Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том девятый

Навещая Кембридж, он просыпался в постелях девчонок, но Набережная требовала от работников большой осторожности. Мимолетные подружки считали Максима юристом.

– Пусть считают и дальше, – к окошкам паспортного контроля вилась унылая очередь, – я хотел жениться только на одной девушке, однако она вышла замуж.

По соседству раздался знакомый голос:

– Дэниел, милый, не капризничай, – Максим вздрогнул, – ты устал, но сейчас мы поедем к тете Тате и как следует выспимся…

На Максима повеяло сладкими пряностями. Надя Левина, обремененная сыном, саквояжем и портпледом, возвышалась над очередью. Она стянула темные волосы в небрежный узел, синие джинсы облегали бесконечные ноги. Максим разозлился на себя.

– Все закончилось, то есть и не начиналось. Она жена Ворона, родственница и больше ничего.

Собравшись с силами, он тронул Надю за плечо

– Здравствуй, – Максим превозмог неловкость, – давай я тебе помогу.

– Замуж! Замуж! – ехидно крикнул холеный белый попугай с золотым хохолком.

Птица ловко плюнула в Надю лузгой от тыквенных семечек. К вечеру в Париже распогодилось. Над черепичными крышами квартала Жавель сияло ясное золото заката. Апельсиновое дерево на кованом балконе Ламберов блестело каплями недавнего дождя. Тата с Надей вынесли наружу плетеные кресла.

– Твоя сестра бегает по музеям, – смешливо сказала мадам Ламбер, – завтра мы отведем детей на Лебединый остров, а пока выпьем по бокалу вина…

Дэниел и Зоя, наигравшись на Сене, сопели в обнимку среди вышитых марокканских подушек и шотландских пледов дивана. Дэниел потянулся к малышке. Тата весело заметила:

– Девчонки у нас словно клавиши на фортепьяно. Ты говорила, что у ребецин Бергер тоже так?

Надя погладила каштановые кудряшки Зои.

– Да, то светлые, то темные. Следующая у вас опять получится блондинкой, – Тата улыбнулась.

– Посмотрим, как все сложится. Нине уже семнадцать, как время летит.

Мадемуазель Ламбер, как Марсель иногда церемонно обращался к старшей дочке, без труда сдала экзамены в подготовительный класс при Политехнической школе.

– Теперь она уедет в общежитие, – Тата подобрала лузгу с бамбуковой циновки, – и Виктория обретается в общежитии балетного училища. Дома осталось всего три девочки, – Надя подмигнула ей.

– Надо завести четвертую. Дэниел влюбился в Зою. В Америке он влюблялся во всех девиц на военной базе…

Сын зачарованно покорно листал книжки малышки и играл с ней в куклы. Тата заметила мальчику:

– Коты отправились на Луару, но попугай еще здесь. С ним не поиграешь, но можно его покормить…

Выспавшись после перелета, став более покладистым, сын с удовольствием перешел на французский язык. Зоя все равно заявила:

– Ты смешно говоришь. Смотри как правильно, – она высунула язык, – я тебя научу.

Тата кинула Наде сигареты.

– Даже ее куклы отправились в школу. Зоя говорит, что тоже станет мадам профессор…

Сизый дымок вился над открытой бутылкой вина. Надя сжевала оранжевый абрикос. Попугай покачался на кольце: «Замуж! Замуж!». Надя довольно мрачно сказала:

– Он не кричит о разводе, потому что у вас такого слова не услышишь.

Тата ласково пожала ей руку.

– Четырнадцать лет назад я сидела в сердце Сахары и гадала – то ли Марселя убили, то ли он забыл обо мне? И потом я тоже долго его ждала, однако все сложилось и у тебя тоже все сложится, – мадам Ламбер помолчала, – а что касается суда, то Ворон имеет такие же права на мальчика, как и ты…

Надя покрутила оборку яркой блузы от Сен-Лорана.

– Я не собираюсь с ним сражаться, – отозвалась женщина, – однако он хочет забрать Дэниела.

Тата отозвалась:

– Суд вряд ли вынесет такое решение, однако на твоем месте я нашла бы хорошего юриста.

Надя подумала о Максиме.

– Он здесь по делам, – обругала себя женщина, – посадив нас в такси в аэропорту, он распрощался.

Надя не сомневалась, что Максим приехал в Париж для подготовки Пьера к будущей поездке. Она поговорила с кузеном по телефону.

– У меня сейчас много работы, – извинился инспектор, – но я появлюсь на рю Жавель ближе к выходным, когда Тата отправится в деревню. Собери черновики статей, мы навестим издательство.

Тата помахала кому-то на улице.

– Мы откроем дверь, – крикнула женщина, – дети спят, не надо их будить звонком. Ты хочешь есть?

Надя рассмеялась.

– Ей восемнадцать лет и у нее волчий аппетит, – женщины говорили по-русски, – мы не видели ее ребенком, но в детстве ее звали булочкой.

Мишель носила вельветовую юбку и водолазку, ловко обтягивающую, как выражались в Мон-Сен-Мартене, заманчивые места. Сестра не вытянулась, напоминая ростом покойную Ладу.

– Элишева тоже такая, – Надя поднялась, – а мы с Аней и Розой высокие. Интересно, какой вырастет Сюзанна? – Тата тоже встала.

– Отнесу детей в спальню и заварю кофе. Мишель не ты и не отказывается от выпечки.

Днем они сделали русский пирог с яблоками. Загремев цепочкой, Надя растворила высокую дубовую дверь. Сестра неожиданно подвела глаза и подмазала губы.

– Если ты намеревалась подцепить парня в Лувре, – хмыкнула Надя, – то шансов на это нет. Хотя в Москве провинциалки тоже первым делом тащатся в Третьяковку, – Мишель хихикнула:

– Я просто так накрасилась. В Галери Лафайет предлагали бесплатный сеанс макияжа. Они раздавали пробники помады, я взяла несколько…

Подхватив джинсовую торбу сестры, Надя сначала не поняла, что у нее в руках.

– Я забыла, как он выглядит, – она держала советский паспорт, – я надеялась, что никогда его больше не увижу, – Мишель раскрыла рот.

На третьей странице Надя обнаружила фотографию Гольдберг Майи Наумовны, уроженки Бердичева, появившейся на свет в пятьдесят девятом году. Взглянув в упрямые карие глаза сестры, Надя потребовала: «Расскажи мне все».

По антикварному ковру разбросали яркие конверты пластинок. Диск «Мелодии» крутился в музыкальном центре от «К и К». Развалившись на бархатном диване, Пьер отсалютовал проигрывателю стаканом «Кровавой Мэри».

– Сядешь и просто нажимаешь на педаль, – подпел инспектор «Поющим гитарам», – дай-дай-дай-дай, – он чокнулся с Максимом.

– Выпьем за свободу творческой интерпретации. Бедный итальянец, – Пьер пощелкал пальцами, – я забыл его имя. Парень написал запоминающуюся песенку, сначала ее украли англичане, потом наш Джо Дассен, а теперь еще и русские…

Обложившись «Известиями» и «Комсомольской правдой», Максим строго сказал:

– Песенки и гитару, – инструмент прислонили в дивану, – оставим на потом. Ты приедешь в Москву в начале сентября. К какому празднику будет готовиться страна победившего социализма? – Пьер закатил глаза.

– К шестидесятой годовщине великой революции, – отрапортовал кузен, – я даже не споткнулся на самой сложной букве русского алфавита, – Максим возразил: