Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть вторая. Том первый

– Новолуние, – девушка взглянула на тонкий серпик над черным простором моря. Ворон вытер тарелку куском хлеба.

– Завтра я отправлюсь в Порт-Рояль. Ты не волнуйся, здесь безопасно. Я через пару дней вернусь и снимемся с якоря.

– Куда? – девушка не отрывала взгляда от волн. На столе в грубых подсвечниках горели две свечи.

– В Плимут, а оттуда в Лондон, – ответил Степан.

– Мальчиков навестить? – Эстер заметила, что Ворон немного покраснел.

– И это тоже, – кивнул он, – но нам надо повенчаться.

– Я не могу венчаться, – тихо сказала Эстер, – ты же знаешь.

– Окрестишься, это быстро, – отмахнулся Ворон.

– Нет, – ответила девушка.

– Что – нет? – непонимающе спросил капитан.

– Не буду я ни креститься, ни венчаться, – Эстер принялась убирать со стола.

– Я не могу жить с тобой, – Степан замялся, – так. Это грех.

– Но ведь живешь, – девушка пожала плечами, – какая разница?

– Разница, – Ворон заставил себя сдержатся, – в том, что я хочу видеть тебя своей женой. Законной женой перед Богом и людьми.

– Людям все равно, поверь мне, – Эстер остановилась на пороге кухни, держа стопку тарелок, – а Богу тем более.

– Ты поедешь со мной в Англию, – отрезал Ворон, – и чтобы я не слышал больше этой чуши.

Она разжала руки. Тарелки со звоном упали на каменный пол. Эстер вскинула голову:

– Я пошла на костер ради своей веры и ради кого-то, даже тебя, Ворон, бросать ее не собираюсь. Представляю, что бы отец мой на такое сказал!

Она собрала черепки. Степан грохнул кулаком по столу: «Я не буду жить с тобой, как со шлюхой, поняла?». Эстер ядовито сказала: «Можешь не жить со мной вообще. Спокойной ночи, Ворон». Он так хлопнул дверью, что та едва не слетела с петель.

Потушив свечу, капитан распахнул ставни в серое пустынное море. Поднявшись с измятой постели, Ворон пробормотал: «Проклятая упрямица!». Он постучал в дверь соседней спальни. Кровать заскрипела. Едва слышно выругавшись, Ворон постучал сильнее.

– Девчонка, – буркнул он, – только появись на пороге.

Эстер, зевая, открыла дверь. Девушка подняла бровь: «Вам чем-то помочь, сэр Стивен?». Ворон отвел глаза: «Прости. Я был неправ. Можно?».

От нее пахло хлебом и сонным теплом. Под рубашкой она вся была будто смуглое золото.

– Я тебя накажу, – пообещал он, подталкивая ее к постели, – заставила меня всю ночь проворочаться, будто мальчишку.

– Капитан строго наказывает? – Эстер подставила ему губы.

– Очень, – отозвался он, – сейчас узнаешь.

Она устроилась у него на груди, легкая, будто птичка.

– А если дети? – вдруг сказал Степан.

Значит, дети, – Эстер поцеловала его, – потом разберемся, Ворон. Ты мне муж, иного мне не надо.

– Мне тоже никто, кроме тебя, не нужен – погладив ее по спине, он зевнул: «Я бы отдохнул, дорогая жена. Годы, сама понимаешь». Девушка усмехнулась:

– Возраст у вас почтенный, капитан. Вам надо себя беречь.

– Сейчас посплю, – Ворон обнял ее, – и поговорим о моем возрасте.

Степан задремал. В неверном свете раннего утра его лицо изменилось, став счастливым, спокойным. Над морем таял осколок новой луны. Нежно взяв руку Степана, Эстер положила ее на живот.

– Ты тоже спи, – шепнула она неслышно.

Эстер потерлась щекой о плечо мужа. Девушка задремала под шуршание набегающих на берег волн.

– Марфа Федоровна, – ключница просунула голову в дверь, – Лизавета Петровна вас зовет. Заминка у нее с бельем какая-то.

Марфа прошла в кладовую. Лиза, в домашнем сарафане, пальцем пересчитывала скатерти, разложенные аккуратными стопками.

– Сколько в стопке каждой? – Марфа потрепала дочь по каштановым волосам.

– Десять, – подняла Лизавета серьезные глаза.

– А стопок сколько? – улыбнулась Марфа.

– Пять, – Лиза хлопнула себя по лбу, – пять десятков. О чем я только думала, матушка!

– Как быстрее на двор убежать? – Марфа обняла дочку. Лиза рассмеялась: «Мы сим летом в подмосковную поедем?»

– Нет, наверное, – отозвалась Марфа, – собираться надо. Мы в конце августа отплываем, через два месяца.

Петя, таща на веревке игрушечную тележку, зашел в кладовую. Мальчик требовательно сказал: «Есть!»

– Тяжелый ты какой, – Лиза поцеловала его в пухлую щечку. Посадив ребенка на колени, расстегнув рубашку, Марфа дала ему грудь.

– К осени отлучу, – решила она, – зубов у него много, совсем взрослый.

Покосившись на дочь, убирающую скатерти в сундуки, Марфа быстро посчитала на пальцах.

– К Рождеству я дитя принесу, тяжело будет на сносях кормить.

– Матушка, ты что покраснела? – Лиза повернулась.

– Жарко, распахни-ка ставни, милая, – попросила Марфа. Со двора доносился требовательный голос Прасковьи:

– Ты играй, как положено. Я вижу, куда стрела-то вонзилась. Ты побежала и ее в иное место воткнула!

Ленивый голосок Марьи ответил: «Вот те крест, Параша, привиделось тебе!»

– Закончила ты, Лизонька? – Марфа ласково поцеловала задремавшего мальчика. Длинные ресницы задрожали. Ребенок свернулся в клубочек на руках у матери.

– Отнесешь Петеньку в колыбель, – попросила она Лизу, – а то я расчеты для Феди еще не закончила, а он и придет скоро.

– Конечно, матушка, – Лиза подняла брата, Марфа распахнула перед ней дверь.

– Гонец на дворе, Марфа Федоровна, – позвала ее ключница, – из Смоленска грамотцу привезли. С Кремля от вдовствующей государыни, Марьи Федоровны, тоже прислали….

Подхватив сарафан, наскоро набросив платок на голову, Марфа сбежала во двор.

В горнице она первым делом опустила засов. Женщина распечатала грамотцу. В руку ей упала засушенная ромашка.

– Счастье мое! – прочитала Марфа. В голубом небе стояли легкие облака. С лугов у Москвы-реки пахло свежескошенной травой, дул свежий ветер.

– Счастье мое! Место для крепости мы выбрали. Работа предстоит большая, но, пока не закончим Белый Город, мы к ней не приступим. Когда вернусь, начнем с Федором чертежи стен и башен готовить. Стены я придумал трехъярусные, оных ни в одной крепости еще не делали. Завтра я еду на Москву, думаю, дней через пять доберусь. Я тебя, счастье мое, с Троицы не видел. Когда увижу, и не знаю, сколь буду тобой любоваться. Хотелось бы до конца дней моих. Детей поцелуй, никого не забывай. Тебя я люблю безмерно, потому что не придумали еще меры для сего. Вечно твой, Федор.

– Господи, – вздохнула Марфа, – как же так? Может, сказать все же? Я уеду и дитя принесу, а он даже не узнает?

Со двора донесся счастливый смех девчонок. Прасковья крикнула: «Лизавета, айда с нами в лапту играть!».

– Сие не для девочек, – строго ответила Лиза, – Петенька заснул, не кричите, разбудите его.

– Что это ты вышиваешь? – поинтересовалась Марья. Даже из горниц было слышно, как смутилась Лиза.