Нелли Шульман - Вельяминовы. За Горизонт. Книга вторая. Том первый

– Никогда бы не подумал, что прелаты интересуются женскими тряпками… – брат холодно отозвался:

– Деньги у меня есть свои. Еву я видел в Life, с Маргаритой, в репортаже о работе врачей в Африке… – Иосиф соскочил с подоконника:

– Вот и славно. Пошли, – он подогнал брата, – к одиннадцати утра я должен быть в отеле, в твоем костюме и на твоем скутере.

Студенческим общежитием женского университета Вознесения Святой Девы Марии заведовали сестры-кармелитки, в коричневых рясах и белых чепцах. Девушки жили в старинном здании, во дворе главного корпуса университета на виа делла Транспонтина. Отсюда было рукой подать до замка Святого Ангела и до собора Святого Петра, но студентки ходили на мессы в домашнюю, как ее называли в университете, церковь Святой Девы Марии Транспонтина, принадлежавшую ордену кармелиток.

Устроившись на подоконнике, Лаура рассматривала пустынный двор:

– То есть мы не ходим, а нас водят, хотя надо только завернуть за угол… – матрона общежития, пожилая, статная святая мать, со значением поджимала губы:

– Незачем болтаться по улице без дела, – заявляла сестра, – вокруг много туристов, вам ни к чему нежелательные знакомства… – официально университет не находился под покровительством Его Святейшества, но среди студенток было много монахинь и послушниц:

– Он и основывался, как учебное заведение для монахинь… – Лаура жмурилась от яркого солнца, – все папские университеты принимают только мужчин, что большая косность… – по приезду в Рим Лаура обнаружила, что в ее университете не преподают славянские языки. Девушка взглянула на аккуратно заправленную постель соседки по келье:

– Хорошо, что появилась Даниэла, с ней можно поговорить по-русски… – с помощью отца Лаура выбила себе разрешение заниматься с профессором славистики из Папского Грегорианского Университета. Наставник, принадлежавший к ордену траппистов, жил в аббатстве Тре Фонтане. Лауре, девушке, вход туда был закрыт. Уроки шли в папской библиотеке:

– Он часто туда приходит… – щеки Лауры покраснели, – он готовит диссертацию на звание доктора теологии… – о диссертации отец Кардозо рассказал ей за семейным, как выразился прелат, обедом:

– Я не могу пригласить тебя в аббатство, – развел руками отец Симон, – но, уверяю, что лучшую в Риме пиццу готовят именно здесь… – они посидели в ресторане неподалеку от университета:

– Ничего, кроме одной пиццы и пары чашек кофе с мороженым… – Лаура, тем не менее, не теряла надежды. Девушка велела себе собраться:

– Все только начинается, я только два месяца назад приехала в Рим… – девушка накрутила на палец прядь шелковистых волос, – меня еще ждет пострижение. Он хочет поехать в Южную Америку или Польшу… – отец Симон рассказал ей о своих планах за обедом, – а я, разумеется, отправлюсь вслед за ним… – на беленой стене кельи висела пробковая доска с фотографиями:

– В общежитии разрешают держать семейные снимки, – усмехнулась девушка, – но киноафишам или журналам сюда вход закрыт… – соседка по комнате рассказала ей, что встретила отца Кардозо в Мон-Сен-Мартене:

– Он похож на Грегори Пека, – добавила Даниэла, – красивый мужчина… – девушка смутилась, – хотя о святом отце так говорить нельзя… – Лаура утешалась домашними снимками кузена:

– Я говорила ей о нашей семье, – девушка задумалась, – она знает и Джо, познакомилась с ним в Лизье. Она очень набожная… – Даниэла не пропускала ни одной мессы. Соседка поднималась в четыре утра, чтобы прочесть псалмы:

– В Честере некоторые монахини так делали, – Лаура зевнула, – а сегодня она на целый день отправилась в Кастель-Гандольфо, в папскую резиденцию. Она обежала все римские церкви, теперь примется за провинцию… – Лаура бросила взгляд на черный телефон, на столике у двери кельи:

– Связь только по общежитию. Чтобы позвонить в город, надо идти к матроне, объяснять, кому и зачем звонишь, – Лаура потянулась, – тем, кто сюда звонит, тоже устраивают допрос с пристрастием… – Лауре хотелось поговорить с родителями, Аароном и Тиквой, Инге и Сабиной, услышать ласковый голос Пауля:

– Хотя сегодня августовская суббота, – напомнила себе девушка, – семья, наверняка, в Мейденхеде, у тети Марты. Адель и Генрик улетели в Америку, но остальные все в сборе…

Междугородняя связь работала только в римских почтовых отделениях. Спустившись с подоконника, Лаура нащупала ногами раскалившиеся на солнце туфли. В Честере она носила одеяние послушницы, но в Риме такого не разрешали:

– Только пока я в университете, – утешила себя Лаура, – приняв обеты, я надену подходящий наряд… – как и другие студентки, она все равно одевалась скромно. Одернув хлопковую юбку, падающую ниже колен, пробежавшись пальцами по пуговицам закрытой блузки, Лаура вздрогнула от неожиданного телефонного звонка. Девушка сняла трубку:

– Слушаю… – на том конце провода явственно хлопнули пузырем от жвачки:

– Амата нобис квантум амабитум нулла… – Лаура невольно хихикнула:

– Называйте меня просто синьориной ди Амальфи, синьор Ферелли… – он щелкнул зажигалкой:

– Вени и види, а на вичи я еще рассчитываю, имейте в виду… – Лаура отозвалась:

– Пер ардуа ад астра, сеньор Ферелли, хотя вы не преуспеете в своих попытках… – Микеле хмыкнул:

– Си вис амарис, ама. Если хочешь, чтобы тебя полюбили, полюби сам. Я следую заветам старика Сенеки, дорогая синьорина. Как насчет чашки кофе и мороженого… – поинтересовался Микеле, – жду вас через полчаса у замка Святого Ангела…

Положив трубку, Лаура поняла, что улыбается.

Иосиф Кардозо оставил скутер на стоянке отеля, бросив ключи парнишке в форме «Эксцельсиора». Ева никогда бы не прервала съемку для журнала:

– Даже если я расположусь перед ее носом, она посмотрит на меня, словно я пыль под ее ногами, позовет охранников и продолжит работу. Она и в Израиль не собирается переезжать ради меня… – Иосифу нравилась независимость девушки:

– Она дочь тети Тессы, почти ставшей министром в правительстве Индии. Дядя Меир вообще получил Медаль Почета. Понятно, в кого у Евы такой характер… – Иосиф облегченно понял, что наконец нашел себе подходящую подругу:

– Товарища, как раньше говорили в кибуцах, – поправил себя он, – папа, то есть дядя Авраам, тоже так называл маму… – профессор Судаков наотрез отказывался пользоваться патриархальными, как он говорил, словами:

– Муж не может именоваться хозяином, – морщился отчим, – а что касается товарища, друга, это хорошее слово. Оно не виновато, что коммунисты его извратили… – Иосиф не мог забыть случившееся в Марокко:

– Мне ни с кем не было так хорошо, – говорил он себе – и не будет. Пока я не пропускаю девиц, но все они только для тела. Для души мне нужна одна Ева… – во вчерашнем разговоре кузина предупредила его о съемке: