Уильям Фолкнер - Авессалом, Авессалом! английский и русский параллельные тексты
Тут можно читать онлайн Уильям Фолкнер - Авессалом, Авессалом! английский и русский параллельные тексты - бесплатно
полную версию книги (целиком) без сокращений.
Жанр: Классическая проза.
Здесь Вы можете читать полную версию (весь текст)
онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть),
предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2,
найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации.
Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.
- Название:Авессалом, Авессалом! английский и русский параллельные тексты
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Уильям Фолкнер - Авессалом, Авессалом! английский и русский параллельные тексты краткое содержание
Авессалом, Авессалом! английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Уильям Фолкнер, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru
Подобно другим представителям "потерянного поколения", вступив в литературу после Первой мировой войны, Фолкнер (лауреат Нобелевской премии 1949 г.) заявил о себе как писатель своеобразного стиля, отмеченного историзмом, тягой к символике и повествованию в нескольких временных пластах, эмоциональностью и необычайно высокой риторикой.
Авессалом, Авессалом! английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Авессалом, Авессалом! английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно, автор Уильям Фолкнер
Тёмная тема
↓
↑
Сбросить
Интервал:
↓
↑
Закладка:
Сделать
Сколько вечеров провел Генри, перенимая у него искусство прохлаждаться в спальне, облачившись в халат и домашние туфли, какие носят женщины; в легком, но безошибочном аромате духов, какие употребляют женщины; курить сигару -точь-в-точь как могла бы курить ее женщина, однако с такой небрежной, убийственной самоуверенностью, что лишь самый отъявленный смельчак мог бы отважиться на такое сравнение (причем он нисколько не пытался учить, поучать, строить из себя ментора - а впрочем, может, и пытался; кто знает, сколько раз, всматриваясь в лицо Генри, он думал - не так если пренебречь той примесью в крови, которой нет у меня, передо мной мой череп, мой лоб, глазные впадины, лицевой угол, подбородок, и за всем скрываются отчасти даже мои мысли; и все это он, в свою очередь, мог бы увидеть на моем лице, умей он смотреть так, как умею я а несколько иначе передо мною, лишь слегка разбавленное чуждой кровью, примесь которой потребовалась для его появления на свет, лицо человека, создавшего нас обоих из той непроницаемой зыбкой тьмы, что люди называют будущим; и вот сейчас, сию минуту, железным усилием воли и страстным желанием, я сквозь эту чуждую мне кровь увижу -не лицо брата, о существовании которого я ничего не знал и потому спокойно без него обходился, а лицо моего отца, чье отсутствие отбрасывает тень, от которой мой бессмертный дух никак не может уйти... когда, в какие минуты он это думал, наблюдал этот пыл, в котором не было ни капли униженья, это смиренье паче гордости и беззаветную отдачу всей души - ведь бессознательное подражание одежде, манере вести себя и говорить было всего лишь внешней его оболочкой, наблюдал и думал чего только не мог бы я при желании сделать с этой податливою плотью, с этой плотью, кровью и душою, что вышли из того же источника, что и мои, но выросли в довольстве, мире и покое, под ровным, пусть даже и унылым светом солнца; тогда как те, что передал он мне, росли среди обиды, ненависти, непрощенья, в глубокой тени; я мог бы вылепить из этой податливой и пылкой глины то, чего не создал и родной отец; какие зачатки добра могут, должны быть и есть в этой крови, и нет никого, кто смог бы ваять мой кусок глины и лепить из него, пока еще не поздно, в какие минуты он говорил себе, что это чепуха, что этого никак не может быть, что такие совпадения встречаются лишь в книгах, и - томный фаталист, неисправимый отшельник - думал Проклятый олух.
| How shall I get rid of him: and then the voice, the other voice: You don't mean that: and he: No. | Как мне от него отделаться? но тут же голос, другой голос возражал: Нет, ты вовсе этого не думаешь, а он ему в ответ: И вправду не думаю. |
| But I do mean the clodhopper bastard) and the days, the afternoons, while they rode together (and Henry aping him here too, who was the better horseman, who maybe had nothing of what Bon would have called style but who had done more of it, to whom a horse was as natural as walking, who would ride anything anywhere and at anything) while he must have watched himself being swamped and submerged in the bright unreal flood of Henry's speech, translated (the three of them: himself and Henry and the sister whom he had never seen and perhaps did not even have any curiosity to see) into a world like a fairy tale in which nothing else save them existed, riding beside Henry, listening, needing to ask no questions, to prompt to further speech in any manner that youth who did not even suspect that he and the man beside him might be brothers, who each time his breath crossed his vocal chords was saying From now on mine and my sister's house will be your house and mine and my sister's lives your life, wondering (Bon) or maybe not wondering at all-how if conditions were reversed and Henry was the stranger and he (Bon) the scion and still knew what he suspected, if he would say the same; then (Bon) agreeing at last, saying at last, | Но все равно он олух); сколько раз, днем или вечером, когда они ездили верхом (Генри и тут ему подражал, хотя был более искусным наездником; возможно, лишенный того, что Бон назвал бы изяществом, он вырос в седле, и ездить верхом было для него так же естественно, как ходить пешком; он мог ездить на чем угодно, куда угодно и как угодно) и он видел, что барахтается и тонет в потоке веселой бессмысленной болтовни Генри, которая переносила их (всех троих - его, Генри и сестру, которой он никогда не видел и, может быть, не имел ни малейшего желания увидеть) в мир, подобный волшебной сказке, где ничего, кроме них, не существует; когда он скакал верхом рядом с Г енри и слушал, причем ему даже незачем было ни задавать вопросы, ни как-либо вызывать на еще большую откровенность этого юнца, который даже не подозревал, что мужчина, скачущий рядом с ним, может быть, его брат; который всякий раз, как дыхание его касалось его голосовых связок, повторял Отныне наш с сестрою дом - твой дом, наша с сестрою жизнь -твоя жизнь; у него (у Бона) возникал - а может, вовсе и не возникал - вопрос: допустим, все произошло наоборот, и незнакомец - это Г енри, а наследник - он сам, но все равно он знает то, что сейчас лишь подозревает, - так стал бы он тогда рассуждать так, как сейчас? и в конце концов он (Бон) соглашался, в конце концов говорил: |
| "All right. | "Ладно. |
| I'll come home with you for Christmas," not to see the third inhabitant of Henry's fairy tale, not to see the sister because he had not once thought of her: he had merely listened about her: but thinking So at last I shall see him, whom it seems I was bred up never to expect to see, whom I had even learned to live without, thinking maybe how he would walk into the house and see the man who made him and then he would know; there would be that flash, that instant of indisputable recognition between them and he would know for sure and forever thinking maybe That's all I want. | Я поеду к тебе домой на рождество", - совсем не для того, чтобы увидеть третьего обитателя сочиненной Г енри волшебной сказки, не для того, чтобы увидеть сестру - ведь он ни разу о ней не вспомнил, он только слушал, что Генри про нее говорил, а сам при этом думал Наконец-то я увижу его, человека, которого - судя по тому, как меня воспитывали, - я никогда не должен был надеяться увидеть и без которого я даже научился жить; быть может, он даже представлял себе, как войдет в этот дом и увидит человека, который его породил, и тут ему все станет ясно; ибо наступит минута озарения, когда они безошибочно друг друга узнают, и ему все станет ясно - наверное, раз и навсегда - быть может, он думал Это все, чего я хочу. |
| He need not even acknowledge me; I will let him understand just as quickly that he need not do that, that I do not expect that, will not be hurt by that, just as he will let me know that quickly that I am his son, thinking maybe, maybe again with that expression you might call smiling but which was not, which was just something that even just a clodhopper bastard was not intended to see beyond: I am my mother's son, at least: I do not seem to know what I want either. | Пусть он меня даже не признает, я сразу дам ему понять, что этого совсем не надо делать, что я этого совсем не жду, что меня это нисколько не обидит, а он в свою очередь сразу же даст понять мне, что я - его сын, думал, быть может, опять с тем выражением, которое ты мог бы даже назвать улыбкой, но которое было совсем не улыбкой, а чем-то таким, во что даже и олуху не следовало соваться: Во всяком случае, я сын своей матери: я тоже, кажется, не знаю, чего хочу. |
| Because he knew exactly What he wanted; it was just the saying of it-the physical touch even though in secret, hidden-the living touch of that flesh warmed before he was born by the same blood which it had bequeathed him to warm his own flesh with, to be bequeathed by him in turn to run hot and loud in veins and limbs after that first flesh and then his own were dead. | Однако он совершенно точно знал, чего он хочет -только того, чтобы это было сказано, физического соприкосновения, хотя бы и незаметного, тайного, живого прикосновения плоти, еще до его появления на свет согретой тою же кровью, которую она передала ему, чтобы согреть его плоть, и чтобы он в свою очередь тоже передал ее по наследству, и чтоб она, горячая и быстрая, бежала бы по жилам, когда умрет та, первая, а затем и его собственная плоть. |
| So the Christmas came and he and Henry rode the forty miles to Sutpen's Hundred, with Henry still talking, still keeping distended and light and iridescent with steady breathing that fairy balloon-vacuum in which the three of them existed, lived, moved even maybe, in attitudes without flesh-himself and the friend and the sister whom the friend had never seen and (though Henry did not know it) had not even thought about yet but only listened about from behind the more urgent thinking, and Henry probably not even noticing that the nearer they came to home the less Bon talked, had to say on any subject, and maybe even (and certainly Henry would not know this) listening less. | И вот настало рождество, и они с Генри поехали за сорок миль в Сатпенову Сотню, и Генри все говорил, и его дыхание, словно надувая легкий воздушный шар, расцвечивало радужным сиянием сказки пустоту, в которой они существовали, жили, быть может, даже двигались, оставаясь бесплотными; все трое - он сам, его друг и сестра, которой друг никогда не видел и (хотя Генри этого не знал) о которой ни разу не подумал; а только слушал про нее как бы сквозь более важные мысли, и Г енри, наверно, даже не замечал, что чем больше они приближались к дому, тем меньше Бон говорил, высказывал свое мнение о чем бы то ни было, а может, даже (и Г енри, разумеется, не знал и этого) меньше слушал. |
| And so he went into the house: and maybe somebody looking at him would have seen on his face an expression a good deal like the one-that proffering with humility yet with pride too, of complete surrender-which he had used to see on Henry's face, and maybe he telling himself I not only don't know what it is I want but apparently I am a good deal younger than I thought also: and saw face to face the man who might be his father, and nothing happened-no shock, no hot communicated flesh that speech would have been too slow even to impede-nothing. | И вот он вошел в дом, и возможно, если бы кто-нибудь посмотрел на него, он увидел бы на его лице выражение, очень похожее на выражение лица Г енри - смиренную, хотя и гордую готовность к полной, безоглядной отдаче, и, возможно, он даже говорил себе Я не только не знаю, чего хочу, но я еще, очевидно, гораздо моложе, чем сам думал; и встретился лицом к лицу с тем человеком, который, возможно, был его отцом, и не случилось ровно ничего - ни потрясения, ни жаркого соприкосновенья плоти, которому и речь, далеко не столь стремительная, и то не может помешать, - ничего. |
| And he spent ten days there, not only the esoteric, the sybarite, the steel blade in the silken tessellated sheath which Henry had begun to ape at the University, but the object of art, the mold and mirror of form mad fashion which Mrs Sutpen (so your father said) accepted him as and insisted (didn't your father say?) that he be (and would have purchased him as and paid for him with Judith even, if there had been no other bidder among the four of them or didn't your father say?) and which he did remain to her until he disappeared, taking Henry with him, and she never saw him again and war and trouble and grief and bad food filled her days until maybe she didn't even remember after a while that she had ever forgot him. (And the girl, the sister, the virgin-Jesus, who to know what she saw that afternoon when they rode up the drive, what prayer, what maiden meditative dream ridden up out of whatever fabulous land, not in harsh stove iron but the silken and tragic Lancelot nearing thirty, ten years older than she was and wearied, sated with what experiences and pleasures, which Henry's letters must have created for her.) And the day came to depart and no sign yet; he and Henry rode away and still no sign, no more sign at parting than when he had seen it first, in that face where he might (he would believe) have seen for himself the truth and so would have needed no sign, if it hadn't been for the beard; no sign in the eyes which could see his face because there was no beard to hide it, could have seen the truth if it were there: yet no flicker in them: and so he knew it was in his face because he knew that the other had seen it there just exactly as Henry was to know the next Christmas eve in the library that his father was not lying by the fact that the father said nothing, did nothing. | И он провел там десять дней - не просто таинственный незнакомец, сибарит, стальной клинок в клетчатых шелковых ножнах, которому Г енри начал подражать еще в университете, а еще и произведение искусства, некий шаблон, образец хорошего тона и манер, за каковой миссис Сатпен (как говорил твой отец) его принимала, настаивала (разве твой отец этого не говорил?), чтобы он им был (и в качестве такового купила бы, расплатившись за него даже своей родною дочерью, Джудит, если бы среди них четверых не нашлось другого покупщика - или твой отец этого не говорил?) и каковым он для нее и оставался, покуда не исчез, забрав с собою Г енри, после чего она больше никогда его не видела, а война, лишения, и горе, и скверная пища до такой степени заполнили ее дни, что вскоре она, наверное, не могла даже вспомнить, что когда-то о нем позабыла. (А девушка, сестра, девственница - о боже, кто может знать, что ей привиделось в тот вечер, когда они подъезжали к дому по аллее, из какой сказочной страны явилась эта задумчивая девичья греза, этот призрак, облеченный не в грубые железные латы, а в тонкие шелка, этот трагический тридцатилетний Ланселот, десятью годами ее старше; какою жизнью и какими наслажденьями был утомлен и пресыщен он, созданный в ее воображении письмами Г енри.) Но вот наступил день отъезда, а ему еще не подали никакого знака; они с Генри уехали, а знака все не было: при расставанье он прочел на этом лице не больше, чем в тот день, когда впервые его увидел; на этом лице, если б не борода, он мог бы разглядеть (или поверить, что разглядел) истину, и тогда ему не нужен был бы знак; никакого знака не подали ему глаза, что ясно видели его лицо: ведь у него не было бороды, чтобы за ней укрыться, - мог бы разглядеть истину, если б она в этих глазах была, однако в них не мелькнуло ни малейшей искры, и потому он понял, что истина открылась тому в его лице; он понял, что тот, другой, увидел ее с такой же очевидностью, как Генри в следующий сочельник, войдя в библиотеку, убедится, что отец не лжет - убедится по одному тому, что отец ничего не скажет, ничего не сделает. |
| Maybe he even thought, wondered if perhaps that was not why the beard, if maybe the other had not hidden behind that beard against this very day, and if so, why? why? thinking But why? | Может, он даже подумал, подивился: уж не нарочно ли тот приклеил себе бороду, чтобы укрыться за нею в этот самый день, а если это так, то почему же? почему? |
| Why? since he wanted so little, could have understood if the other had wanted the signal to be in secret, would have been quick and glad to let it be in secret even if he could not have understood why, thinking in the middle of this My God, I am young, young, and I didn't even know it; they didn't even tell me, that I was young, feeling that same despair and shame like when you have to watch your father fail in physical courage, thinking, It should have been me that failed; me, I, not he who stemmed from that blood which we both bear before it could have become corrupt and tainted by whatever it was in mother's that he could not brook. -Wait,' Shreve cried, though Quentin had not spoken: it had been merely some quality, some gathering of Quentin's still laxed and hunched figure which presaged speech, because Shreve said Wait. | Но почему же? почему? думал он; ведь он хотел так мало, ведь он бы сразу понял, что тот, другой, хочет подать ему сигнал втайне; ведь он охотно, с радостью хранил бы эту тайну, пусть даже и не понимая почему; и в голове его мелькала мысль О боже, я ведь молод, молод, а я совсем этого не знал; мне даже не сказали, что я так молод; он был полон отчаяния и стыда, какие ощущаешь при виде физической слабости своего отца, и думал Эту слабость должен был выказать я, я, а не он, в чьих жилах текла та же кровь, что и в моих, еще до того, как мою кровь испортило, запятнало нечто такое в крови моей матери, чего он не мог перенести... Подожди! - воскликнул Шрив, хотя Квентин ничего не сказал; просто расслабленная, все еще согбенная фигура Квентина зашевелилась, начала выпрямляться, как будто он собирался заговорить, и потому, прежде чем он успел сказать хоть слово, Шрив уже произнес: -Подожди. Подожди. |
| Wait. before Quentin could have begun to speak. 'Because he hadn't even looked at her. | Ведь он на нее даже и не взглянул. |
| Oh, he had seen her all right, he had had plenty of opportunity for that; he could not have helped but that because Mrs Sutpen would have seen to it-ten days of that kind of planned and arranged and executed privacies like the campaigns of dead generals in the textbooks, in libraries and parlors and drives in the buggy in the afternoons-all planned three months ago when Mrs Sutpen read Henry's first letter with Bon's name in it, until maybe even Judith too began to feel like the other one to a pair of goldfish: and him even talking to her too, or what talking he could have found to do to a country girl who probably never saw a man young or old before who sooner or later didn't smell like manure; talking to her about like he would talk to the old dame on the gold chairs in the parlor, except that in the one case he would have to make all the conversation and in the other he would not even be able to make his own escape but would have to wait for Henry to come and get him. | О, разумеется, он ее видел, у него были для этого все возможности, он при всем желании не мог от этого уклониться - миссис Сатпен уж наверняка позаботилась, чтобы эти десять дней они то и дело как бы случайно оказывались наедине в библиотеке, в гостиной, в коляске на вечерних прогулках - все было задумано, подготовлено и разыграно подобно военным кампаниям умерших генералов из учебников, задумано еще три месяца назад, когда миссис Сатпен прочла первое письмо Генри, в котором упоминалось имя Бона - пока, возможно, даже Джудит стала чувствовать себя одной из двух золотых рыбок в аквариуме; он разговаривал, конечно, и с ней, хотя не совсем понятно, о чем он мог бы говорить с деревенской девицей, едва ли прежде встречавшей мужчину -молодого или старого, от которого бы рано или поздно не пахнуло навозом; он разговаривал с нею, как разговаривал бы со старухой, сидя с нею на золоченых стульях в гостиной, с той лишь разницей, что в первом случае ему приходилось все время поддерживать разговор, а во втором он не мог даже сам спастись бегством и вынужден был ждать прихода Г енри, который бы увел его с собой. |
| And maybe he had even thought about her by that time; maybe at the times when he would be telling himself it cant be so; he could not look at me like this every day and make no sign if it were so he would even tell himself She would be easy like when you have left the champagne on the supper table and are walking toward the whiskey on the sideboard and you happen to pass a cup of lemon sherbet on a tray and you look at the Sherbet and tell yourself, That would be easy too only who wants it. | Возможно, к тому времени он наконец удосужился о ней подумать; наверное, это было тогда, когда он говорил себе не может быть, чтоб это было так; если б это было так, он не мог бы каждый день на меня смотреть и не подать мне никакого знака он даже говорил себе С ней все пойдет легко как бывает за ужином, когда оставишь на столе шампанское, а сам идешь к буфету за виски, и тебе вдруг случайно попадается поднос с чашей лимонада, и вот ты смотришь на лимонад и говоришь себе: Он тоже пойдет легко, да только кому он нужен?.. |
| Does that suit you?" | Что ты на это скажешь? |
| 'But it's not love,' Quentin said. | - Но ведь это не любовь, - сказал Квентин. |
| 'Because why not? | - А почему нет? |
| Because listen. | Слушай дальше. |
| What was it the old dame, the Aunt Rosa, told you about how there are some things that just have to be whether they are or not, have to be a damn sight more than some other things that maybe are and it don't matter a damn whether they are or not? | Помнишь, эта старушенция, тетушка Роза, толковала тебе, что существуют вещи, которые обязательно должны существовать - неважно, есть они на самом деле или нет, - обязательно должны существовать и притом гораздо больше, чем другие, которые, может, и существуют, но совсем неважно, есть они на самом деле или нет. |
| That was it. | Так вот, именно в этом и была вся суть. |
| He just didn't have time yet. | У него просто еще не нашлось времени. |
| Jesus, he must have known it would be. | Господи, да он наверняка знал, что это будет. |
| Like that lawyer thought, he wasn't a fool; the trouble was, he wasn't the kind of not-fool the lawyer thought he would be. | Адвокат правильно считал, что он далеко не дурак; беда только в том, что не дурак он был совсем не того сорта, каким, по мнению адвоката, он должен был оказаться. |
| He must have known it was going to happen. | Он наверняка знал, что это случится. |
| It would be like you passed that sherbet and maybe you knew you would even reach the sideboard and the whiskey, yet you knew that tomorrow morning you would want that sherbet, then you reached the whiskey and you knew you wanted that sherbet now; maybe you didn't even go to the sideboard, maybe you even looked back at that champagne on the supper table among the dirty haviland and the crumpled damask, and all of a sudden you knew you didn't want to go back there even. | Вроде как бы ты прошел мимо того лимонада и, может, даже знал, что доберешься до буфета и до виски, но знал, что завтра утром тебе захочется этого лимонада, а потом добрался до виски и понял, что лимонада тебе хочется именно сейчас; а может, ты даже и не ходил к буфету, ты даже оглянулся на стол, где на измятой камчатной скатерти среди грязной дорогой посуды стояло это самое шампанское, и вдруг понял, что не хочешь возвращаться даже и туда. |
| It would be no question of choosing, having to choose between the champagne or whiskey and the sherbet, but all of a sudden (it would be spring then, in that country where he had never spent a spring before and you said North Mississippi is a little harder country than Louisiana, with dogwood and violets and the early scentless flowers but the earth and the nights still a little cold and the hard tight sticky buds like young girls' nipples on alder and Judas trees and beech and maple and even something in the cedars like he never saw before) you find that you don't want anything but that sherbet and that you haven't been wanting anything else but that and you have been wanting that pretty hard for some time-besides knowing that that sherbet is there for you to take. | Дело не в выборе, не в том, что тебе придется выбирать между шампанским, виски и лимонадом, а в том, что вдруг (там, в тех краях, где он еще весною не бывал, наступила весна, а ведь ты говорил, что на севере штата Миссисипи климат чуть суровее, чем в Луизиане; там растет кизил, цветут фиалки и другие ранние цветы, которые не пахнут, но земля и ночи еще прохладные, и на черной ольхе, на иудином дереве, на буке и клене наливаются липкие тугие почки, похожие на девичьи соски, и даже от виргинских можжевельников веет чем-то молодым, чего он прежде никогда не знал) обнаруживаешь, что тебе хочется только этого лимонада, и больше ничего, и что тебе все время только его и хотелось и уже давно страшно его хочется - и к тому же ты знаешь, что лимонад этот предназначался для тебя. |
| Not just for anybody to take but for you to take, knowing just from looking at that cup that it would be like a flower that, if any other hand reached for it, it would have thorns on it but not for your hand; and him not used to that since all the other cups that had been willing and easy for him to take up hadn't contained sherbet but champagne or at least kitchen wine. | Не для кого-нибудь, а именно для тебя; и, едва взглянув на эту чашу, ты уже знаешь, что она будет как цветок, но если к ней потянется не твоя, а чья-нибудь другая рука, окажется, что цветок-то с шипами; а ведь он к этому не привык, ибо во всех других чашах, которые охотно и легко шли ему прямо в руки, был не лимонад, а шампанское или хотя бы домашнее вино. |
| And more than that. | И более того. |
| There was the knowing what he suspected might be so, or not knowing if it was so or not. | Он знал, что его подозрения могут оправдаться, или, наоборот, не знал, могут они оправдаться или нет. |
| And who to say if it wasn't maybe the possibility of incest, because who (without a sister: I don't know about the others) has been in love and not discovered the vain evanescence of the fleshly encounter; who has not had to realize that when the brief all is done you must retreat from both love and pleasure, gather up your own rubbish and refuse-the hats and pants and shoes which you drag through the world-and retreat since the gods condone and practise these and the dreamy immeasurable coupling which floats oblivious above the trameling and harried instant, the: was-not: is: was: is a perquisite only of balloony and weightless elephants and whales: but maybe if there were sin too maybe you would not be permitted to escape, uncouple, return. -Aint that right?" | Да и кто скажет, не было ли там возможности кровосмешения, ибо какой мужчина (у которого нет сестры, про других я не знаю) был влюблен и не убедился в эфемерности и тщете плотского соприкосновенья, кому не доводилось понять, что, когда мимолетное уже позади, надо отступить от любви и наслаждений, собрать свои пожитки, все эти шляпы, башмаки и брюки, весь хлам, который тащишь за собой по белу свету, и отступить - ведь боги и сами не без греха, а волшебное бесконечное совокупленье, которое в забытьи воспаряет над ловушкой этого мучительного мига - жизни: не был - есть, был - остается уделом одних лишь невесомых, как воздушные шарики, слонов и китов; хотя, впрочем, будь это тоже грех, тебе бы не позволили бежать, порвать все связи, возвратиться. Так разве я не прав? |
| He ceased, he could have been interrupted easily now. | - Он умолк, и теперь его нетрудно было перебить. |
| Quentin could have spoke now, but Quentin did not. | Теперь Квентин мог бы что-нибудь сказать, но он молчал. |
| He just sat as before, his hands in his trousers pockets, his shoulders hugged inward and hunched, his face lowered and he looking somehow curiously smaller than he actually was because of his actual height and spareness-that quality of delicacy about the bones, articulation, which even at twenty still had something about it, some last echo about it, of adolescence-that is, as compared with the cherubic burliness of the other who faced him, who looked younger, whose very superiority in bulk and displacement made him look even younger, as a plump boy of twelve who outweighs the other by twenty or thirty pounds still looks younger than the boy of fourteen who had that plumpness once and lost it, sold it (whether with his consent or not) for that state of virginity which is neither boy's nor girl's. | Он все еще сидел, засунув руки в карманы штанов, сжавшись и понурив голову; он странным образом казался меньше, чем на самом деле, из-за того, что был высок, но худ; его кости и суставы были так тонки, что даже в двадцать лет в них сохранилось что-то, какой-то слабый последний отголосок детства - во всяком случае, по сравнению с сидевшим напротив мощным херувимом, который казался моложе, а оттого, что был намного крепче и плотнее, и еще моложе -так пухлый двенадцатилетний мальчик, который тяжелее другого фунтов на двадцать или тридцать, все равно выглядит моложе четырнадцатилетнего, потому что тот, некогда и сам такой же пухлый, потерял, променял свою пухлость (будь то по собственному желанию или нет) на состояние девственности, равно свойственное и юношам и девушкам. |
| ' I don't know,' Quentin said. | - Не знаю, - сказал Квентин. |
| ' All right,' Shreve said. | - Ну, что ж, - сказал Шрив. |
| 'Maybe I don't either. | - Может, я и сам не знаю. |
| Only, Jesus, some day you are bound to fall in love. | Но только, господи, в один прекрасный день каждый непременно должен влюбиться. |
| They just wouldn't beat you that way. | От этого никуда не денешься. |
| It would be like if God had got Jesus born and saw that he had the carpenter tools and then never gave him anything to build with them. | Иначе было бы вроде того, как если бы господь бог родил Иисуса Христа, снабдил его плотницким инструментом, а потом ни разу не дал ему ничего этим инструментом построить. |
| Dont you believe that?" | Разве это не так? |
| 'I don't know,' Quentin said. | - Не знаю, - сказал Квентин. |
| He did not move. | Он не двигался. |
| Shreve looked at him. | Шрив посмотрел на него. |
| Even while they were not talking their breaths in the tomblike air vaporized gently and quietly. | Даже когда они молчали, их дыхание в этой холодной, как склеп, комнате медленно превращалось в легкий парок. |
| The chimes for midnight would have rung some time ago now. | Прошло уже некоторое время с тех пор, как пробило полночь. |
| 'You mean, it don't matter to you?" | - Ты хочешь сказать, что для тебя это не имеет значения? |
| Quentin did not answer. | - Квентин ничего не ответил. |
| ' That's right. | - Ладно. |
| Dont say it. | Можешь этого не говорить. |
| Because I would know you are lying. -All right then. | Я все равно тебе не поверю. Потому что я буду знать, что ты врешь. Ладно. |
| Listen. | Слушай. |
| Because he never had to worry about the love because that would take care of itself. | Суть в том, что о любви он мог не беспокоиться -она сама о себе побеспокоилась. |
| Maybe he knew there was a fate, a doom on him, like what the old Aunt Rosa told you about some things that just have to be whether they are or not, just to balance the books, write Paid on the old sheet so that whoever keeps them can take it out of the ledger and burn it, get rid of it. | Может, он даже знал, что отмечен судьбою, роком, вроде того, что старая тетушка Роза говорила тебе про некоторые вещи, которые непременно должны существовать - неважно, есть они или нет, - хотя бы только чтоб закрыть счета, написать "Уплачено" на странице старого гроссбуха, и пусть бухгалтер ее оттуда вырвет, сожжет и тем от нее избавится. |
| Maybe he knew then that whatever the old man had done, whether he meant well or ill by it, it wasn't going to be the old man who would have to pay the check; and now that the old man was bankrupt with the incompetence of age, who should do the paying if not his sons, his get, because wasn't it done that way in the old days; the old Abraham full of years and weak and incapable now of further harm, caught at last and the captains and the collectors saying, | Может, он уже тогда знал: что бы там старик ни сделал, желал ли он при этом добра или зла, платить по счетам придется не старику; а теперь, когда старик одряхлел и обанкротился, кто должен платить, как не его сыновья, его потомство, ибо разве не так бывало во время оно? Старик Авраам, обремененный годами, слабый и не способный более творить зло, наконец-то пойман, и вот военачальники и сборщики податей говорят ему: |
| "Old man, we don't want you" and Abraham wouldsay, | "Старик, ты нам не нужен", а Авраам отвечает: |
| "Praise the Lord, I have raised about me sons to bear the burden of mine iniquities and persecutions; yea, perhaps even to restore my flocks and herds from the hand of the ravisher: that I might rest mine eyes upon my goods and chattels, upon the generations of them and of my descendants increased an hundred fold as my soul goeth out from me." | "Хвала всевышнему, я вырастил сыновей, и пусть они несут бремя моих прегрешений и невзгод, а может, даже отберут у похитителя моих овец и коров, дабы я мог спокойно взирать на добро свое и на стократно умножившиеся поколенья моих потомков и рабов, когда душа моя отлетит от тела моего". |
| He knew all the time that the love would take care of itself. | Он все время знал, что любовь побеспокоится о себе сама. |
| Maybe that was why he didn't have to think about her during those three months between that September and that Christmas while Henry talked about her to him, saying every time he breathed: Hers and my lives are to exist within and upon yours; did not need to waste any time over the love after it happened, backfired on him, why he never bothered to write her any letters (except that last one) which she would want to save, why he never actually proposed to her and gave her a ring for Mrs Sutpen to show around. | Может, именно оттого ему и не надо было о ней думать все те три месяца от сентября до рождества, когда Генри ему о ней рассказывал, своим вздохом как бы говоря: Ее и моя жизнь отныне будут связаны с твоей; ему не надо было терять время на любовь, когда она возникла и рикошетом ударила в него; ведь он даже не удосужился написать ей ни одного письма (кроме того, последнего), которое ей захотелось бы сохранить; он ведь, в сущности, даже не сделал ей формального предложения и не подарил кольца, которым миссис Сатпен могла бы везде и всюду хвастать. |
| Because the fate was on her too: the same old Abraham. who was so old and weak now nobody would want him in the flesh on any debt; maybe he didn't even have to wait for that Christmas to see her to know this; maybe that's what it was that came out of the three months of Henry's talking that he heard without listening to: I am not hearing about a young girl, a virgin; I am hearing about a narrow delicate fenced virgin field already furrowed and bedded so that all I shall need to do is drop the seeds in, caress it smooth again, saw her that Christmas and knew it for certain and then forgot it, went back to school and did not even remember that he had forgotten it, because he did not have time then; maybe it was just one day in that spring you told about when he stopped and said, right quiet: All right. | Ведь и она была отмечена роком - совсем как старик Авраам, который был так немощен и стар, что никто не хотел принять его в уплату долгов: может, ему даже не надо было дожидаться того рождества, чтобы ее увидеть и все это понять; может, к этому как раз и привели рассказы Г енри, которых он три месяца не слушал, но все равно услышал: Я слушаю не про молодую девушку, девственницу; я слушаю про узкую, огороженную тонким забором полоску девственной земли, на которой уже вспаханы борозды, так что мне остается только бросить в них семя и снова их загладить; он увидел ее в то рождество, окончательно в этом убедился, а потом все это забыл, уехал обратно в университет и даже не вспомнил, что забыл, потому что у него тогда не было времени; возможно, лишь однажды, той весною, о которой ты рассказывал, он как-то раз остановился и сказал себе, очень тихо и спокойно: Ладно. |
| I want to go to bed with who might be my sister. | Я хочу спать с той, кто, может быть, моя сестра. |
| All right and then forgot that too. | Ладно, а потом забыл и об этом. |
| Because he didn't have time. | Ведь у него не было времени. |
| That is, he didn't have anything else but time, because he had to wait. | То есть у него не было ничего, кроме времени, -ведь ему приходилось ждать. |
| But not for her. | Но не ее. |
| That was all fixed. | С ней все было ясно. |
| It was the other. | Речь шла о другом. |
| Maybe he thought it would be in the mail bag each time the nigger rode over from Sutpen's Hundred, and Henry believing it was the letter from her that he was waiting for, when what he was thinking was Maybe he will write it then. | Может, он надеялся, что оно будет в сумке у негра, всякий раз, когда тот приезжал из Сатпеновой Сотни и когда Генри думал, что он ждет письма от нее; меж тем как на самом деле он думал Может, он все-таки напишет. |
| He would just have to write | Пусть он только напишет: |
| "I am your father. | "Я твой отец. |
| Burn this" and I would do it. | Сожги это", и я послушаюсь. |
| Or if not that, a sheet, a scrap of paper with the one word | Или пусть это будет листок, клочок бумаги с одним только словом: |
| "Charles" in his hand, and I would know what he meant and he would not even have to ask me to burn it. | "Чарльз", написанным его рукой, и я пойму, что он хотел сказать, и ему не придется даже просить меня его сжечь. |
| Or a lock of his hair or a paring from his fingernail and I would know them because I believe now that I have known what his hair and his fingernails would look like all my life, could choose that lock and that paring out of a thousand. | Или прядь его волос или обрезок ногтя, и я их сразу узнаю - ведь я теперь уверен, что всю жизнь знал, как выглядят его волосы и ногти, и смог бы узнать эту прядь и этот обрезок из тысячи. |
| And it did not come, and his letter went to her every two weeks and hers came back to him, and maybe he thought If one of mine to her should come back to me unopened then. | Но оно не пришло, и его письмо отправлялось к ней каждые две недели, а ее письма шли к нему, и, быть может, он думал Пусть хотя бы одно из моих писем к ней вернулось нераспечатанным. |
| That would be a sign. | Это был бы знак. |
| And that didn't happen: and then Henry began to talk about his stopping at Sutpen's Hundred for a day or so on his way home and he said all right to it, said It will be Henry who will get the letter, the letter saying it is inconvenient for me to come at that time; so apparently he does not intend to acknowledge me as his son, but at least I shall have forced him to admit that I am. | Но этого не случилось, и вскоре Г енри пригласил его по дороге домой заехать на день или два в Сатпенову Сотню, и он согласился, он сказал себе Письмо получит Генри; в нем будет сказано, что мой визит к ним в это время не совсем удобен, и, стало быть, он не намерен признавать, что я его сын, но я, по крайней мере, заставлю его в этом признаться. |
| And that one did not come either and the date was set and the family at Sutpen's Hundred notified of it and that letter did not come either and he thought It will be then; I wronged him; maybe this is what he has been waiting for and maybe his heart sprang then, maybe he said Yes. | Но и это письмо не пришло, и дату назначили, и семейство в Сатпеновой Сотне о ней уведомили, и письмо опять не пришло, и он думал Значит, это будет; я был к нему несправедлив, может, он именно того и ждал и может быть, тогда сердце у него екнуло, и он сказал себе Да. |
| Yes. | Да. |
| I will renounce her; I will renounce love and all; that will be cheap, cheap, even though he say to me "never look upon my face again; take my love and my acknowledgement in secret, and go" I will do that; I will not even demand to know of him what it was my mother did that justified his action toward her and me. | Я откажусь от нее; я откажусь от любви и от всего остального; это будет легко, легко, и даже если он скажет: "Никогда больше не попадайся мне на глаза, прими мою любовь и мое признание, сохрани их в тайне и ступай", я послушаюсь; я даже не спрошу, какие поступки моей матери оправдывают его отношение к ней и ко мне. |
| So the day came and he and Henry rode the forty miles again, into the gates and up the drive to the house. | И вот настал назначенный день, и они с Генри снова проскакали эти сорок миль, и въехали в ворота, и двинулись по аллее к дому. |
| He knew what would be there the woman whom he had seen once and seen through, the girl whom he had seen through without even having to see once, the man whom he had seen daily, watched out of his fearful intensity of need and had never penetrated-the mother who had taken Henry aside before they had been six hours in the house on that Christmas visit and informed him of the engagement almost before the fiance had had time to associate the daughter's name with the daughter's face: so that probably before they even reached school again, and without his being aware that he had done so, Henry had already told Bon what was in his mother's mind, (who had already told Bon what was in his); so that maybe before they even started on Bon's second visit (It would be June now and what would it be in North Mississippi? what was it you said? the magnolias in bloom and the mockingbirds, and in fifty years more, after they had gone and fought it and lost it and come back home, the Decoration Day and the veterans in the neat brushed handironed gray and the spurious bronze medals that never meant anything to begin with, and the chosen young girls in white dresses bound at the waist with crimson sashes and the band would play Dixie and all the old doddering men would yell that you would not have thought would have had wind enough to get there, walk down town to sit on the rostrum even)-it would be June now, with the magnolias and mockingbirds in the moonlight and the curtains blowing in the June air of Commencement, and the music, fiddles, and triangles, inside among the swirling and dipping hoops: and Henry would be a little tight, that should have been saying | Он знал, что там будет - женщина, которую он увидел один раз и увидел насквозь; девушка, которую он увидел насквозь, даже еще не увидев ни разу; мужчина, которого он видел ежедневно, за которым с трепетом и страстною тоской следил, но так и не мог разгадать; мать, которая во время этого рождественского визита отвела Г енри в сторону, когда они еще не успели пробыть в доме и полдня, и сообщила ему о помолвке, чуть ли не прежде, чем жених запомнил дочь в лицо; так что, по всей вероятности, еще прежде, чем они успели вернуться в университет и совершенно того не сознавая, Генри уже рассказал Бону, что было на уме у его матери (он уже раньше рассказал Бону, что было на уме у него самого); так что, возможно, еще прежде, чем Бон отправился туда во второй раз (к тому времени уже наступит июнь, а каков июнь на севере штата Миссисипи? ты ведь мне что-то об этом говорил? цветущие магнолии, пересмешники, а через пятьдесят лет после того, как они пойдут на войну, и потерпят поражение, и возвратятся домой, будет День памяти павших в боях, будут ветераны в аккуратно вычищенных, собственноручно отутюженных серых мундирах, с медалями из поддельной бронзы, которые впрочем, никогда ничего не означали; будут самые красивые девушки в белых платьях с алыми поясами, оркестр будет играть "Дикси", и все дряхлые старички - кто б мог подумать, что у них достанет силенок выйти из дому, приползти в город и даже просто сидеть на трибуне, - будут что есть духу вопить "ура"... к тому времени уже наступит июнь, и будут и магнолии, и пересмешники в лунном свете, и колыханье занавесок на июньском ветерке в день присуждения дипломов и ученых степеней в университете, и музыка - скрипки и треугольники, и закружат в вихре танца кринолины, и Генри будет слегка навеселе; ему бы надо спросить: |
| "I demand to know your intentions toward my sister" but wasn't saying it, instead maybe blushing again even in the moonlight, but standing straight and blushing because when you are proud enough to be humble you don't have to cringe (who every time he breathed over his vocal chords he was saying We belong to you; do as you will with us), saying | "Каковы твои намерения насчет моей сестры", но он не спрашивает, а вместо этого наверняка опять краснеет, что видно даже и в лунном свете, однако стоит прямо - ведь если ты достаточно горд, чтобы выказать смирение, тебе нет нужды пресмыкаться (Генри, который каждым своим дыханием, казалось, твердил Мы принадлежим тебе; поступай с нами как тебе вздумается), -стоит и говорит: |
| "I used to think that I would hate the man that I would have to look at every day and whose every move and action and speech would say to me, I have seen and touched parts of your sister's body that you will never see and touch: and now I know that I shall hate him and that's why I want that man to be you," knowing that Bon would know what he meant, was trying to say, tell him, thinking, telling himself (Henry): Not just because he is older than I am and has known more than I shall ever know and has remembered more of it; but because of my own free will, and whether I knew it at the time or not does not matter, I gave my life and Judith's both to him-' | "Я раньше всегда думал, что возненавижу мужчину, на которого мне придется каждый день смотреть и чье каждое движенье, слово и поступок будут говорить мне: я видел и трогал те части тела твоей сестры, которых ты никогда не увидишь и не тронешь; и теперь я точно знаю, что я его возненавижу, и потому хочу, чтобы этим мужчиной был ты"; он знает: Бон поймет, что он имеет в виду, пытается ему сказать и объяснить, и он (Генри) думает и говорит себе: Не только потому, что он старше меня и знает больше, чем я когда-либо узнаю, и больше из всего этого запомнил, а по моей собственной доброй воле, неважно, знал ли я тогда об этом или нет, я отдал ему и мою жизнь, и жизнь Джудит... |
| 'That's still not love,' Quentin said. | - Но это еще не любовь, - сказал Квентин. |
| 'All right,' Shreve said. | - Ладно, - сказал Шрив. |
| 'Just listen. -They rode the forty miles and into the gates and up to the house. | - Ты только слушай. Они проехали эти сорок миль, въехали в ворота и вошли в дом. |
| And this time Sutpen wasn't even there. | На этот раз Сатпена там даже и не было. |
| And Ellen didn't even know where he had gone, believing blandly and volubly that he had gone to Memphis or maybe even to Saint Louis on business, and Henry and Judith not even caring that much, and only he, Bon, to know where Sutpen had gone, saying to himself Of course; he wasn't sure; he had to go there to make sure, telling himself that loud now, loud and fast too so he would not, could not, hear the thinking, the But if he suspected, why not have told me? | А Эллен даже не знала, куда он уехал, спокойно и бездумно полагая, что он отправился по делам в Мемфис, а может, даже и в Сент-Луис, а Г енри и Джудит и вовсе этим не интересовались, и только ему, Бону, было известно, куда Сатпен поехал; и он говорил себе Конечно, он не был уверен, он должен был поехать туда, чтоб в этом убедиться, теперь он говорил себе это громко, громко и быстро, так, чтобы не слышать, чтоб заглушить свои мысли Но если он подозревал, то почему бы не сказать об этом мне? |
| I would have done that, gone to him first, who have the blood after it was tainted and corrupt by whatever it was in mother; loud and fast now, telling himself That's what it is; maybe he has gone on ahead to wait for me; he left no message for me here because the others are not to suspect yet and he knows that I will know at once where he is when I find him gone, thinking of the two of them, the somber vengeful woman who was his mother and the grim rocklike man who had looked at him every day for ten days with absolutely no alteration of expression at all, facing one another in grim armistice after almost thirty years in that rich baroque drawing room in that house which he called home since apparently everybody seemed to have to have a home, the man whom he was now sure was his father not humble now either (and he, Bon, proud of that), not saying even now I was wrong but I admit that it is so Jesus, think of his heart then, during those two days, with the old gal throwing Judith at him every minute now because she had been spreading the news of the engagement confidentially through the county ever since Christmas-didn't your father say how she had even taken Judith to Memphis in the spring to buy the trousseau? and Judith neither having to accede to the throwing nor to resist it but just being, just existing and breathing like Henry did who maybe one morning during that spring waked up and lay right still in the bed and took stock, added the figures and drew the balance and told himself, All right. | Я бы на его месте это сделал, я бы, первым подошел к тому, в чьих жилах течет кровь, которая запятнана, испорчена какой-то примесью в крови моей матери, теперь он говорил себе это громко и быстро Так вот оно что: может, он поехал вперед, чтоб дожидаться меня там; он не оставил мне здесь никакой записки, потому что остальные не должны пока ничего подозревать; и он знает: увидев, что его здесь нет, я тотчас же пойму, где он; он размышлял о них обоих - о мрачной мстительной женщине, которая была его матерью, и о суровом, твердом как скала мужчине, который смотрел на него десять дней кряду, ничуть не изменившись в лице; о том, как почти через тридцать лет они, словно заключив перемирие, но все равно вооруженные до зубов, встретились лицом к лицу в этой богатой, убранной в стиле барокко гостиной, в этом доме, который он называл своим, ибо ведь у каждого человека, очевидно, должен быть свой дом; и мужчина, который, как он теперь окончательно убедился, был его отцом, даже и теперь не смирился (и это наполняло гордостью его, Бона), даже и теперь не сказал Я был неправ, а всего лишь Я допускаю, что это так - о господи, ты только подумай, что творилось в его душе все эти два дня, когда старуха поминутно норовила подсунуть ему Джудит: ведь она еще с того рождества по секрету рассказывала всему округу об этой помолвке - разве твой отец не говорил, что весной она даже поехала с Джудит в Мемфис покупать ей приданое? - а Джудит даже не надо было на это соглашаться или этому противиться; она просто была, просто существовала, дышала, как и Генри, который, быть может, той весною в одно прекрасное утро проснулся и, не вставая с постели, сложил все цифры, подсчитал итог, свел баланс и сказал себе: Ладно. |
| I am trying to make myself into what I think he wants me to be; he can do anything he wants to with me; he has only to tell me what to do and I will do it; even though what he asked me to do looked to me like dishonor, I would still do it, only Judith, being a female and so wiser than that, would not even consider dishonor: she would just say, All right. | Я постараюсь стать таким, каким он хочет меня видеть; он может сделать со мною все, что хочет; пусть он мне только скажет, что делать, и я это сделаю, если даже то, о чем он меня попросит, покажется мне бесчестным, я все равно это сделаю; да только Джудит, как женщина, лучше разбиралась в таких тонкостях и потому даже и не задумывалась о бесчестье, она только сказала: Ладно. |
| I will do anything he might ask me to do and that is why he will never ask me to do anything that I consider dishonorable: so that (maybe he even kissed her that time, the first time she had ever been kissed maybe and she too innocent to be coy or modest or even to know that she had been temporized with, maybe afterward just looking at him with a kind of peaceful and blank surprise at the fact that your sweetheart apparently kissed you the first time like your brother would-provided of course that your brother ever thought of, could be brought to, kissing you on the mouth)-so that when the two days were up and he was gone again and Ellen shrieking at her, | Я сделаю все, о чем он может меня попросить, и поэтому он никогда не попросит меня ни о чем таком, что я считаю бесчестным, и потому (может, на этот раз он ее даже поцеловал; может, это был первый в ее жизни поцелуй, и она была слишком невинной, чтобы быть застенчивой или скромной или хотя бы понять, что он выжидает; может, после этого поцелуя она просто посмотрела на него - мирно, спокойно и даже слегка озадаченно - оттого, что возлюбленный поцеловал ее в первый раз, но совершенно так, как мог бы поцеловать ее брат - разумеется, если бы брату когда-либо пришло в голову или кто-нибудь заставил бы его поцеловать ее в губы)... и потому, когда эти два дня прошли, и он опять уехал, и Эллен набросилась на нее с криками: |
| "What? | "Как? |
| No engagement, no troth, no ring?" she would be too astonished even to lie about it because that would be the first time it would have occurred to her that there had been no proposal. -Think of his heart then, while he rode to the River, and then on the steamboat itself where he walked up and down the deck, feeling through the deck the engines driving him nearer and nearer day and night to the moment which he must have realized now he had been waiting for ever since he had got big enough to comprehend. | Ни предложения, ни клятвы в верности, ни кольца?" - она была слишком изумлена, чтобы даже солгать, ведь только тут ее впервые осенило, что никакого предложения не было и в помине... Так представь себе, что творилось у него в душе, когда он ехал верхом к Реке. И после, когда он, уже на пароходе, шагал взад-вперед по палубе, ощущая сквозь дощатый настил, как машина с каждым днем все ближе и ближе подводит его к той минуте, которой, как ему теперь уж было ясно, он ожидал с тех самых пор, как вырос и начал что-то понимать. |
| Of course every now and then he would have to say it pretty fast and loud, That's all it is. | Разумеется, временами ему приходилось повторять себе, очень громко и быстро: Так вот в чем суть. |
| He just wants to make sure first to drown out the old But why do it this way? | Он просто хочет сперва окончательно убедиться повторять, чтобы вытеснить прежнее Но почему именно? |
| Why not back there? | И почему не в Сатпеновой Сотне? |
| He knows that I shall never make any claim upon any part of what he now possesses, gained at the price of what sacrifice and endurance and scorn (so they told me; not he: they) only he knows; knows that so well that it would never have occurred to him just as he knows it would never occur to me that this might be his reason, who is not only generous but ruthless, who must have surrendered everything he and mother owned to her and to me as the price of repudiating her, not because the doing it this way hurt him, flouted him and kept him in suspense that much unnecessary longer, because he didn't matter; whether he was irked or even crucified didn't matter: it was the fact that he had to be kept constantly reminded that he would not have done it this way himself, yet he had stemmed from the blood after whatever it was his mother had been or done had tainted and corrupted it. | Ведь он знает, что я никогда не потребую ни малейшей частицы из того, чем он теперь владеет, чего добился ценою жертв, долготерпения и унижений, о которых никто кроме него не знает (так говорили мне они; не он, а именно они); знает это так твердо, что ему - точно так же, как и мне, и это он знает твердо - никогда не пришло бы в голову, что именно этим и объясняется его поведение; ведь он не только щедр, но и безжалостен, ведь он, наверно, отдал матери и мне все, что принадлежало им обоим, в уплату за то, что он от нее отрекся; и не потому, что с ним так поступили, что это его обидело, оскорбило, заставило без всякой надобности так долго пребывать в напряженном ожидании - ведь сам он ничего не значил, то, что он измучен и что над ним зло издеваются, тоже ничего не значило, а суть состояла в том, что ему надо было беспрерывно напоминать, что сам он никогда бы так не поступил, а ведь он был порожден той же кровью уже после того, как ее запятнали и испортили какие-то неизвестные ему поступки или свойства его матери... |
| Nearer and nearer, until suspense and puzzlement and haste and all seemed blended into one sublimation of passive surrender in which he thought only All right. | Все ближе и ближе, пока наконец напряженное ожидание, недоумение, нетерпенье и все остальное не вылились в готовность всецело отдаться на милость победителя, в одну-единственную мысль Ладно. |
| All right. | Ладно. |
| Even this may, Even if he wants to do it this may. | Пусть далее так. Даже если он хочет поступить именно так. |
| I will promise never to see her again. | Я обещаю никогда больше не видеться с ней. |
| Never to see him again. | Никогда больше не видеться с ним. |
| Then he reached home. | Потом он приехал домой. |
| And he never learned if Sutpen had been there or not. | И так никогда и не понял, был там Сатпен или не был. |
| He never knew. | Так никогда и не узнал. |
| He believed it, but he never knew-his mother the same somber unchanged fierce paranoiac whom he had left in September, from whom he could learn nothing by indirection and whom he dared not ask outright-the very fact that he saw through the skillful questions of the lawyer (as to how he had liked the school and the people of that country and how perhaps-or had he not perhaps? he had made friends up there among the country families) only that much more proof to him at that time that Sutpen had not been there, or at least the lawyer was not aware that he had, since now that he believed he had fathomed the lawyer's design in sending him to that particular school to begin with, he saw nothing in the questions to indicate that the lawyer had learned anything new since. (Or what he could have learned in that interview with the lawyer, because it would be a short one; it would be next to the shortest one ever to transpire between them, the shortest one of all next to the last one of course, the one which would occur in the next summer, when Henry would be with him.) Because the lawyer would not dare risk asking him outright, just as he (Bon) did not dare to ask his mother outright. | Он предполагал, что был, но так никогда и не узнал - мать была все той же мрачной и свирепой психопаткой, какой он ее оставил в сентябре, и выведать у нее что-либо обиняками он не мог, а спросить ее прямо не посмел; тогда как хитроумные, но совершенно для него прозрачные вопросы адвоката (насчет того, как ему понравился университет и местные жители, а возможно, он даже нашел - быть не может, чтобы не нашел себе друзей среди тамошних семейств) только лишний раз доказывали, что Сатпен там не был, а если и был, то адвокат об этом ничего не знал, ибо теперь, когда он, как ему казалось, понял, зачем адвокат определил его именно в этот университет, из вопросов адвоката было ясно, что он за это время не узнал ничего нового. (Ничего нового он не извлек и из беседы с адвокатом, ибо она была короткой, чуть ли не самой короткой из всех - короче будет только та, что состоится следующим летом, когда Генри приедет вместе с ним.) Ибо у адвоката не хватило духу спросить его прямо - так же, как у него самого (у Бона) не хватило духу спросить прямо свою мать. |
| Because, though the lawyer believed him to be rather a fool than dull or dense, yet even he (the lawyer) never for one moment believed that even Bon was going to be the kind of a fool he was going to be. | Ибо, хотя адвокат и считал его скорее дураком, нежели лентяем и тупицей, даже и он (адвокат) никогда бы не поверил, что Бон может стать дураком такого рода, каким он впоследствии стал. |
| So he told the lawyer nothing and the lawyer told him nothing, and the summer passed and September came and still the lawyer (his mother too) had not once asked him if he wanted to return to the school. | Итак, он ничего не сказал адвокату, а адвокат ничего не сказал ему, и прошло лето, и наступил сентябрь, и ни адвокат, ни мать так ни разу и не спросили, хочет ли он вернуться в университет. |
| So that at last he had to say it himself, that he intended to return; and maybe he knew that he had lost that move since there was nothing whatever in the lawyer's face save an agent's acquiescence. | Так что в конце концов ему самому пришлось сказать, что он намерен туда вернуться, и возможно, он даже понял, что сделал этот ход совершенно зря, ибо на лице адвоката нельзя было прочесть ничего, кроме молчаливого согласия посредника. |
| So he returned to school, where Henry was waiting (oh yes; waiting) for him, who did not even say | Итак, он вернулся в университет, где его ждал (да, именно ждал) Генри, который даже не сказал ему: |
| "You didn't answer my letters. | "Ты не ответил на мои письма. |
| You didn't even write to Judith" who had already said What my sister and I have and are belongs to you but maybe he did write to Judith now, by the first nigger post which rode to Sutpen's Hundred, about how it had been an uneventful summer and hence nothing to write about, with maybe Charles Bon plain and inelidable on the outside of the envelope and he thinking He will have to see that. | Ты даже не писал Джудит"; Генри, который уже раньше говорил Я, моя сестра и все наше достояние принадлежит тебе а возможно, теперь он все же написал письмо Джудит и послал его с первым же черномазым, который повез почту в Сатпенову Сотню, сообщил, что провел очень скучное лето и потому писать было совершенно нечего, и, возможно, четко и ясно проставил на обороте конверта Чарльз Бон а сам подумал Он это обязательно увидит. |
| Maybe he will send it back thinking Maybe if it comes back nothing will stop me then and so maybe at last I will know what I am going to do. | Может, он отошлет его обратно. Может, если оно вернется, меня уже ничто не остановит, и тогда я наконец пойму, как мне быть дальше. |
| But it didn't come back. | Но письмо не вернулось. |
| And the others didn't come back. | И остальные тоже не вернулись. |
| And the fall passed and Christmas came and they rode again to Sutpen's Hundred and this time Sutpen was not there again, he was in the field, he had gone to town, he was hunting-something; Sutpen not there when they rode up and Bon knew he had not expected him to be there, saying Now. | И прошла осень, и наступило рождество, и они снова поехали в Сатпенову Сотню, и на этот раз Сатпен тоже отсутствовал - он был в поле, в городе, на охоте или еще где-то; когда они приехали, Сатпен отсутствовал, и Бону стало ясно, что он и не надеялся его там увидеть, и он сказал себе Сейчас. |
| Now. | Сейчас. |
| Now. It will come now. | Сейчас. |
| It will come this time, and I am young, young, because I still don't know what I am going to do. | Это произойдет сейчас, а я молод, молод, потому что все еще не знаю, как мне быть. |
| So maybe what he was doing that twilight (because he knew that Sutpen had returned, was now in the house; it would be like a wind, something, dark and chill, breathing upon him and he stopping, grave, quiet, alert, thinking What? | И вполне возможно, что в тот вечер (он знал, что Сатпен возвратился, что он уже в доме; это, наверно, было как порыв ветра, как чье-то дыхание в холодной тьме, и он остановился, мрачно, спокойно и настороженно, и подумал Что это? |
| What is it? | Что это такое? |
| Then he would know; he could feel the other entering the house, and he would let his held breath go quiet and easy, a profound exhalation, his heart quiet too) in the garden while he walked with Judith and talked to her, gallant and elegant and automatic (and Judith thinking about that like she thought about that first kiss back in the summer: So that's it. | Потом он понял, почувствовал, что тот, другой вошел в дом, и тогда он перевел дух, глубоко вздохнул, и сердце тоже забилось спокойно и ровно) в тот вечер, в саду, когда он прогуливался с Джудит, беседуя с ней галантно, почтительно, как автомат (а Джудит думала об этом то же, что прошлым летом о его первом поцелуе. Вот оно. |
| That's what love is, bludgeoned once more by disappointment but still unbowed)-maybe what he was doing there now was waiting, telling himself Maybe even yet he will send for me. | Вот что такое любовь; ее опять, как обухом по голове, сразило разочарованье, но она все еще не поддавалась), в тот вечер он, наверно, просто ждал, при этом говоря себе А вдруг он все-таки за мной пошлет. |
| At least say it to me even though he knew better: He is in the library now, he has sent the nigger for Henry, now Henry is entering the room: so that maybe he stopped and faced her, with something in his face that was smiling now, and took her by the elbows and turned her, easy and gentle, until she faced the house, and said | Или хотя бы просто это скажет говорил, уже понимая, что этого не будет Он сейчас в библиотеке, он послал черномазого за Г енри; сейчас Генри входит в комнату; и возможно, он остановился, посмотрел на нее, возможно, на его лице теперь даже появилось нечто вроде улыбки, он взял ее за локти, мягко и ласково повернул к дому и сказал: |
| "Go. | "Ступайте. |
| I wish to be alone to think about love" and she went just as she took the kiss that day, with maybe the feel of the flat of his hand light and momentary upon her behind. | Я хочу остаться один, чтобы подумать о любви", и она ушла - ушла с тем же чувством, с каким приняла в тот день его поцелуй и, возможно, ощутила у себя на спине легкое мимолетное прикосновение его ладони. |
| And he stood there facing the house until Henry came out, and they looked at one another for a while with no word said and then turned and walked together through the garden, across the lot and into the stable, where maybe there was a nigger there and maybe they saddled the two horses themselves and waited until the house nigger came with the two repacked saddlebags. And maybe he didn't even say then, | А он стоял и глядел на дом; наконец оттуда вышел Генри; они молча постояли, посмотрели друг на друга, повернулись, пересекли сад и двор, вошли в конюшню, где, возможно, к их услугам был черномазый, а возможно, сами оседлали обеих лошадей и дождались, пока черномазый слуга вынес из дому две заново упакованные седельные сумки, И возможно, он даже и тогда не спросил: |
| "But he sent no word to me?"' | "Разве он ничего не велел мне передать?" |
| Shreve ceased. | Шрив умолк. |
| That is, for all the two of them, Shreve and Quentin, knew he had stopped, since for all the two of them knew he had never begun, since it did not matter (and possibly neither of them conscious of the distinction) which one had been doing the talking. | То есть умолк постольку, поскольку они оба, Шрив и Квентин, понимали, что он кончил - ведь они оба знали, что он даже и не начинал, ибо для них не имело значения, кто именно все время говорил (хотя, вероятно, ни тот, ни другой этого различия не сознавал). |
| So that now it was not two but four of them riding the two horses through the dark over the frozen December ruts of that Christmas Eve: four of them and then just two-Charles-Shreve and Quentin-Henry, the two of them both believing that Henry was thinking He (meaning his father) has destroyed us all, not for one moment thinking He (meaning Bon) must have known or at least suspected this all the time; that's why he has acted as he has, why he did not answer my letters last summer nor write to Judith, why he has never asked her to marry him; believing that that must have occurred to Henry, certainly during that moment after Henry emerged from the house and he and Bon looked at one another for a while without a word then walked down to the stable and saddled the horses, but that Henry had just taken that in stride because he did not yet believe it even though he knew that it was true, because he must have now understood with complete despair the secret of his whole attitude toward Bon from that first instinctive moment when he had seen him a year and a quarter ago; he knew, yet he did not, had to refuse to, believe. | И потому теперь они уже не вдвоем, а вчетвером, в тот сочельник, той темной декабрьской ночью скакали на двух лошадях по промерзшим ухабам; сначала вчетвером, а позже только вдвоем -Чарльз-Шрив и Квентин-Генри - и оба были уверены, что Генри тогда думал Он (то есть его отец) погубил нас всех; были уверены, что ему ни на секунду не приходило в голову Он (то есть Чарльз Бон) наверняка все время это знал или хотя бы подозревал; вот почему он так себя вел, вот почему он прошлым летом не отвечал на мои письма и не писал Джудит, вот почему он так и не предложил ей выйти за него замуж; оба были уверены, что Генри непременно должен был это подумать, и именно в ту минуту, когда он вышел из дома и когда они с Боном молча стояли и смотрели друг на друга, а потом пошли на конюшню и оседлали лошадей, но что Г енри просто от этого отмахнулся, потому что все еще этому не верил, хотя и знал, что это правда; теперь, придя в полное отчаяние, он наверняка понял, в чем секрет его отношения к Бону, чем было вызвано то бессознательное чувство, которое охватило его год с четвертью назад, когда он впервые увидел Бона; он знал это, но не желал, отказывался этому верить. |
| So it was four of them who rode the two horses through that night and then across the bright frosty North Mississippi CЧитать дальше
Тёмная тема
↓
↑
Сбросить
Интервал: ↓
↑
Закладка: Сделать
Похожие книги на "Авессалом, Авессалом! английский и русский параллельные тексты", Уильям Фолкнер
Книги похожие на "Авессалом, Авессалом! английский и русский параллельные тексты" читать онлайн бесплатно полные версии.
Авессалом, Авессалом! английский и русский параллельные тексты отзывыОтзывы читателей о книге Авессалом, Авессалом! английский и русский параллельные тексты, автор: Уильям Фолкнер. Читайте комментарии и мнения людей о произведении. Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв или расскажите друзьям
x
|
