Нелли Шульман - Вельяминовы. За Горизонт. Книга вторая. Том первый

– Твоя мама была еврейка, ты меня поймешь. Он антисемит, невежественный фашист и поклонник Муссолини. Он посмел пригласить меня в какой-то поход… – Лаура ловко метнула скомканную карту в корзину для бумаг, – наверняка, собирает своих мерзких дружков… – вызвавшись вынести мусор, Данута аккуратно спрятала расправленную карту в бюстгальтер:

– Но я не могу… – Джо потер лицо руками, – я не могу в таком признаться ни тете Марте, ни маме. Они героини, они сражались с нацистами, бежали от русских, а я грязный шпион, купленный с потрохами… – Джо не мог разочаровать мать. Лаура вернулась из поездки отдохнувшей, с веселыми глазами:

– Мама даже отправилась со мной и Пьером на несколько дней к морю, – вспомнил Джо, – она купалась, мы брали лодку напрокат, обедали в ресторанах… – Джо почувствовал, что мать избавилась от какого-то груза:

– Что бы ее ни тяготило, теперь все в прошлом, – понял Джо, – я не позволю, чтобы она опять заболела… – подняв голову, Данута нырнула к его боку:

– Все просто, – ее дыхание щекотало ухо Джо, – ты наткнешься на поход якобы случайно. Русский все объяснил, послушай, с кем ты будешь иметь дело… – Джо потер обросший темной щетиной подбородок:

– То есть мне надо подобраться ближе к арабу, втереться в его доверие… – Даниэла закивала:

– Именно. Но мы всех обведем вокруг пальца. Ты говорил, что брат отца Кардозо работает на израильскую службу безопасности… – Джо передал ей бутылку:

– На Моссад. Иосиф его близнец… – вино потекло по шее, девушка жадно облизала губы:

– Моя мать была еврейка, она погибла в восставшем варшавском гетто. Я обо всем узнала в Мон-Сен-Мартене. Там на смертном одре лежала монахиня, бывшая глава моего приюта в Кракове. Она все рассказала, у меня есть ее заверенный аффидавит…

Даниэла потянула его к себе:

– Израиль не бросит меня в беде, – всхлипнула девушка, – то есть и тебя тоже. У тебя появятся сведения о планах арабов, Израиль нас примет и защитит. Русские до нас никогда не дотянутся… – от нее пахло солнечным днем. Джо крепко удерживал ее, девушка металась по сбитой постели, сдерживая стон. Он и сам едва не закричал, вцепившись зубами в ее плечо:

– Я сделаю, – тяжело продышал Джо, – сделаю все, что надо. Ты права, мы спасемся, только оставшись вместе… – она сбросила на щелястый пол подушку:

– Я люблю тебя, люблю… – девушка задохнулась, – пожалуйста, не бросай меня, Джо… – он уткнулся лицом в ее спутанные волосы: «Никогда не брошу».

На вилле Ферелли держали прислугу, однако женщины поднялись на рассвете, чтобы приготовить завтрак сыновьям:

– Потом поедим в тишине и покое, – смешливо сказала Рита, – к тому времени и мужчины встанут… – постучав в спальню сына, она услышала шум воды. Микеле отозвался:

– Мы скоро придем, мамочка… – вернувшись на блистающую американской техникой кухню, Рита застала синьору Штрайбль с ножом в руке. Супруга адвоката делала бутерброды с немецкой тщательностью:

– Словно по линейке режет, – поняла Рита, – хотя до войны она работала медсестрой… – Матильда добавляла:

– Недолго, всего пять лет. В двадцать семь меня судили и отправили в Равенсбрюк. Гитлер украл у меня лучшие годы жизни… – по словам фрау Штрайбль, она протестовала против увольнения врачей, евреев, расклеивая в госпиталях самодельные листовки:

– Тогда еще стояло вегетарианское время… – вздыхала она, – в военные годы меня бы за такое гильотинировали…

Матильда ничем не рисковала. Клиника Шарите, где она работала до тридцать четвертого года, теперь находилась на территории ГДР. Насколько она знала, СС успело сжечь папки заключенных в Равенсбрюке женщин:

– Даже если и не успело, то все документы тоже попали в восточную зону, – думала она, – тем более, что у меня другая фамилия… – она понятия не имела, где сейчас обретается бывшая надзирательница и работница их маленького предприятия в Нюрнберге, Гертруда Моллер:

– Союзники забрали ее с девчонкой в тюрьму, откуда она не вернулась… – Матильда задумалась, – но в отчетах о процессах ее имени мне не попадалось. Она узнала в нашем посетителе высокопоставленного нациста, предала его и, скорее всего, получила новые документы…

Она не знала и о судьбе Греты, бывшей капо медицинского барака, о шварце или сестре Каритас:

– Шварце вернулась в Америку, здесь опасности нет, – заметила она мужу, – а Грета уголовница. Должно быть, она и после войны не миновала кривой дорожки и тюрьмы… – пользуясь знакомствами адвоката Ферелли, герр Штрайбль выяснил, что сестра Каритас давно отправилась в Восточный Берлин:

– И там проповедует, праведница, – усмехнулась Матильда, – мало она в лагерной тюрьме отсидела за незаконные молитвенные собрания. Ничего, коммунисты ей еще добавят…

Матильда не беспокоилась о прошлом:

– Что было, то быльем поросло. Мы уважаемые люди, Герберт давно мог пройти в бундестаг… – муж не хотел менять юриспруденцию на кресло депутата:

– Денег в Бонне меньше, а хлопот больше, – заявлял адвокат Штрайбль, – лучше я буду поддерживать христианских социалистов в Баварии… – Матильда занималась благотворительностью, помогая престарелым и больным людям:

– Фрау Ферелли тоже славится христианским милосердием… – она искоса взглянула на хлопочущую у стола женщину, – она говорила, что росла в набожной семье… – родители фрау Ферелли умерли в начале войны:

– Мы с Карло жили в одном доме, ходили в одну школу, – говорила женщина, – когда я осталась сиротой, мы еще больше сдружились. У нас, можно сказать, случился студенческий роман… – Матильда вспомнила:

– Она выскочила замуж в двадцать лет, хотя в Италии рано венчаются. Ей и сейчас всего тридцать восемь. Она молодец, не располнела, как многие южные женщины… – даже в половине седьмого утра фрау Ферелли щеголяла аккуратно уложенными, черными волосами:

– Она успела накрасить ресницы, переоделась в платье, – одобрительно хмыкнула Матильда, – она себя не распускает… – поинтересовавшись однажды, почему Ферелли не завели еще детей, она услышала грустный голос женщины:

– После войны я потеряла ребенка, – Рита осенила себя крестным знамением, – беременность прервалась. Я едва не умерла, – она поежилась, – Карло меня спас, отдал кровь для переливания. Врачи запретили мне дальнейшие попытки… – в разговоре с мужем Матильда заметила:

– Его Святейшество разрешает естественные методы… – она повела рукой, – кроме того, Ватикан не заглядывает в супружеские спальни. Я уверена, что в Италии пользуются теми же средствами, что и в Германии… – Штрайбль весело отозвался:

– Но в ватиканской аптеке такого не продают. Ферелли водил меня туда, там все лекарства с большой скидкой… – у адвоката имелся особый пропуск для аптеки: