Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том восьмой

– Кстати, давно никого не привозили, с января, – хмыкнула Надя, – давно никого не сажали, что ли… – вчера, в общей столовой, за праздничным чаепитием, им сказали о болезни товарища Сталина:

– Вы знаете, что вождь СССР заботится о каждом советском ребенке… – звенел голос воспитателя, – тем более, о детях героев страны, таких, как вы. Врачи делают все возможное, чтобы товарищ Сталин, как можно быстрее, вернулся к работе. Вам, октябрятам, тоже надо пожелать товарищу Сталину скорейшего выздоровления… – по мнению Левиных, все было просто:

– Папу арестовали по приказу Сталина, – Надя взяла карандаш, – если Сталин умрет, папу выпустят. Пусть он умрет, пожалуйста… – грифель забегал по бумаге:

– Elle a visite Paris. Elle a promis de me dire a ce.

Она показала строчку сестре и брату. Аня дрогнула ресницами, Павел оживился:

– Je veux savoir a propos de Italy… – забрав у него карандаш, Аня исправила ошибку в названии страны. Помотав головой, сестра написала только одно слово: «Attention!». Надя подумала:

– Она права. Какая Италия, вряд ли даже удастся узнать о Париже. Аня всегда очень осторожна… – сестра, аккуратно, замазала карандашом все французские фразы на листе. Обняв брата, Надя шепнула в теплое ухо:

– Ты еще поедешь в Италию, обещаю… – вывернувшись из ее рук, Павел, одними губами, буркнул: – Как обычно, мне даже спросить не разрешают…

По обе стороны пустынной дороги поднималась заснеженная тайга. Надя взглянула в затемненное окно опеля:

– Невозможно представить, что где-то есть Италия и Париж. Или Пекин, китайские ребята о нем говорили… – в интернате жили несколько детей китайских коммунистов. Им отдельно преподавали родной язык:

– Но и европейские языки они учат, со всеми, – Надя задумалась, – интересно, в настоящих школах, тоже обязательны три языка… – о настоящих школах дети в интернате понятия не имели:

– Никто из нас не успел поучиться на большой земле, – поняла Надя, – а с нами занимаются зэка, по глазам видно. Я сразу сказала Ане, что Екатерина Никодимовна тоже сидела… – опель подъезжал к главным воротам комплекса, сопровождающий обернулся. Надя обаятельно улыбнулась:

– Я тоже немного порисовала… – мужчина кивнул:

– Молодец. Сегодня к нам присоединится новая воспитанница. Мы надеемся, что вы подружитесь, милые… – замигала красная лампочка, заскрежетало железо. Въехав под табличку: «Стой! Запретная зона!», машина пошла к озеру, по дороге, вьющейся среди высоких, величественных сосен.

В библиотеке интерната, кроме советских детских книг, стояли и европейские издания.

Павел бродил между полками, рассматривая знакомые названия. Здесь держали Дюма и Жюль Верна, Карла Мая и Сетон-Томпсона. Сестры читали «Тома Сойера». Павел, в неполные шесть лет, пока предпочитал детские сказки. Рука заколебалась у сборника братьев Гримм. Он услышал из-за соседнего стеллажа щелканье камешков. Мальчик обрадовался:

– У них нет занятия, после обеда… – днем школьники уходили обратно на уроки. Ребят помладше распускали по спальням. Многие отправлялись в библиотеку или бассейн. Павел был уверен, за стеллажами уселся его тезка:

– Тезка и ровесник. Он после обеда, с другими китайцами, учит родной язык. Либо их раньше отпустили, либо вообще отменили занятия… – по приезду в интернат, китайцам дали русские имена, но Павел знал, что приятеля зовут Пенг:

– Это значит, спокойный, добродушный. Он именно такой и есть… – вывернув из-за стеллажа, Павел увидел коротко стриженую, черноволосую голову. Китайские ребята привезли в интернат набор для игры в крестики-нолики:

– Только на их манер, – смешливо подумал Павел, – но Пенг и на бумаге хорошо играет. В крестики-нолики, в морской бой… – за полгода жизни в интернате китайцы стали довольно бойко объясняться по-русски. Павел подхватил от тезки несколько китайских слов:

– Вообще я бы хотел с ними учиться, – понял мальчик, – в художественном музее нас водили в запасники, показывали китайские вещи. Они очень красивые. Было бы интересно туда поехать… – устроившись на полу, кусая от плитки шоколада, Пенг играл сам с собой. Опустившись рядом, смешав черные и белые камни, Павел улыбнулся:

– Давай я тебе пару составлю… – в его руке оказалась половина плитки. Мальчик вернул приятелю шоколад:

– Лучше ты поешь… – медленно сказал Павел, – ты только здесь сладости увидел… – в библиотеке было тихо. За стойкой шуршал газетами очередной воспитатель:

– Гэбисты, – подумал Павел, – Аня и Надя их так называют. У них не такие глаза, как у преподавателей. Здесь учителями работают одни зэка… – Павел хорошо знал, что такое зона, барак усиленного режима, и вольняшка:

– Даже в Де-Кастри вокруг нас были только заключенные, – понял мальчик, – папа нам ничего не говорил, но и так было понятно, кто они такие… – матери Павел не помнил совсем. Расставляя черные камешки на доске, он вскинул глаза на приятеля:

– Я, хотя бы, помню папу, а Пенг вообще ничего не знает, только свое имя и фамилию. И то, ему сказали, как его зовут. Его родители партизанили, он родился в землянке, на войне. В учебнике, у Ани и Нади, есть рассказы о таких детях… – сестры, на занятиях, читали о пионерах, героях. Пенг взялся за белые камушки:

– В Китае шоколада нет… – сказал мальчик, с сильным акцентом, – но я откуда-то знаю его вкус. Наверное, мне кажется… – на руке приятеля темнело родимое пятно, всегда напоминавшее Павлу очертания Италии:

– Сапожок, – весело подумал мальчик, – преподаватель, в музее, показывал нам карту. Флоренция и Венеция находятся на севере, а Рим, в центре. Папа навещал Рим, он рассказывал о Колизее и Ватикане… – Павел хотел выучить и итальянский язык:

– Преподаватель говорил, что в Эрмитаже, в Ленинграде, есть единственная в СССР картина Леонардо. Папа обещал отвезти нас в Ленинград… – в последний раз они видели отца полтора года назад. Павел напомнил себе, что их семью, хотя бы, не разделили. Аня и Надя были уверены, что у многих детей в интернате есть старшие братья и сестры:

– Только их сюда не привозили, – угрюмо, говорили девочки, – старшим ребятам не соврешь… – думая над ходом, Павел почесал густые, рыжеватые кудри:

– Ты на сестер не похож… – Пенг, неловко, выговаривал слова, – у них волосы, как у меня… – китаец положил ладонь себе на голову. Павел пожал плечами:

– Так случается. Я пошел в бабушку, или в дедушку… – хрипло забили библиотечные часы, с кукушкой. Пенг шевелил губами:

– И, ар, шен, шы… – Павел выучил от приятеля счет до десяти и умел рисовать эти иероглифы:

– То есть один, два, три, четыре… – спохватился Пенг, – мне надо идти. Урок перенесли, он сейчас начинается. Играй, у тебя хорошо выходит… – он подтолкнул Павла в плечо. Мальчик убежал, Павел склонился над доской: