Чарльз Диккенс - Большие надежды - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Чарльз Диккенс - Большие надежды - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Большие надежды - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Чарльз Диккенс
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Чарльз Диккенс - Большие надежды - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Большие надежды - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Чарльз Диккенс, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Чарльз Диккенс (1812–1870) — английский писатель, завоевавший мировую славу и необычайно популярный в России. Сложные сюжетные переплетения и глубокая эмоциональность присущи созданным Диккенсом произведениям. Роман "Большие надежды" — одна из жемчужин его творчества.

Большие надежды - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Большие надежды - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Чарльз Диккенс

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

I took the opportunity of being alone in the courtyard to look at my coarse hands and my common boots. My opinion of those accessories was not favorable.	Оставшись один во дворе, я воспользовался этим для того, чтобы внимательно осмотреть свои шершавые руки и грубые башмаки, и пришел к печальному выводу.
They had never troubled me before, but they troubled me now, as vulgar appendages.	Прежде эти принадлежности моей особы не смущали меня, теперь же они были мне в тягость.
I determined to ask Joe why he had ever taught me to call those picture-cards Jacks, which ought to be called knaves.	Я решил спросить у Джо, почему он научил меня называть крестями карты, которые называются трефы.
I wished Joe had been rather more genteelly brought up, and then I should have been so too.	Я пожалел, что Джо не получил более тонкого воспитания, которое могло бы пойти на пользу и мне.
She came back, with some bread and meat and a little mug of beer.	Эстелла вернулась и принесла мне хлеба, мяса и небольшую кружку пива.
She put the mug down on the stones of the yard, and gave me the bread and meat without looking at me, as insolently as if I were a dog in disgrace.	Кружку она поставила наземь, а хлеб и мясо сунула мне в руки, не глядя на меня, точно провинившейся собачонке.
I was so humiliated, hurt, spurned, offended, angry, sorry,-I cannot hit upon the right name for the smart-God knows what its name was,-that tears started to my eyes.	Мне стало так обидно, тяжко, досадно, стыдно, гадко, грустно. - не могу подобрать верное слово для своего ощущения, одному богу ведомо, как называется эта боль, - что слезы выступили у меня на глазах.
The moment they sprang there, the girl looked at me with a quick delight in having been the cause of them.	При виде их взгляд девочки оживился: она обрадовалась, что довела меня до слез.
This gave me power to keep them back and to look at her: so, she gave a contemptuous toss-but with a sense, I thought, of having made too sure that I was so wounded-and left me.	Это дало мне силы сдержать их и посмотреть на нее; тогда она презрительно тряхнула головой, хотя, кажется, поняла, что торжество ее было преждевременным, - и ушла.
But when she was gone, I looked about me for a place to hide my face in, and got behind one of the gates in the brewery-lane, and leaned my sleeve against the wall there, and leaned my forehead on it and cried.	А я, оставшись один, стал искать, куда бы спрятаться, и, забравшись за створку ворот, ведших к пивоварне, прислонился локтем к стене, а лицом уткнулся в рукав и заплакал.
As I cried, I kicked the wall, and took a hard twist at my hair; so bitter were my feelings, and so sharp was the smart without a name, that needed counteraction.	Я плакал, и колотил ногой стену, и дергал себя за волосы - так горько было у меня на душе и такой острой была безымянная боль, просившая выхода.
My sister's bringing up had made me sensitive.	Воспитание сестры сделало меня не в меру чувствительным.
In the little world in which children have their existence whosoever brings them up, there is nothing so finely perceived and so finely felt as injustice.	Дети, кто бы их ни воспитывал, ничего не ощущают так болезненно, как несправедливость.
It may be only small injustice that the child can be exposed to; but the child is small, and its world is small, and its rocking-horse stands as many hands high, according to scale, as a big-boned Irish hunter.	Пусть несправедливость, которую испытал на себе ребенок, даже очень мала, но ведь и сам ребенок мал, и мир его мал, и для него игрушечная лошадка-качалка все равно что для нас рослый ирландский скакун.

Within myself, I had sustained, from my babyhood, a perpetual conflict with injustice.	С тех пор как я себя помню, я вел в душе нескончаемый спор с несправедливостью.
I had known, from the time when I could speak, that my sister, in her capricious and violent coercion, was unjust to me.	Едва научившись говорить, я уже знал, что сестра несправедлива ко мне в своем взбалмошном, злом деспотизме.
I had cherished a profound conviction that her bringing me up by hand gave her no right to bring me up by jerks.	Меня не покидало сознание, что, воспитывая меня своими руками, она все же не имеет права воспитывать меня рывками.
Through all my punishments, disgraces, fasts, and vigils, and other penitential performances, I had nursed this assurance; and to my communing so much with it, in a solitary and unprotected way, I in great part refer the fact that I was morally timid and very sensitive.	Это сознание я берег и лелеял наперекор всем поркам, брани, голодовкам, постам и прочим исправительным мерам; и тем, что я, одинокий и беззащитный ребенок, так много носился с этими мыслями, я в большой мере объясняю свою душевную робость и болезненную чувствительность.
I got rid of my injured feelings for the time by kicking them into the brewery wall, and twisting them out of my hair, and then I smoothed my face with my sleeve, and came from behind the gate.	На сей раз, однако, я справился со своими оскорбленными чувствами, вколотив их ногой в стену пивоварни и повыдергав вместе с волосами, после чего утер лицо рукавом и вышел из-за створки ворот на двор.
The bread and meat were acceptable, and the beer was warming and tingling, and I was soon in spirits to look about me.	Тут я не без удовольствия принялся за хлеб и мясо, пиво приятно грело и щекотало в носу, и скоро я воспрянул духом настолько, что мог оглядеться по сторонам.
To be sure, it was a deserted place, down to the pigeon-house in the brewery-yard, which had been blown crooked on its pole by some high wind, and would have made the pigeons think themselves at sea, if there had been any pigeons there to be rocked by it.	Да, все здесь было заброшено, вплоть до голубятни, которая покривилась от какой-то давнишней бури и покачивалась на своем шесте, так что, будь она населена голубями, они бы думали, что их качает шторм в открытом море.
But there were no pigeons in the dove-cot, no horses in the stable, no pigs in the sty, no malt in the storehouse, no smells of grains and beer in the copper or the vat.	Но голубей в голубятне не было, как не было ни лошадей в конюшне, ни свиней в хлеву, ни солода в кладовой, ни запаха зерна и пива в котле и чанах.
All the uses and scents of the brewery might have evaporated with its last reek of smoke.	Все запахи и самая жизнь пивоварни словно улетучились из нее с последними клочьями дыма.
In a by-yard, there was a wilderness of empty casks, which had a certain sour remembrance of better days lingering about them; but it was too sour to be accepted as a sample of the beer that was gone,-and in this respect I remember those recluses as being like most others.	В одном закоулке двора свалены были пустые бочки, еще отдававшие кислотцой в память о лучших днях; но по кислому их духу нельзя было судить о пиве, когда-то их наполнявшем; такова, вероятно, судьба всех отшельников - их воспоминания мало похожи на их прошлую жизнь.

Behind the furthest end of the brewery, was a rank garden with an old wall; not so high but that I could struggle up and hold on long enough to look over it, and see that the rank garden was the garden of the house, and that it was overgrown with tangled weeds, but that there was a track upon the green and yellow paths, as if some one sometimes walked there, and that Estella was walking away from me even then.	Там, где кончалась пивоварня, за старой стеной виднелся запушенный сад; стена была не очень высокая, - подтянувшись, я повис на руках и, заглянув через нее в сад, увидел, что он примыкает к дому и весь зарос кустами и сорняком, но среди желто-зеленого бурьяна вилась протоптанная тропинка, словно кто-то часто гулял там, и по этой тропинке от меня уходила Эстелла.
But she seemed to be everywhere. For when I yielded to the temptation presented by the casks, and began to walk on them, I saw her walking on them at the end of the yard of casks.	Впрочем, она, казалось, была везде: когда я, не устояв перед таким соблазном, забрался на бочки и стал по ним ходить, я увидел, что она тоже ходит по бочкам в дальнем конце склада.
She had her back towards me, and held her pretty brown hair spread out in her two hands, and never looked round, and passed out of my view directly.	Она шла спиной ко мне, поддерживая поднятыми руками свои прекрасные темные волосы, и, ни разу не оглянувшись, быстро скрылась у меня из глаз.
So, in the brewery itself,-by which I mean the large paved lofty place in which they used to make the beer, and where the brewing utensils still were. When I first went into it, and, rather oppressed by its gloom, stood near the door looking about me, I saw her pass among the extinguished fires, and ascend some light iron stairs, and go out by a gallery high overhead, as if she were going out into the sky.	То же было и в самой пивоварне - просторном помещении с каменным полом, где когда-то варили пиво и до сих пор осталось кое-что из утвари, - едва я заглянул туда и, смущенный ее мрачным видом, остановился в дверях и стал озираться по сторонам, как увидел, что Эстелла прошла между погасших печей, поднялась по узкой железной лестнице и, мелькнув на галерейке высоко у меня над головой, исчезла, точно ушла прямо в небо.
It was in this place, and at this moment, that a strange thing happened to my fancy.	Вот в эту-то минуту и в этом-то месте воображение сыграло со мной странную шутку.
I thought it a strange thing then, and I thought it a stranger thing long afterwards.	Она показалась мне странной тогда, а много лет спустя показалась еще более странной.
I turned my eyes-a little dimmed by looking up at the frosty light-towards a great wooden beam in a low nook of the building near me on my right hand, and I saw a figure hanging there by the neck.	Взгляд мой, слегка затуманенный оттого, что я долго глядел в морозное светлое небо, упал на толстую балку в углу, справа от меня, и я увидел, что на ней висит женская фигура.
A figure all in yellow white, with but one shoe to the feet; and it hung so, that I could see that the faded trimmings of the dress were like earthy paper, and that the face was Miss Havisham's, with a movement going over the whole countenance as if she were trying to call to me.	Женщина в пожелтевшем белом платье, об одной туфле; мне даже было видно, что поблекшие оборки на платье словно сделаны из желтовато-серой бумаги и что лицо женщины -лицо мисс Хэвишем, и все черты его в движении, точно она пытается окликнуть меня.
In the terror of seeing the figure, and in the terror of being certain that it had not been there a moment before, I at first ran from it, and then ran towards it.	Так страшен был вид этой фигуры, которая - я готов был в том поручиться - только что возникла из ничего, что я сперва бросился бежать прочь, а потом бросился бежать к ней.
And my terror was greatest of all when I found no figure there.	Но страшнее всего было то, что никакой фигуры там не оказалось.