Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга пятая

– Наверное, это неудобно… – девушка рассмеялась:

– У сеньора Неруды всегда сидят гости. Писатели, студенты, журналисты, – она опять коснулась руки Саши, – он очень открытый человек, с ним легко, – Саше захотелось сказать, что ему тоже легко.

– Будто она понимает меня с полуслова, – девушка пошевелилась под его рукой, – будто мы всегда знали друг друга, но почему-то расстались… – он велел себе подумать о мелочах позже.

– Альенде я вывезу в Аргентину, – решил Саша, – граница недалеко. Леона мне поможет, она член местной коммунистической партии. Она не рискнет оставаться здесь, если действительно случится путч, – Саша был почти уверен, что Чили ждет переворот, – а в Аргентине я ей во всем, признаюсь. Она поедет в Москву, не зря она учила русский язык…

В четвертом по счету баре девушка грустно сказала:

– Моя покойная мама настояла на том, чтобы я стала юристом, – Леона вздохнула, – ради куска хлеба. Но я хотела изучать литературу, хотя этим денег не заработаешь. Русскую литературу, Саша, – она называла Сашу на французский манер, с ударением на второй слог, – я всегда восхищалась Толстым и Достоевским…

Не удержавшись, он поднес к губам золотистый локон. Серо-голубой глаз приоткрылся. Леона по-детски повозилась у него под боком.

– Доброе утро, милый, – голос девушки был сонным, – хотя, наверное, уже не утро, – Саша помнил их возвращение к дому Леоны.

– После шестого или седьмого бара, – он обнял девушку, – мы успели потанцевать, но мне все стало понятно раньше, когда я ее увидел в театре, – он шепнул в теплое ухо:

– Полдень. Можно спать и спать, и спать, любовь моя… – Леона отозвалась по-русски:

– И дольше века длится день… – за окном царил блаженный покой, – извини, это из русского поэта, Пастернака, ты его не знаешь, – Саша едва не сказал: «Ренегата». Он почти обиженно отозвался:

– Отчего не знаю? Он получил Нобелевскую премию за «Доктора Живаго», – Саша читал изданный на западе роман, – ты похожа на Лару, любовь моя. У нее тоже были белокурые волосы и серые глаза, – Леона приподнялась на локте.

– Нас точно научили целоваться на небе, – девушка помолчала, – только мы с тобой были в разлуке, Саша, – он хрипло сказал:

– Да, милая. Ты для меня всегда будешь Ларой. Наша разлука закончилась, – на перилах балкона ворковали голуби, – мы встретились и больше никогда не расстанемся, любовь моя.

– Для журналиста у вас на удивление умелые руки, – одобрительно сказал Неруда, – потолки здесь высокие, а мне почти семьдесят лет, не в моем возрасте лазить по стремянкам, – стремянку, судя по виду, сделали до войны. Леона удерживала опасно раскачивающуюся лестницу.

– Проверьте лампочку, сеньор Неруда, – попросил Саша, – теперь все должно работать, – пол вестибюля в Ла Часконе, городском доме поэта, выложили морской галькой.

– Мы нашли участок двадцать лет назад, – Неруда щелкнул рычажком, лампочка исправно загорелась, – здесь все заросло колючками, на месте дома остались руины. Но мне нравится вид на горы, – скромный особняк стоял в баррио Беллависта, у подножия холма Сан-Кристобаль, – пусть они и не заменят море, – мебель в доме сделали из выброшенного на берег плавника.

– Вы с Леоной должны приехать ко мне на Исла Негру, – заявил Неруда, – лето я всегда провожу рядом с океаном, – спустившись со стремянки, Саша отряхнул руки.

– Я вырос в приюте, – отозвался он, – я дитя войны и не знал родителей. После войны меня нашел дальний родственник, он воспитал меня, сеньор Неруда. И вообще, – Саша широко улыбнулся, – я не всегда был журналистом, я человек труда, – Неруда одобрительно сказал:

– Очень правильно. Теперь можно не спотыкаться каждый раз о порог, – он потрепал Сашу по плечу, – получается, вы новый человек в «Юманите»? Поэтому я вас не помню, в Париже я часто бывал в вашей редакции, – Леона вмешалась:

– Я сварю кофе, сеньор Пабло и принесу на террасу, – балкон, устроенный на втором этаже дома, смотрел на горы, – Александр начнет интервью, а я займусь вашими бумагами, – Неруда подмигнул Саше.

– Вам повезло, товарищ Вербье. Леона американка, но кофе у нее выходит не хуже парижского. Мы покурим, – он зашаркал к деревянной винтовой лестнице, – врачи запретили мне сигареты, но одной сигары в день у меня никто не отнимет. Кубинский товар, в Европе или США вы такого не попробуете, – Саша приобнял Леону за плечи.

– Я тебя люблю, – шепнул он, – приходи скорее. Я успел соскучиться, Лара, – они приехали в Ла Часкону на городском автобусе. Как Леона и ожидала, Неруду не удивил визит неизвестного ему журналиста.

– Вы коммунист и друг Леоны, – заметил поэт, – этого достаточно. Товарищи должны доверять друг другу. Хорошо, что вы встречались с Виктором, – он пожал Саше руку, – он наш самородок, как говорится, человек редкого таланта, – Саша решил не просить с разгона, как сказал бы товарищ Котов, о рекомендации для президента.

– Время у меня есть, – напомнил себе Скорпион, – не след вызывать подозрения излишней поспешностью, – он ловил себя на том, что повторяет строки Пастернака.

– И дольше века длится день, – Саша не мог разнять руки, – и не кончается объятье, – они провели почти весь вчерашний день в постели.

– Зачем тебе платить лишние деньги, – сказала вечером Лара, как ее стал звать Саша, – переезжай сюда, милый, – сходив в пансион за рюкзаком, Саша купил по дороге пару бутылок местного вина. Оказалось, что в Чили выращивают свои оливки.

– И очень неплохие, – заметил он одобрительно на тесной кухне Лары, – смотри, эмпанадас, – девушка хихикнула: «Пирожки, если по-русски», – салями и овечий сыр, – он купил и румяные маисовые лепешки. В бумажном пакете алели толстобокие помидоры, рядом светились янтарем груши.

– У нее на губах остался сок, – вспомнил Саша, – сладкая, какая она сладкая, – ему казалось, что он знал Лару всегда.

– Я всегда тебя искал, – он потерся щекой о плечо девушки, – надеялся, что встречу и сейчас это случилось. Вари кофе, – спохватился он, – я пойду расспрашивать сеньора Неруду о его творческих планах, – Леона много раз бывала на просторной кухне особняка.

– Они заняты разговором, – на горелке затрепетал синий огонек газа, – можно спокойно покурить, – пальцы Леоны подрагивали, она прислонилась к старомодному дубовому столу. Прошлым месяцем куратор из посольства США передал ей пачку машинописных листов.

– Здесь необходимые сведения, – сказал он коротко, – все получено из первых рук, если вы понимаете, о чем я говорю, – Леона понимала, – советую заучить наизусть и избавиться от документов, – документы оказались неподписанными. Леона не собиралась спрашивать, откуда в ЦРУ появилась такая информация.