Илья Эренбург - Шесть повестей о легких концах [старая орфография]

А онъ больше всего на свѣтѣ, больше Бельгіи, больше дочери Аннэтъ, больше жилета верблюжьяго любитъ кофе со сливками.

А Вандэнмэръ-отецъ, слюну пуская, гладитъ — не бедра Жанны, вѣдь сегодня вторникъ — пачку бумагъ. Бэдланъ принесъ. Теперь онъ обезпеченъ, и навѣки. Шуршатъ. А ртуть не выдастъ. Можно жить хоть до сто — благо есть Виши, грязевыя ванны и электрическій массажъ.

И ртуть не выдаетъ. Кривая добычи рвется къ небу. Нули доходовъ сыплятся, какъ бублики торговки, выронившей изъ руки корзину. Халчакъ — почти Нью-Іоркъ. На пригоркѣ — коттэджъ директора. Землю для сада привезли — и дальнимъ синимъ хрусталемъ, Ронсаромъ, бургундскимъ виномъ, Манонъ Леско запахли вычурныя розы «розъ де Франсъ». Шоссе. Автомобили. Званые обѣды. Представитель прессы. Статистика. Высчитываютъ пуды. Грузятъ. Вагоны скользятъ. Въ больницѣ наспѣхъ выписываютъ. Еще — хоронятъ. Еще въ Брюссель по проводамъ летятъ — тукъ-туки:

«перевели… текущій счетъ… два милліона…»

Егорычъ харкаетъ. Къ фельдшеру. Далъ склянку — мазать грудь. Мазалъ. Потомъ глотнулъ — развеселился. Эфиръ. Сталъ пить. Чумѣть. Визжать. Горше плакать. А кашель рветъ. Работаетъ въ нижнемъ. Вода по колѣно. И сразу — будто лопнулъ нарывъ земли — снопъ удушья. Событья? — Разъ лампу обронилъ. Штрафъ. Разъ — пьяный — закурилъ. Сошло. Разъ повздорилъ съ десятникомъ Васильевымъ. Васильевъ хотѣлъ убить, но пожалѣлъ — и въ штрекѣ мимо проходя — сердечно выбилъ зубъ. Предпослѣдній — повыпадали. Чтожъ, можно жить и безъ зубовъ! А главное — скучно. Ничего. На волю выйдешь — баракъ, ругань, потъ, вши, сонъ. Если, что во снѣ приснится, то дрянь — забойщикъ Хрюпъ съ загнившимъ носомъ, тараканы, пустой орѣхъ, бабій задъ.

Одно — Андрюшка. Разбитной. Сначала наверху — свозилъ. Теперь спускается. Бѣлобрысъ, веселъ.

Вчера — получка — купилъ колбаски. Далъ отцу. Развеселилъ.

Еще такое скажетъ, что сердце дряхлое щенкомъ пойдетъ возиться, прыгать, лаять. Напримѣръ:

— А вотъ ихъ бабушку такую, какъ возьмутъ всѣхъ этихъ хранцузовъ и запустятъ имъ въ аршинъ, насквозь, замочатся прохвосты!..

«Хранцузами» зовутъ далекихъ владѣльцевъ, Олимпъ, а намѣстника — небеснаго на землѣ, то-есть директора — Хрячемъ.

Андрюшка — храбрый. Хряча увидѣвъ, такъ и крикнулъ «Хрячъ». Андрюшка — радость.

Выпалъ. Егорычъ зналъ, но обомлѣлъ, и ноги разлѣзлись вилой. А ночью впервые приснился сонъ чудной: сидитъ «Хранцузъ», на головѣ не шапка, а цѣлая машина, вродѣ какъ коперъ, ѣстъ рака, ракъ огромный, съ барашка, глотаетъ цѣликомъ, съ клешнями. Клешня выперла изъ пуза, прямо черезъ пупъ, и зацѣпила, а кого не знаетъ, не доснилось — разбудили на работу. Побрелъ шатаясь.

Вотъ кого — Андрюшку, сынка, надежу! Вышли, Десятникъ считаетъ — нѣтъ. Пропалъ. Обшарили всѣ штреки, перемычки. Шахту запечатали: законъ. Но, впрочемъ, два дня спустя — давъ кушъ — открыли. Андрюшки-жъ нѣтъ. Работа, кубы, эфиръ. Потомъ нашли: свалился въ бутъ, разбился. Егорычъ — на мѣстѣ. Утромъ — фонарь и внизъ. Но въ головѣ одно: «Хранцузъ»! Съѣлъ окаянный. И встаетъ: огромный, коперъ, клешня, невиданный, чужой. Схватить, убить и бросить въ бутъ, гдѣ сѣра, смерть и мерзость!

Кабинетъ m-r Вандэнмэра. Утренняя почта. Собраніе акціонеровъ? — созвать! Не страшно — у него 2/3 акцій. Изъ Халчака отчетъ. Балансъ. Главное — ноли. И переводъ. Теперь — культура. Борьба съ клерикализмомъ. Свобода мнѣній выше всего. Свѣтское образованіе. Надо поддержать министра либерала. Соціалистовъ пригласить на просвѣтительное утро. Усталъ отъ дѣлъ. «Лиловый Сонъ» — выставка. Импрессіонисты. Очень пріятно. Точки. А зажмуришь глазъ и сразу ясно — дѣвушка средь васильковъ. Купить три штуки — двѣ въ гостинную, одну, гдѣ дѣвушка, себѣ въ спальню. Къ ювелиру. Что нибудь такое… Брошка стиль модернъ — змѣя изъ брилліантовъ, въ видѣ лиліи. Жаннѣ — за вчерашній вечеръ. Она теперь на высотѣ — сначала испуганная дѣвочка, потомъ тигрица, а въ концѣ заботливо: «ну отдохни» и кофе съ кюрасо и больше — одеколономъ растираетъ, чтобъ отдыхали даже поры, то есть, нѣтъ, не поры, но тѣло Вандэнмэра. Обѣдъ. Концертъ. Средь пудренныхъ плечъ и манишекъ сердце Вандэнмэра сладко бьется въ тактъ грустному Шопену — вотъ былъ онъ молодъ, теперь старость, жена умерла, жизнь — осень, и бурному Вагнеру — поживемъ еще, у Жанны ножка — шмыгъ — восторгъ. Вѣнецъ дня — ужинъ. Столъ — алтарь, отъ всѣхъ земель — приношенія. Устрицы изъ Атлантики. Астраханская икра. Бургундское вино. Апельсины изъ Яффы. Цейлонскіе бананы. Яванскій кофе. Испанскій хересъ. M-r Вандэнмэръ не ѣстъ, но молится — пріемля дары земли, искусство поваровъ, развитіе транспорта, величіе культуры. Потомъ — въ снѣга простынь. Въ послѣдній мигъ — великій ноль — добыча растетъ — ртуть подымается, какъ въ градусникѣ. Вся спальня — ртуть и Вандэнмэръ, счастливый, плаваетъ въ прохладномъ жидкомъ серебрѣ.

Егорычъ къ фельдшеру ходилъ, долго клянчилъ — болитъ, нѣтъ силъ, сгибаетъ будто камень. Смилостивился, далъ. Всю банку выпилъ. Прояснило. Долженъ кому нибудь открыть, сказать — выпираетъ. Пошелъ въ Горбовку, къ Аринѣ вдовой.

— Ты чаво? Я не могу — лежу больная.

— Да развѣ я!. да развѣ ты!.. Да вѣдь Андрюшка въ бутѣ. А Хранцузъ — коперъ ей-ей. И съ клешней. На то и сказано — придетъ врагъ рода человѣческаго. Для истребленія. Землю растревожилъ. Ртуть? И кому она нужна эта ртуть? Что это — уголь, что ли? или желѣзо! Пакость! Чтобъ золото толкать. А золото кому? Андрюшку слопалъ. Ртутная кишка — не подавился. Ты меня послушай — вотъ, вотъ, придетъ… Всѣ пойдемъ къ нему и за клешню. Близко время. Молись, Арина, часъ бы не проспать. Я — ему! Гадъ сѣрный! Господи, помилуй!

И вонъ. И — бѣгъ. И прямо на земь. Халчакская мертвая земля.

Халчаку — лѣтъ тьма, халчакскимъ рудникамъ четыре года. Гдѣ то война. Здѣсь клѣть, штрекъ и сѣра. Кой кого угнали. Привезли китайцевъ. Въ Горбовкѣ бабій вой и плѣнные мадьяры. Ну развѣ это мужики? Пашетъ въ очкахъ. Ъстъ голубей. До бабъ падокъ, но тощъ и слабъ. Чуть что, на бокъ, и храпъ. Впрочемъ, китайцы еще вздорнѣй — жрутъ крысъ съ хвостомъ, воняютъ желтой кожей, вродѣ сѣры, говорить — не говорятъ, а только попискиваютъ. Цыплячій духъ. Егорычъ совсѣмъ очумѣлъ. Во всемъ — знаки. На войнѣ сидитъ Хранцузъ, пускаетъ газы, клешней поретъ, живьемъ жретъ людей, мечетъ желѣзную икру — изводитъ весь крещенный міръ. Егорычъ готовъ: послѣдній часъ принять. Пьетъ и самогонку, и эфиръ, и дрянь, что наливаютъ въ фонари, пьетъ, отбиваетъ кубы. И вѣчно день и ночь — высоко въ грязномъ небѣ коперъ Хранцуза, а внизу на тридцать саженей въ бутѣ — родной Андрюшка. Ходитъ въ деревню — къ Аринѣ, къ Васильевой-старухѣ, къ Сизовымъ: