Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том пятый

Пьер объяснил Марселю, что послал его на Монмартр, пользуясь, как выразился парень, шестым чувством:

– Папа первым учил меня реставрации, – голубые глаза юноши засветились, – он говорил, что надо доверять интуиции. Если тебе кажется, что участок картины или часть манускрипта скрывают что-то, скорее всего, так и есть…

Пьер никому не признавался в своей мечте, но ему хотелось вернуть людям неизвестный рисунок Ван Эйка:

– Его отвезут в Прадо, на законное место, – говорил себе юноша, – но мы устроим и выставку в Париже. У нас есть один Ван Эйк, сюда привезут и другие картины. Но сначала надо призвать к ответу проклятого фон Рабе, убийцу моего отца…

Он не обсуждал с матерью военные времена и не упоминал при ней беглых нацистов. Пьер знал, что мать получила шрамы в концентрационном лагере:

– Фон Рабе арестовал ее в Лионе, ее отправили в Германию, – он прислушался к шуму за стойкой заведения, – а об остальном она молчит и я не собираюсь ничего спрашивать. Ее нельзя волновать, иначе вернется болезнь…, – Пьер подытожил:

– Интуиция интуицией, а завтра мы отправимся на Монмартр. Пора навестить притон и поинтересоваться, куда делся месье Штрайбль…, – хозяин крикнул:

– Месье барон, – несколько голов повернулось в их сторону, – вас к телефону…, – Пьер усмехнулся:

– Он роялист. У нас новый титул, времен королевы Марии Медичи, однако он всегда величает меня церемонным образом. Надеюсь, с набережной Орфевр звонят не просто поболтать…, – разговор оказался коротким.

Вернувшись к столу, Пьер широко улыбнулся:

– Можете передать пальто настоящим клошарам, месье Механик…

Юноша подхватил пиджак: «Поехали. Нашлась Магдалена Брунс».

Окна палаты выходили на Сену. Пьер мог разглядеть очертания дома на набережной Августинок:

– Когда мама заболела, мы с Джо вызывали врача отсюда, – он повертел черно-белое фото, – он меня узнал, спрашивал, как дела у мамы и Джо…, – Пьер скучал по старшему брату, но понимал, что из соображений безопасности Джо лучше оставаться в Африке:

– Он не виноват в случившемся, – вздыхал юноша, – он сотрудничал с беглыми нацистами, надеясь спасти Маргариту. И с русскими он связался тоже именно поэтому…, – Пьер знал о бывшем знакомстве брата с Пауком:

– Но мама ни о чем не подозревает, – он слушал легкое дыхание девушки, – пусть все остается, как прежде…

Палата госпиталя Отель-Дье находилась под полицейской охраной, но Пьер уговорил начальство пока не звонить в Интерпол:

– Дело не в украденных трех миллионах, – рассудительно сказал он, – мадемуазель Брунс поможет раскрыть не только это преступление…, – юноша успел поговорить с тетей Мартой. Пьер уверил ее, что все находится, как он выразился, под контролем. По пути в госпиталь они с Механиком заглянули в Сюртэ:

– Пока вам не надо прилетать, – заметил Пьер по телефону, – мадемуазель Брунс еще не пришла в себя, а месье Штрайбль пропал с радаров…, – выслушав его, тетя велела:

– Все равно навестите сквот. Может быть, тамошние обитатели знают, куда делся Штрайбль…, – она помолчала:

– Держи меня в курсе насчет случившего и будь осторожен. В городе могут болтаться советские агенты, а ты формально гражданин СССР…, – Пьер сомневался, что его собираются похищать:

– Я полицейский и не нужен Советскому Союзу, – он вернулся к кровати девушки, – но ведь русские опять захотят шантажировать Джо. Мое исчезновение может нести за собой именно такую цель…, – за мать Пьер не волновался.

Лаура почти не выходила на улицу и не открыла бы дверь постороннему человеку:

– У меня при себе пистолет, – кобуру он носил под мышкой, на американский манер, – и ко мне никак не подобраться, – парень усмехнулся, – я вожу знакомство с проверенными кадрами…, – Пьер предпочитал легкие связи, выбирая приятельниц, актрис или моделей:

– У них на уме карьера, а не брак, – он смотрел на бледные щеки девушки, – мадемуазель Магдалена готовилась стать оперной певицей, но случилось несчастье…, – Пьер узнал о произошедшем в Гамбурге от тети Марты:

– Шесть лет назад сгорела ферма родителей фрейлейн Брунс, – сказала тетя, – ее мать и отец, то есть приемный отец, погибли. Младший брат тоже, вернее, все считали, что он мертв…, – тетя добавила:

– Разумеется, все сведения засекречены. От немцев ты ничего не дождешься, однако они ничего и не знают, то есть не знают многого из того, что я расскажу тебе…, – Пьер услышал, что перед ним младшая сестра маэстро Авербаха:

– Мать мадемуазель Магдалены служила надзирательницей в концлагерях, – юноша взял с тумбы медицинскую карту, – а ее младший брат выжил и оказался в ГДР…, – тетя Марта велела пока ничего не говорить девушке:

– Подожди, пока я приеду, – тетя затянулась сигаретой, – у нас горячая пора, несмотря на каникулы, но я обязательно вырвусь на несколько дней. В каком состоянии Магдалена…, – состояние девушки не вызывало опасений, хотя ее доставили в Отель-Дье в карете скорой помощи:

– Таков протокол, – объяснил Пьеру лечащий врач, – она потеряла сознание в табачной лавке на углу площади Эмиля Гудо…, – доктор помолчал, – учитывая, что она разгуливала по Монмартру в чем мать родила и не могла связать двух слов, владелец вызвал скорую…

Фотографии мадемуазель Брунс имелись в каждой больнице Парижа:

– Немцы держали ее в сумасшедшем доме, – вспомнил Пьер, – ее обвиняли в поджоге фермы и убийстве ее семьи, но тетя Марта считает, что на ферме побывал посланец беглых нацистов…, – тетя устало сказала:

– Известный тебе Максимилиан ничего не забывает. Они вынесли матери Магдалены приговор, как предательнице дела фюрера и рейха…, – Пьер осторожно погладил худые пальцы девушки:

– Бедняжка, она весит меньше сорока килограммов…, – Магдалена напоминала фотографии женщин-узниц концлагерей, – ее пичкали героином, били, издевались над ней…, – врач заметил:

– У нее на руках есть и старые шрамы. Она резала себя бритвой, что случается при психических заболеваниях. Когда мы снимем ее с героина, – из руки девушки торчала капельница, – вы сможете с ней поговорить, но я не уверен, что она…, – доктор выразительно покрутил пальцем у виска:

– Еще у нее венерическое заболевание, – добавил врач, – но беременности нет, не пришлось делать ей аборт. Я бы и не сделал, – он недовольно хмыкнул, – я католик, но у меня есть коллеги, – доктор поискал слово, – без подобных принципов…, – Пьер возмутился:

– Она совершеннолетняя, нельзя проводить такие вмешательства без ее согласия…, – доктор пыхнул дымом за окно:

– Делайте домашнюю работу, инспектор. Умалишенные не дееспособны, решение принимает их опекун или, в ее случае, – он помахал карточкой, – государство, но я не слышал, чтобы судья отказывал в аборте такой пациентке. Я бы вообще стерилизовал всех сумасшедших…, – Пьер обернулся на пороге ординаторской: