Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том пятый

Едва держась на ногах, Пьер побежал следом:

– Мама, – он поймал край ее платья, – мама, не надо, стой, пожалуйста…, – тонкий лен затрещал, Лаура подняла руки:

– Он не жил, – донесся до Пьера стон, – я его убила, а теперь он пришел за мной…

Мать шагнула с подоконника пятого этажа на залитые солнцем булыжники набережной Августинок.

Максимилиан наблюдал за машинами скорой помощи и полиции, сгрудившимся у гранитных перил Сены, с безопасного места на противоположном берегу реки. Адольф, с присущей мальчику тщательностью, настоял на хорошей подготовке операции:

– Но все зазря, – недовольно подумал Феникс, – картины нам забрать не удалось…

Они приехали к дому Монахини на арендованном рено. Максимилиан не хотел рисковать прочностью своего положения:

– Festina lente, милый мой, – наставительно сказал он племяннику, – парижская полиция будет рыть землю носом в поисках неизвестных грабителей, а мы спокойно поедем на юг, в сторону Лазурного Берега…, – время подготовки к римской акции Макс намеревался провести в гостях у Боргезе на Сардинии:

– За Красными Волками необходимо приглядеть, – добавил он, – чем ты и займешься в Риме. Я буду держать с тобой связь по телефону…, – им требовалось сделать новые фотографии жида, на котором зиждился их план:

– Он, кажется, занимает важную должность в израильском посольстве, – хмыкнул Феникс, – он непременно заглянет в синагогу. Может быть, он даже займется обеспечением безопасности тамошних мероприятий, – добавил Макс, – вернее, не может быть, а скорее всего. Надо, чтобы он работал на нас и снимки…, – он постучал пальцем по глянцевой бумаге, – нам помогут…

Припарковав рено неподалеку от подъезда мадам де Лу, они сначала увидели юного инспектора Сюртэ, месье барона, как его смешливо называл Макс. Адольф поднес бинокль к глазам:

– Парень решил весело провести обеденный перерыв, – сказал племянник, – наверное, стоит отложить операцию, дядя Макс…, – долговязая девица в джинсах показалась Максимилиану знакомой:

– Нет, у нее всего лишь еврейское лицо, – успокоил себя Феникс, – она похожа на музыканта, Авербаха…, – сейчас он корил себя за торопливость:

– Кто знал, что сучка с порога начнет стрелять, – труп, как он предполагал, накрыли простыней, – хотя нет, я мог ожидать такого исхода…

Он помнил, как Монахиня бросилась на стекло, за которым стоял ее муж:

– Потом она сбежала в Патагонии, расправившись с охраной и украв сына Эммы…, – Адольф почти не упоминал о старшем брате:

– Мы враги, – коротко замечал парень, – как были вы с дядей Генрихом. У меня не дрогнет рука его убить…, – пуля Монахини только зацепила бок Макса:

– Ерунда, царапина, – сказал он Адольфу в машине, – не стоит беспокоиться…, – перегнав рено на другой берег Сены, юноша настоял на перевязке:

– Хорошо, что здесь есть аптечка, – Адольф затянул бинт, – но потом надо сходить к врачу, дядя…

Макс прихлебывал коньяк из фляжки, следя в бинокль за суетой под кованым балконом апартаментов. Сын Монахини стоял на коленях, обнимая тело матери. Парня тронули за плечо, он помотал растрепанной головой. Какой-то здоровяк средних лет с сединой в голове аккуратно поднял юношу на ноги. Цейсовская оптика позволяла разглядеть искаженное рыданиями лицо.

Санитары взялись за окровавленную простыню. Макс отлично знал, как выглядят мертвые тела:

– Теперь никто не сможет меня опознать, – он поймал себя на улыбке, – Монахиня мертва, а с ней умер военный преступник фон Рабе. Никто не призовет меня к ответу…, – он велел Адольфу:

– Поехали. Отобедаем в Фонтенбло, – племянник завел рено, – ресторанчики, которые я помню со времен оккупации, исправно работают и посейчас…

Влившись в поток автомобилей на набережной, машина скрылась из вида.

Марта приехала в госпиталь Отель-Дье из аэропорта Орли, в сопровождении Механика, встретившего ее на служебном ситроене с затемненными окнами. В дороге они молчали, слушая радио:

– В Кливленде, штат Огайо, продолжаются волнения негритянского населения, – бодро сказал диктор, – вызванные перестрелкой радикально настроенной группы молодежи с полицейскими. Напоминаем, что мэр Кливленда, первый чернокожий, возглавивший крупный американский город, отказался допустить белых полицейских в черные кварталы…, – Механик внезапно поинтересовался:

– Как себя именуют эти радикалы, – он кивнул на радио, – почему-то мне кажется, что ты знаешь…, – женщина хмыкнула:

– Черные националисты новой Ливии…, – Марта закурила, – теперь леваки кинулись принимать ислам. Их лидера, – она повела сигаретой в сторону динамика, – раньше звали Фред, но недавно он стал Ахмедом…, – Механик включил синюю мигалку на крыше ситроена:

– Попробуем миновать пробки, – заметил он, – а что касается ислама, то у Франции все впереди…

Скороговоркой сообщив о вчерашней энциклике Его Святейшества, запрещающей любой контроль над рождаемостью, диктор весело продолжил:

– Однако достаточно о неприятностях, впереди отличные выходные. Погода на курортах жаркая, на Лазурном Берегу до тридцати градусов тепла…, – Марта щелкнула рычажком радио:

– Мадемуазель Брунс еще в психиатрическом отделении…, – поинтересовалась она, – или…

Марта вылетела в Париж коммерческим рейсом, через два часа после звонка Механика на Набережную. Марсель покачал головой:

– Скорая помощь вкатила ей успокоительное, она была в истерике, однако консилиум считает ее полностью вменяемой. Шесть лет назад боши сделали ее козлом отпущения…, – он сочно выругался, – и украли у нее молодость…

Магдалену поместили как можно дальше от отделения травматологии, где лежала умирающая Лаура:

– Ты вовремя приехала, – хмуро сказал Механик, – она пережила ночь, однако врачи не дают ей больше суток. У нее множественные переломы, включая позвоночник, пневмоторакс, за нее дышит машина…, – Марсель помолчал:

– Пьер от нее не отходит, однако ее отцу мы пока не звонили. Мальчик считает, что лучше подождать, пока месье Джованни вернется в Лондон…

Волк сказал Марте то же самое, когда она швыряла вещи в раскрытый саквояж на полу гардеробной:

– Меня ждет машина, – она застыла с ворохом белья в руках, – в Париже несчастье, Лаура выбросилась из окна квартиры…, – Волк прислонился к косяку двери:

– Ее навещал фон Рабе, – утвердительно сказал муж, – теперь лично, а не в видениях…, – Марта вздохнула:

– Скорее всего, да. Она бы никогда не выступила свидетелем на процессе против него, она не сказала бы ни слова о случившемся в Лионе, однако он не был полностью в этом уверен. Поэтому он пришел к ней и теперь не осталось никого, могущего опознать фон Рабе в Ритберге фон Теттау…,