Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том девятый

К удивлению клерка, барон родился в Советском Союзе.

– Должно быть, Маляра послали туда после войны с дипломатической миссией, – решил чиновник, – тогда мы дружили с русскими и голосовали за Тореза. Я тоже выбирал коммунистов и продолжаю выбирать.

Он полюбовался своим каллиграфическим почерком. На войне нынешний клерк, впрочем, служил вовсе не писарем.

– Сначала пехотинцем, а потом танкистом, – он повернул книгу к брачующимся, – над почерком я работал после победы, – он предупредительно сказал:

– Прошу, мадемуазель Пелетье, – девушка расписалась с росчерком, – месье де Лу…

Молодой барон оставил хвостатый и рогатый автограф. Мадемуазель Пелетье объяснила, что живет в Брюсселе.

– У меня тамошний акцент, – девушка смутилась, – я только родилась в Квебеке и ничего оттуда не помню…

Справка из канадского консульства о безбрачии мадемуазель Пелетье и письмо парижского префекта были подделаны от первой до последней строчки.

– Мое начальство ничего не узнает, – Пьер ловко расписался на бумаге с официальным грифом, – я не намерен ждать десять дней. На следующей неделе надо подавать документы на советскую визу, – Надя скептически заметила:

– Вряд ли Мишель так быстро получит французский паспорт.

Она пока не звонила отцу в Израиль. Мишель взяла с нее обещание рассказать обо всем в начале осени.

– Книжная выставка открывается шестого сентября, – деловито сказала сестра, – мы полетим в Москву пятого, для вида поболтаемся на выставке пару дней, а потом исчезнем, – Пьер уверил ее:

– Получит. У меня везде есть кореша, если выражаться по-русски.

– Волк не должен попадать в объектив, – напомнила себе Надя, – после исчезновения Пьера и Мишель Комитет обыщет их гостиничный номер. Семейный альбом придется кстати, но Волк в нем вызовет законное подозрение, потому что его фото есть на Лубянке.

Максим объяснил, что приехал в Париж по делу. Надя собиралась податься в Лондон через неделю.

– Тогда же, когда и он, – Пьер надел Мишель кольцо, – нельзя ему навязываться, мы чужие люди и всегда ими останемся.

Наде стало грустно. Нацепив трехцветную перевязь, чиновник поднялся.

– Именем Республики объявляю вас мужем и женой, – важно сказал он, – можете поцеловать невесту, месье…

К разочарованию клерка, поцелуя он не увидел. Девушка-фотограф словно вросла в половицы перед его столом. Барышня, похожая на каланчу, загораживала пару. Защелкала камера. Кто-то из нафталиновых стариков слабо крикнул: «Виват!».

– Поцеловались, – облегченно понял клерк, – все у них будет хорошо, – он велел секретарю:

– Зовите следующую пару.

Плетеную корзинку с ароматной клубникой устроили на старинной скамейке с дубовой спинкой. По метромосту грохотали поезда шестой линии. Над острием Эйфелевой башни собирались серые облака. На западе громыхала гроза. Прислушавшись, Пьер заметил по-русски:

– Собираем манатки, иначе мы промокнем до нитки…

Теплый день сменился томными сумерками. Они приехали на Лебединый остров в коробочке, как называл свою машину Пьер. Детей пришлось держать на коленях. Получив румяный багет, перемазавшись сыром, малыши разделили сладкую дыньку, купленную у зеленщика на рю Жавель. Тата весело заметила:

– На Луаре нас тоже ждут пикники, – завтра мадам Ламбер в компании дочери и попугая отправлялась на запад.

– Ты сегодня в последний раз покормил Жако, Дэниел, – она потрепала темные кудри мальчика.

Малыш погрустнел.

– У Эммануила живут попугаи, но маленькие. Мама, – сын потерся о плечо Нади, – давай заведем собачку или котика, – женщина отозвалась:

– Посмотрим, милый. В Лондоне, то есть в Банбери, есть и те и другие…

Надя отчего-то подумала о Хэмпстеде. После встречи в издательстве «Галлимар» ноги принесли ее в квартал Марэ. Редактор отдела искусства заметил Наде:

– Статьи хорошие, однако, – он пощелкал пальцами, – вам требуется вес в художественном мире. Сейчас вы никто, пусть и с докторатом. Ваши модельные годы позади, – Надя велела себе молчать.

– У вас за душой нет галереи или опыта работы в аукционном доме, – редактор вернул ей папку, – когда вы его получите, мы с удовольствием вас издадим.

Пьер пошел знакомиться с товаром, который издательство везло на московскую ярмарку. Надя все-таки не смогла обуздать свой язык.

– Вы печатаете книгу месье де Лу, – ядовито заметила она, – а мой кузен полицейский, пусть и с образованием искусствоведа, – редактор закатил глаза.

– Мадам, он де Лу. Даже если он перепишет алфавит, его напечатают из-за фамилии. Он потомок Робеспьера, его предки веками служили Франции. Книгу расхватают как горячие пирожки именно потому, что он полицейский. Он занимается кражами в сфере искусства, это захватывающая тема. Жаль, что он не соглашается сфотографироваться для обложки с пистолетом…

Настала очередь Нади закатывать глаза. Она не знала, для чего отправилась в Марэ.

– То есть знаю, – поправила себя женщина, – я хотела посмотреть на бутик Ателье Майер…

Надя не зашла в светящееся, наполненное геометрическими формами пространство. Лондонский магазин марки помещался на консервативной Олд-Бонд-стрит.

– Главная контора у них в Шордиче, – хмыкнула Надя, – но там не торгуют, а рождают идеи. В Париже Сабина решила двинуться более современной дорогой.

Она пожалела, что не заглянула в нью-йоркский магазин марки на Пятой Авеню.

– Но и заглядывать незачем, – в Марэ к бутику вилась очередь, – у них распродажа. В любом городе их осаждают модницы, – Надя помнила слова Сабины, сказанные десять лет назад.

– Я не отражаю ценностей ее марки, – женщина оторвалась от витрины, – она ничего не забывает. Она не возьмет меня даже уборщицей, не говоря о директоре по связям с общественностью.

Надя решила навестить лондонские аукционные дома.

– Мне нужна работа и квартира, – она помахала Дэниелу, – я должна доказать судьям, что я стабильный человек, а не вертихвостка, которой меня представит адвокат Ворона…

Виллем и сестра подобрали бы ей должность в компании, но Наде не хотелось сидеть на шее у родни.

– И Брюссель, говоря откровенно, пока деревня, – женщина сгрызла клубнику, – но у меня еще появится галерея в Лондоне.

Тата повела детей посмотреть на миниатюрную копию нью-йоркской Статуи Свободы. Дэниел похвастался, что видел настоящую скульптуру. Мадам Ламбер ничего не знала о заключенном третьего дня в мэрии браке. Надя и Максим обещали молодой паре, как шутливо назвал их Волк, хранить молчание.

– Я все объясню папе после вашего отъезда в СССР, – сказала Надя сестре, – а пока Таты здесь нет, я сделаю ваши фото на отдыхе, для семейного альбома…

Максим слушал щелчки камеры от «К и К». Отпустив кузенов, Надя устроилась на скамейке рядом.