Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга пятая

– Ясно, что это правда, – теперь она знала о Пауке почти все, – эти женщины, – Леона догадалась, что сведения исходили от женщин, – были с ним близки, – Паук удивлялся, что Леона понимает его с полуслова.

– Еще бы я не понимала, – девушка выключила газ, – я знаю, с какой стороны он начинает чистить зубы, куда ставит ботинки и что ему нравится в постели. Он любит Чехова и Бунина и терпеть не может Достоевского с Тургеневым… – она знала пристрастия Паука в музыке и вине, знала, как он засыпает и просыпается.

– Я знаю, как его целовать, – Леона вспомнила слова Пастернака, – но меня научили целоваться с ним совсем не на небе… – девушка стиснула зубы.

– Это задание, мне надо работать, – Леона собрала поднос, – а мои чувства никого не интересуют, – она презирала себя за слабость.

– Я должна его ненавидеть, – Леона остановилась у лестницы, – но мне нравится быть с ним рядом. Он тоже меня понимает, – девушка на мгновение испугалась, – что, если он играет? В КГБ знают обо мне, но таких вещей им было никак не выяснить. Словно мы с Пауком действительно встречались раньше… – Леона велела себе успокоиться:

– Не встречались, – девушка взобралась наверх, – это совпадение…

На террасе гремел еще сильный голос Неруды. Поэт расхаживал по выбеленным солью корабельным доскам.

Леона застыла на месте.

– Миг брожения, миг зарождения жизни… – пронеслось в голове девушки, – кажется, Пауку нравятся его стихи, – подавшись вперед, Саша даже открыл рот.

– Очень вовремя, – Неруда забрал у Леоны поднос, – пока ты занималась кофе, у нас появились хорошие новости, – он кивнул на Сашу, – его превосходительство президент согласился на интервью. Он приглашает товарища Вербье на завтрак.

– Не вставай, – велел Саше поэт, – вы гости, а я хозяин, – Неруда разлил кофе.

– Одиннадцатого сентября в семь утра, во дворце Ла Монеда.

Тяжелые валы цвета бутылочного стекла с ревом бросались на обросшие водорослями камни набережной. Пена заливала булыжники, затянутые брезентом яхты, мотались под резким ветром. Мокрый чилийский флажок бессильно повис над облупленной дверью закрытого на обед почтового отделения. Моросил надоедливый дождь.

Струи воды стекали по окнам захламленного ящиками магазина. Товар расставили прямо на заляпанном грязью плиточном полу. На стеллажах возвышалась батарея бутылок с прозрачным агуардиенте. Рядом стояла американская кола и приторный чилийский лимонад. В жестяных банках таился пахнущий травами темный мате. На одной из полок завалялась потертая пачка британского чая.

Посетитель во влажной брезентовой куртке, обойдя ее вниманием, сунул под мышку упаковку молотого кофе. В дальнем конце магазина он порылся в картонных коробках с всякой хозяйственной мелочью. Выудив жестяные трубки, парень присовокупил к ним упаковку спичек. Рядом помещался стеллаж с бытовой химией. Покупатель рассовал по карманам пузырьки с марганцовкой. Оглядевшись, он взял небольшую ножовку и моток проводов.

– На рыбалку собрались, – добродушно сказал пожилой чилиец за кассой, – придется, сеньор, подождать, пока стихнет шторм, – парень весело отозвался:

– У меня отпуск, я никуда не тороплюсь. У племянницы в квартире раковина засорилась, – он указал на трубки, – пока в море не выйти, я займусь домашними делами…

Он поднял с прилавка открытку со статуей Фернана Магеллана.

– Хватит одной, – добавил покупатель, – моя подруга в Буэнос-Айресе обрадуется весточке. У нее много дел на работе, она не смогла взять отпуск, – в Буэнос-Айресе в акценте Иосифа немедленно бы распознали чужака, однако в чилийской глуши на такое никто не обращал внимания. Хозяин магазина выдал ему пластиковый пакет.

– С покупками будьте осторожней, – подмигнул он Иосифу, – бывает, что парни вместо рыбалки оказываются в госпитале, – судя по всему, местная полиция не интересовалась браконьерами. Иосиф не хотел тащить взрывчатку через океан.

– И Птичке не заказать товар в Буэнос-Айресе, – он расплатился, – тамошние ребята немедленно заподозрят неладное, – он повертел открытку с панорамой города.

– Но я не могу, – горько понял Иосиф, – не могу ей отсюда написать, – он знал адрес Евы в Конго, – и послать весточку в Кирьят Анавим тоже не получится, – доктору Горовиц передали бы его открытку, – такие адреса могут насторожить работника почты…

Иосиф не сомневался, что владелец двух консервных фабрик и уважаемый гражданин городка немедленно услышал бы о письме, отправленном в Израиль.

– Она могла покинуть Конго, – пришло в голову Иосифу, – сегодня седьмое сентября, а хупа Элишевы двадцать пятого, через две недели, – брат и Элишева, как весело думал Иосиф, вскочили в последний вагон уходящего поезда. Двадцать шестого сентября начинался еврейский Новый Год.

– Вся страна закроется, – полковник Кардозо задумался, – до конца октября, пока мы не отметим Суккот. Потом целый месяц не поставить хупы, они правильно сделали, решив не ждать ноября, – Моше получил щедрый месяц отпуска. Университеты в Израиле начинали занятия после осенних праздников.

– Мы с Элишевой намереваемся не вылезать с пляжа, – смешливо сказал брат, – у меня есть сослуживцы из Эйлата, нам сделают скидку на гостиницу, – израильское кумовство помогло брату найти дешевый номер на месяц.

– Мы поплаваем с масками, – брат вытянул длинные ноги, – возьмем в аренду джип и отправимся в Тимну, на копи царя Соломона. Хотя, честно говоря, – Моше провел ладонью по горлу, – мне пустыня сидит в одном месте. Элишеве хорошо, она демобилизовалась, – в последний год службы девушка закончила офицерские курсы, – она больше не лейтенант медицинских частей. Хотя ее призовут в случае войны, – брат зорко взглянул на Иосифа.

– Которой не ожидается, – полковник сжевал острый перчик, – женитесь спокойно, впереди мирное время, – они сидели в забегаловке Йоси в Тель-Авиве. Голуби толкались по асфальту, под холщовым навесом царила соленая июльская жара.

– Мирное, – добавил Иосиф, – но тебе все равно надо сходить в раввинат и оставить развод, – Моше потянулся:

– После медового месяца я все сделаю. Сначала раввины будут есть фаршированную рыбу, потом поститься, потом есть голубцы, – Иосиф расхохотался, – пусть они придут в себя после праздников, – Иосифу пришло в голову, что ему такой развод не нужен.

– Но будет нужен, – он оказался на сырой набережной, – когда я женюсь на Еве, – он думал о девушке с благоговением.

– Словно она богиня, – над дверью почты ветер раскачивал колокольчик, – но так оно и есть, – стоя за шаткой конторкой, Иосиф заполнил открытку своим четким, выученным в Требнице почерком.