко всему белорусскому и, в частности, к поэту Некляеву”.

Вот для этого таким людям и нужна национальная независимость. Потому что национальный воришка — это уже не расхититель народной собственности, а чуть ли не национальный благодетель.

И хотя поляки в таких делах тоже не очень щепетильны, в данном случае они решили держаться от них подальше. Исхлопотав в фонде помощи беженцам для беглого песенника две тысячи долларов, они на руки ему их не выдали. Открыв банковский счёт на его имя, жёстко предупредили этого белорусского призрака, чтоб в одночасье эти денежки не тратил, потому что больше ни под каким соусом не получит!

Не отхватив желанных владений и грантов в Варшаве, Некляев сообщил корреспонденту польской “Трибуны”, что намерен податься в Хельсинки, на содержание тамошнего ПЕН-клуба — может, тот будет щедрее. “Но ведь там ж Василь Быков!” — воскликнул ошарашенный газетчик. (Быков тогда действительно ещё отирался в Финляндии.) Поэт-песенник, то бишь председатель белорусских писателей, успокоил непонятливого польского чудака: Быков, мол, слишком засиделся за границей, пусть возвращается в Минск и освободит ему хлебосольное место».

НА БЕРАГ ФІНСКАГА ФІЁРДУ

Някляеў сапраўды збіраўся ў Хельсінкі, але зусім не такімі былі зборы, якімі апісваў іх праўладны прапагандыст. Паэт пераехаў у Хельсінкі ў красавіку 2000-га па запрашэнні Фінскага ПЭН-цэнтра ў рамках міжнароднай праграмы «Пісьменнік у выгнанні» (між іншым, шэсцьдзесят год таму, у 1939-м, даўшы прытулак Бертольту Брэхту, Хельсінкі выратаваў яго такім чынам ад Гітлера). Фінскі ПЭН-цэнтр запрасіў Някляева якраз па рэкамендацыі Васіля Быкава, які перабіраўся ў Нямеччыну і ў якога, як сцвярджаў праўладны прапагандыст, Някляеў адабраў «хлебосольное место». Вось што прыгадваў у гэтай сувязі Карлас Шэрман, які быў у той час «правай рукой» Быкава ў Беларускім ПЭНе: «.Да мяне падышоў таленавіты фінскі паэт Юка Малінен (Jukka Malinen), які скантактаваўся зь Някляевым вельмі добра, мо таму, што яны былі крыху падобнымі ў сваіх паэтычна-багемных густах, і нагадаў, што хутка, пры канцы году сканчваецца тэрмін знаходжаньня Васіля Быкава ў Гэльсінкі, але кватэру яны мяркуюць пакінуць за беларусамі. Ва ўсялякім выпадку, пакуль, таму ён прапанаваў выдзеліць яе Някляеву.