Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том пятый

Покупатель предъявил насквозь фальшивое водительское удостоверение. В фургоне обнаружили следы героина:

– И больше ничего, – Пьер дернул щекой, – если мы поймаем Штрайбля, мерзавец рассмеется нам в лицо. Он сделает вид, что впервые слышит и о притоне, и о мадемуазель Магдалене…, – спутника Штрайбля, по словам Магдалены, звали Боровом:

– Это кличка, – Пьер задумался, – среди наших леваков я такого не помню. Но вы считаете, что они говорили по-английски…, – девушка несмело кивнула:

– Я почти ничего не понимала, но язык я узнала…, – Пьер похвалил ее французский:

– Для человека, промолчавшего шесть лет, вы отлично справляетесь, – ласково сказал юноша, – и простите меня насчет музыки…, – он предложил Магдалене принести в палату радио или пластинки. Девушка покачала головой:

– Не надо, месье. Мне пока…, – она низко опустила голову, – пока тяжело слушать музыку…, – Пьер обругал себя:

– Мог бы подумать, дурак. Мама тоже после войны не просто так стала затворницей…, – Магдалена сняла наушники:

– Этот акцент, – она впервые не шептала, а тихо заговорила, – у меня хороший слух, я думаю, что не ошиблась…, – Пьер принес ей записи разных англоязычных акцентов.

Он предполагал, что парень ирландец, но оказалось, что Боров приехал из Южной Африки:

– Он исчез из фургона по дороге из Гамбурга в Париж, – Пьер представлял, где расстались преступники, – героин в тех краях можно купить только в Амстердаме…, – он собирался отправить информацию о Борове тете Марте:

– Джон может его знать, – решил юноша, – он работал среди леваков…

Пьер показал девушке эскиз:

– Похож…, – она ахнула:

– Одно лицо, он выглядел именно…, – инспектор неприязненно взглянул на здорового парня:

– Тебя мы тоже поймаем, – пообещал он, – и выпишем пожизненное заключение…, – прибрав в палате, он взял у девушки пустой стаканчик:

– Знаете, что, – Пьер присел на ее кровать, – врачи разрешили вам гулять. Завтра я вас заберу отсюда. Мы пройдемся вдоль Сены, покатаемся на кораблике…, – в ее глазах отразилось золотое, вечернее солнце:

– Я думаю, что это сон, месье Пьер, – неслышно сказала Магдалена, – что я открою глаза и передо мной окажется клиника или другое…, – Пьер осторожно погладил ее руку:

– Нет, мадемуазель, – он помолчал, – я не позволю вам больше заснуть. Пока я жив, такого не случится.

– Guantanamera, guajira Guantanamera

Guantanamera, guajira Guantanamera…

Над кормой прогулочного пароходика хлопала холщовая маркиза. Каблуки девушек стучали по танцевальному полу. Парень с аккордеоном прервался:

– Larga vida a Cuba! Todos bailan! – провозгласил он с сильным французским акцентом. Пьер смешливо сказал:

– Со времен кубинской революции прошло почти десять лет, но Кастро пока остается в моде. Впрочем, о Кастро и Че Геваре вы слышали…, – Магдалена робко улыбнулась:

– Мне тогда было всего шестнадцать, и я не интересовалась политикой. Значит, Че Гевара погиб в Южной Америке…, – инспектор кивнул:

– И он, и президент Джон Кеннеди, и его брат Роберт и доктор Мартин Лютер Кинг…, – Магдалена открыла рот:

– Так много смертей, – девушка помолчала, – а что с музыкой…, – она не хотела упоминать о старшем брате или его жене, – что с битлами…, – Пьер успокоил ее:

– С ними все в порядке, хотя они больше не выступают на публике, а только записывают альбомы…, – Магдалена отпила кофе:

– Получается, что я больше никогда не услышу их в концерте, – девушка помолчала, – когда все случилось…, – она повела рукой, – битлы были молодой группой, их почти никто не знал, а теперь они ушли со сцены…, – Пьер подмигнул ей:

– Может быть, они еще вернутся. Вы услышали о случившемся в политике…, – он рассказал Магдалене о войне во Вьетнаме, – теперь пойдемте танцевать…, – утро Пьер провел в телефонных переговорах с Лондоном и Германией:

– Я бы позвонил в Вену, – пожалел юноша, – но тетя Марта права, надо всех подготовить…, – ему хотелось посоветоваться с дедом, однако Пьер велел себе держать язык за зубами:

– Что знает дедушка, то знает тетя Клара, а от нее один шаг до Адели и Генрика…, – тетя Марта считала, что маэстро должен вернуться в Лондон:

– И это правильно, – согласился Пьер, – пусть они в Вене ходят по театрам и ездят на экскурсии, а я поработаю…

Сначала ему надо было организовать, как выражался Пьер, гражданское платье для девушки. Он не хотел забирать мадемуазель Магдалену из госпиталя в больничном халате:

– Мерки ее я знаю, – к полицейскому делу присовокупили выписку от медиков, – дело на мази…, – Пьер появился в палате девушки с россыпью пакетов:

– Примеряйте, – весело сказал инспектор, – джинсы, футболки, кеды и все остальное…

Хрупкая шея девушки, еще украшенная кое-где пластырями, торчала из ворота темно-синей льняной рубашки:

– Вам очень идет такой цвет, – одобрительно сказал Пьер, – и вы правильно выбрали белые джинсы, лето еще в разгаре…, – Магдалена надела плетеные эспадрильи:

– Здесь каблук, – объяснила девушка, – я шесть лет носила тапочки и бесформенные халаты…

У нее начали отрастать волосы. Трогательные завитки спускались к нежным, немного покрасневшим ушам:

– Я не умею танцевать сальсу, – призналась Магдалена, – я танцую классические танцы, вроде вальса. Но я пела в детском хоре оперы, нас учили и характерному танцу…, – Пьер подал ей руку:

– Ничего страшного, мадемуазель. Я уверен, что вы все схватите, у вас отличный слух. И женщина не может ошибиться в танце…, – под ее рубашкой торчали острые, детские лопатки. После первых неуверенных шагов на танцполе она быстро освоилась:

– Я никогда не танцевала, – шепнула Магдалена, – кроме театра. То есть танцевала один раз…, – девушка посмотрела в сторону, – но там все было…, – Пьер торопливо сказал:

– Не вспоминайте ничего, пожалуйста. Что случилось, то и случилось. У вас теперь новая жизнь, мадемуазель…, – ему стоило большого труда добиться от Бонна соответствующего разрешения:

– Тетя Марта нажала на них, с другой стороны, – торжествующе подумал Пьер, – и вуаля, они прислали необходимые документы…

Магдалена переходила под юрисдикцию французской полиции:

– Потом для вас устроят консилиум, – сказал ей Пьер, – врачи обсудят необходимость дальнейшего лечения в психиатрической больнице…, – она отшатнулась:

– Но я не смогу туда вернуться, – серые глаза заблестели слезами, – это все равно, что смерть, месье, то есть хуже смерти…, – Пьер сварливо отозвался:

– Это всего лишь проформа, чтобы удовлетворить требования дотошных немцев, – девушка хихикнула, – вы совершенно здоровы, мадемуазель. Я знаю, о чем говорю, – Пьер запнулся, – я видел настоящих сумасшедших…, – он в который раз сказал себе, что мать теперь здорова: