Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том пятый

Радио бубнило за полуоткрытой дверью. В темной комнате плавал сладковатый запашок травки. На полу хрустела стеклянная крошка разбитого шприца. На просевший паркет кинули засаленный матрац. Вокруг разбросали покрытые следами от окурков подушки. Забитое досками окно загородили массивным шкафом. На древних обоях виднелась неряшливая надпись краской: «Полицейские – свиньи! Свиней на мясо!».

Портрет президента де Голля, с нарисованной поверх мишенью, приколотили рядом:

– В яблочко, – пьяно сказал кто-то, – но надо практиковаться на живых мишенях…, – нож воткнулся прямо в лоб де Голля. Долговязый парень в грязных джинсах и затрепанной майке вытащил лезвие из стены:

– Бош здорово бросает ножи, – он икнул, – он ездил на Ближний Восток, тренироваться с борцами за свободу палестинского народа…, – второй юноша, с нечесаной гривой волос, кивнул:

– Я тоже хочу туда попасть, – он затянулся косячком, – моя мать была из Алжира, – он скривился, – папаша, буржуазная свинья, бросил ее в стране. Он забрал меня и был таков…, – он поскреб в черных кудрях, – а что касается живой мишени, то у нас есть дурочка…

Они понятия не имели, как зовут девушку, привезенную Бошем:

– Развлекайтесь, сколько хотите, – заметил гость, – она все равно, что немая. Французского языка она не знает. Думаю, она даже не поняла, где она сейчас…

Худые руки девушки покрывали следы от старых и свежих уколов. На запястьях и сгибах локтей виднелись тонкие шрамы и заживающие болячки:

– Она полосовала себя бритвой, – со знанием дела сказал кто-то из обитателей сквота, – девчонки часто так делают…, – к шрамам прибавились следы от потушенных окурков. Прошлой ночью под героином один из парней хотел отрезать дурочке ухо:

– Это художественный проект, – заявил он, – словно у Ван Гога. Мы пошлем ухо полицейским свиньям, как манифест нашего несогласия с режимом капиталистического угнетения…, – он потряс опасной бритвой, – надо сделать ей кляп…

Они решили отложить перформанс, как выражался художник, на конец недели.

Девушка ничего не понимала, только изредка что-то мыча. Пару раз ее мыли из шланга в проржавевшей ванне. В голубовато-серых глазах появлялось осмысленное выражение. Девушка обводила взглядом прокуренные, усеянные пустыми бутылками апартаменты:

– Надо вмазать, – немедленно говорил Бош, – давай руку, птичка…

Бош привез в Париж полный пакет травки и завернутый в целлофан темный шмат уличного, плохо очищенного героина. Долговязый парень оживился:

– Хорошая идея, – он схватил бутылку виски, – но сначала попробуем на ней это…, – он вытряхнул последние капли жидкости себе в горло:

– Я такое видел в одном кино, – он подмигнул приятелю, – девушка стонала…, – второй юноша повертел нож:

– Потом поставим ее к стене, – решительно сказал он, – но сначала надо найти спиртное…, – бутылка полетела в угол. Долговязый парень пнул девушку под ребра:

– Мы скоро вернемся, птичка. Не скучай…, – дверь заскрипела.

Коротко стриженая голова поднялась с матраца. Магдалена попыталась встать. Девушку затошнило, она смогла только оказаться на четвереньках:

– Надо выбраться отсюда, – она плохо помнила последние дни, – надо бежать, но куда? Меня, наверняка, ищет полиция…, – в ушах зазвучали выстрелы, – как я здесь очутилась, что это за место…, – Магдалена поползла к двери, – где я сейчас…, – из глубин квартиры доносились голоса, звякало стекло.

Она ухитрилась выпрямиться, ухватившись за ободранную стену:

– Лестница, – по голым ногам ударил ветерок – надо спуститься, выйти на улицу и мне обязательно помогут…, – она вспомнила холодный голос фрау Майер-Авербах:

– Прекратите нас преследовать, – сверкнули золотые браслеты певицы, – вы не имеете никакого отношения к моему мужу, вы авантюристка и больше ничего…, – Магдалена кусала губы:

– Мне помогут, – на площадке когда-то разжигали костер, – не все люди такие, как они…

Нащупывая перила, Магдалена робко спускалась вниз.

Золотистые ломтики мирабели разбегались по слегка подрумяненному миндальному пирогу:

– Это тебе можно, милый, – добродушно сказал Макс племяннику, – здесь почти нет сахара…, – девушка за прилавком кондитерской подтвердила:

– Именно так. Мадам Жироль первой в Париже стала готовить такие десерты…

Заведение помещалось на небольшой улочке неподалеку от набережной Августинок. Узкая мостовая блестела чистотой. За витринами ювелирных магазинов переливались драгоценности, лежали россыпи дорогих ручек и отделанных перламутром зажигалок. В цветочной лавке на углу торговали орхидеями. Блондинка средних лет, сидевшая под феном в парикмахерской, проводила Макса откровенно томным взглядом. Рядом с креслом дамы свернулась мохнатая собачонка.

Кондитерскую Chez Amelie наполняли похожие твари, как о них думал Макс. Создание размером с крысу на руках старушки в очереди заворчало, оскалив острые зубки:

– Оскар, – церемонно сказала пожилая дама, – помни о манерах, милый…, – Адольф потрепал песика по гладкой шерсти. Собака утихомирилась:

– Он чувствует достойных людей, – сказала старушка, – мне пять круассанов и пирог со сливами…, – принимая пирог, Макс заметил девушке:

– За выпечкой к вам приезжает весь Париж…, – очередь выплескивалась на улицу, – это вас зовут Амели…, – продавщица покраснела:

– Нет, что вы. Это жена месье Жироля-младшего, наследника Aux Charpentiers. Они обвенчались в июне, у них сейчас медовый месяц. Мадам Жироль-младшая тоже кондитер. У них своя кулинарная программа на телевидении, очень популярная…, – судя по цене пирога, Париж был готов потратиться на дорогие десерты:

– Я слышал, что ресторан тоже отличный, – заметил Макс Адольфу, – однако нам не стоит болтаться в бойких местах…, – за коваными столиками кондитерской, под полосатой бело-розовой маркизой, мест все равно не нашлось.

Феникс и Адольф дошли до ближайшей площади. Под купами деревьев, рядом с журчащим фонтаном, расставили дубовые скамейки:

– Кондитерскую я помню, – Макс блаженно вытянул ноги, – там и в сорок третьем году была кондитерская…, – Адольф облизнулся:

– Пирог действительно хорош. Наверное, и во времена доброго короля Генриха на том месте помещалась булочная. Французы постоянны в своих привычках…

Мадам де Лу, Монахиня и ее сын, инспектор парижской полиции, тоже отличались размеренной жизнью. Макс набросал в блокноте расписание. Женщина покидала квартиру нечасто, ограничивая прогулки ближайшими кварталами:

– Зеленщик, – Макс отхлебнул кофе, – где мы купили ренклоды, – Адольф бросил в рот сливу, – мясник, бакалейщик, кондитерская и косметический салон…, – он задумался.