Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том девятый

– У Пьера заработала рация в выходной день, – хихикнула женщина, – а Мишель побежала к Тате и малышам. Она любит возиться с детьми, – Максим неловко сказал:

– Послушай, – он не знал, как начать, но разозлился на себя: «Начни и все. Ей нужна работа, а это хороший шанс».

– Послушай, – повторил Волк, – сегодня на совещании родилась одна идея, – Надя прервала его в первую же минуту.

– В СССР я отказывала Комитету, – спокойно заметила женщина, – и откажу здесь, – Максим покраснел: «Мы не…». Надя сочно подытожила:

– Одна шайка-лейка. Вы хотели оплачивать мне аренду галереи в обмен на сведения о художниках и людях искусства, но такие делишки не по мне, – Волк вздохнул.

– То же самое я сказал коллегам, но я только предложил, Надя. Не обижайся на меня.

Ее пухлые губы испачкал клубничный сок. Ветер усилился, на песчаную аллею упали первые капли дождя.

– Пьер оказался прав, – темные глаза взглянули на него, – сейчас ливанет. Я не обижаюсь, – она поднесла сигарету к огоньку его зажигалки, – но я тоже хотела попросить тебя о помощи. Мне нужен хороший адвокат в Лондоне, – Максим уверенно улыбнулся.

– Можешь не волноваться, – он велел себе больше ничего не говорить, – у тебя появится самый лучший защитник, Надя.

Дэниел и Зоя босиком бежали по аллее. Сын влетел в объятья Нади, она вдохнула запах речной воды и прибитой дождем пыли.

– Все будет хорошо, – Надя прижала к себе мальчика, – не может не быть.

Унылый бетонный зал увешали красочными плакатами «Совэкспорфильма», рекламирующими оскаровских лауреатов и победителей кинофестивалейи. Пьер скользил глазами по ярким афишам.

– «Война и мир», «Летят журавли», «Зеркало», – он скрыл горькую усмешку, – Тарковскому перекрывают кислород, однако им успешно торгуют на Западе.

Словно услышав его, вице-консул светским тоном сказал:

– Я уверен, что вы посмотрели эту замечательную ленту, – Пьер кивнул, – Андрей Арсеньевич – гордость нашей кинематографии.

«Софэкспортфильм» содержал кинотеатр «Космос» на Елисейских полях, однако Пьер пошел на сеанс в маленьком зале на Монпарнасе. Он плакал на фильмах Тарковского и предпочитал быть в зале один.

– Или почти один, – вице-консул радушно подвинул ему сигареты, – в кино сидели только какие-то русские эмигранты, а я пошел домой пешком, потому что мне надо было успокоиться.

Пьер велел себе не отпускать шпилек, но не сдержал своего длинного, как говорил Джо, языка.

– «Зеркало» не участвовало в фестивальных показах, – заметил он, – я имею в виду Канны или Венецию, – вице-консул развел руками.

– Андрей Арсеньевич, – он говорил о режиссере с интонацией хорошего знакомого, – не интересуется призами и подобной, – консул пощелкал пальцами, – мишурой. Поездкам за рубеж он предпочитает творческое уединение.

– Как сказал наш великий поэт Пушкин, – парень пыхнул «Союз-Аполлоном», – что слава? Яркая заплата на ветхом рубище певца, – Пьер понял:

– Если бы не его акцент, я принял бы его за парижского интеллектуала. Французский у него отличный и он цитировал хороший перевод Пушкина.

Вице-консул носил переливающийся перламутром серый костюм и алый шелковый галстук. Пьер разглядел на лацкане партийный значок.

– Разумеется, он член партии, – сказал себе инспектор, – других не пускают в дипломаты. Но очки у него такие, словно он завсегдатай кафе, где рассуждают о Фуко и Бодрийяре.

Очки в тонкой черной оправе были самого модного пошиба. Вице-консул полистал аккуратную папку, принесенную Пьером в новое здание посольства на бульваре маршала Ланна. Выстроенная в бруталистском стиле серая глыба пахла свежей краской. В старом особняке на рю Гренель, куда на приемы часто приглашали отца Пьера, теперь размещалась резиденция посла СССР.

Собирая документы, Пьер озаботился новым паспортом. Тетя Марта согласилась с его предложением.

– Ты сыграешь на сентиментальных струнах, – заметила тетя, – твой отец был коммунистом, твои родители – герои Сопротивления, ты ездишь на торжественную церемонию в форт де Жу…

За могилами погибших партизан ухаживало правительство, но Пьер считал себя обязанным навещать захоронения. Тетя подытожила:

– Что касается причин якобы пребывания твоих родителей в СССР, то все случилось тридцать лет назад. Кепка, если он жив, знает правду, но посольство таким интересоваться не станет.

Как и ожидал Пьер, вице-консул расплылся в умилительной улыбке.

– Ваши родители навещали Москву как гости советского правительства, – Пьер кивнул, – формально вы гражданин СССР, месье барон, – инспектор весело ответил:

– В какой-то мере я движим ностальгией, месье вице-консул, однако существуют и рабочие обязанности, – он взял письмо «Галлимара», – нас интересует современная советская литература. Мы уже издали рассказы безвременно умершего месье Шукшина.

Прочитав с помощью Таты несколько рассказов в оригинале, Пьер грустно сказал:

– Жаль, что он больше ничего не напишет. Он великий мастер, словно Чехов, – инспектор продолжил:

– Месье Паустовского, месье Можаева, – он выучил фамилии наизусть, – а сейчас мы хотим перевести повести месье Трифонова, – вице-консул согласился:

– Прекрасный писатель, представитель городского направления прозы, – парень добавил:

– Я балуюсь пером, однако это всего лишь наброски, зарисовки. Но кроме рабочих обязанностей, – его голос стал еще слаще, – вы едете в медовый месяц с мадам баронессой…

Мишель почти не слушала разговор. С афиши, выполненной в стиле пятидесятых годов, на нее смотрела мать. Легкое платье Лады летело по ветру, среди песчаных барханов чернели силуэты юрт.

– «Пустыня в цвету» с Ладой Яринич, – прочла Мишель, – повесть о грустной любви, – она заставила себя очнуться.

– Да, – смущенно подтвердила Мишель, – мы думали о Таити, но Советский Союз гораздо интереснее, месье вице-консул.

Мишель хотела отправиться на бульвар маршала Ланна в джинсах. Старшая сестра фыркнула:

– В паспорте ты баронесса, – документ действительно сделали за пару дней, – ты живешь в апартаментах с видом на Нотр-Дам. Бери сумку и поехали.

Метро привезло их в ангар неподалеку от унылого канала, где теснились ржавые баржи. Пройдя в двери индустриального железа, Мишель ахнула: «Я и понятия не имела…». Надя улыбнулась:

– И никто не имеет, кроме профессионалов моды. Здесь продаются бракованные вещи, прототипы, одежда со съемок, – она подвела Мишель к стойкам, – все с большой скидкой…

Мишель выбрала отделанный золотом бархатный казакин, юбку-солнце и казацкие, как их назвала Надя, сапожки. Наряд пришелся кстати. Над Парижем опять заморосил бесконечный дождь.

– Разумеется, интереснее, – обрадовался дипломат, – посетив Ленинград, великий город белых ночей, колыбель нашей революции, вы отправитесь на бархатный сезон в Крым, который ничуть не хуже Ниццы. Добро пожаловать в Советский Союз, – он захлопнул папку, – ваши визы будут готовы на следующей неделе.