Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том восьмой

– Лаврентий Павлович заигрывает с общественным мнением, – невесело сказала Марта, – он прекратил дело врачей, велел арестовать мелкую сошку, из министерства. Он хочет предстать либералом, в глазах запада, но, поверь, оказавшись на посту главы страны, он сильнее закрутит гайки, как говорят в России… – о судьбе Кепки они ничего не знали. Эйтингон, как и товарищ Яша, Серебрянский, по выражению Марты, исчез с радаров:

– Но Циону я все равно не могу выпускать из-под присмотра, – напомнил себе Джон, – впрочем, она и не рвется в Лондон. Как я и говорил, материнство ее изменило… – к нему протянулась детская ручка:

– Дядя Джон, мы с Мартой еще марципан нашли. Теперь вы съешьте… – герцог, послушно, открыл рот:

– Спасибо, Николас… – кивнул он крестнику. Лазоревыми глазами мальчик напоминал отца:

– Волосы у него более светлые, чем у маленькой Марты и вьются. Он больше похож на Степана… – крестница М, болтая ногами, в аккуратных, черных туфельках, с перепонкой, увлеченно разворачивала шоколадные яйца. На шее девочки поблескивало старинное, золотое распятие, с изумрудами. Джон со старшей Мартой летал на крещение, в деревенскую церковь, на островах:

– Чуть ли ни все местные жители пришли, даже на моторках люди приезжали. Супругов Смит там любят… – Джон, осторожно, сказал:

– Констанца, ее величество намекнула, что хотела бы видеть тебя в орденском списке, к дате коронации… – кузина не отрывалась от инженерных синек: «Что?».

– В орденском списке, – терпеливо повторил Джон, – ты леди, а теперь ее величество предлагает тебе звание Дамы Большого Креста Ордена Британской Империи… – он кивнул на поднимающиеся впереди, в свете прожекторов, величественные очертания заводов Селлафилда:

– За создание станции, за твою работу с учеными… – прибавил Джон. В последние два года Нобелевские премии по физике получили подряд трое британцев. Джон был уверен, что, стоило бы кузине только захотеть, как и она полетела бы в Стокгольм, за медалью:

– Но профессор Борн говорил, что она, наотрез, отказывается от номинаций. Все научное сообщество об этом знает… – Борн, которому все пророчили премию в ближайшее время, занимался квантовой механикой:

– Он взял Инге в аспиранты. Парню всего девятнадцать лет, а он аспирант… – Инге получил степень по физике досрочно, за два года. Он делил время между лабораторией Кавендиша, в Кембридже, и Эдинбургским университетом, где преподавал бывший беженец от нацизма, Борн.

Большие глаза цвета патоки, спокойно, взглянули на него:

– Станция еще не закончена, и как ты меня собираешься вносить в орденский список? Как миссис Смит, что ли… – она слегка повела бровью:

– Марта, насколько я помню, тоже отказалась от звания дамы… – Джон пробурчал:

– Я ей говорил, что она может воспользоваться фамилией Кроу, которой она и пользуется, в обычной жизни… – Марта только хмыкнула:

– Почести мне ни к чему, я выполняю свою работу… – Констанца сплела тонкие пальцы, на синьках:

– Я и моя семья никуда не двигаемся без вооруженного конвоя… – она указала на военный грузовик, – а теперь ты мне предлагаешь прийти на торжественную церемонию в Букингемский дворец… – Джон заметил:

– Охраны там будет достаточно. Мы, в конце концов, обеспечиваем безопасность коронации. И не надо никуда ходить, орден тебе бы привезли на дом. Но не хочешь, как хочешь… – ему в рот сунули еще одно яйцо. Маленькая Марта склонила голову:

– Папа обещал подарить нам кроликов, на Пасху. Корсар их не тронет, он у нас добрый. Дядя Джон, а у Полины, в Банбери, есть кролики… – Джон, невольно, улыбнулся:

– Кота у нас забрали, так что у нее остались спаниели и белый пони. Но кролики, это хорошая мысль, Марта… – в зеркало он увидел, что Степан обнимает наевшихся шоколада, прикорнувших детей:

– Пусть поспят, – рассеянно сказала Констанца, вернувшись к чертежам, – я хочу, чтобы они пошли со мной на станцию. И ты тоже, милый… – ласково добавила она, обернувшись к мужу. Степан коснулся ее руки:

– Малышам понравится, они всю дорогу сюда только и говорили, о реакторах… – Джон повернул рычажок радио, на приборной доске, орехового дерева:

– Час классической музыки… – мягко сказал диктор, – Вилла-Лобос, Бразильская Бахиана Номер Пять. Поет молодая солистка Королевской Оперы, мисс Адель Майер… – Джон приглушил звук, но голос Адели все равно был сильным, страстным:

– Хватит, – решил герцог, – вернусь в Лондон за мальчиком, и все ей скажу. Я, действительно, не живу с Ционой, не надо мне еще осложнений. То есть пока живу… – он скрыл вздох:

– Ладно, об этом Адели знать не обязательно. Посмотрим, как все сложится, в будущем…

Перед конвоем распахнулись высокие, бронированные ворота главного въезда в оборонный комплекс Селлафилд.

Восьмиметровые башни реакторов поднимались в усеянное крупными звездами небо. Сильный, соленый ветер, гнал с ближнего, Ирландского моря, обрывки туч. Наверху мигали красные огоньки сигнальных лампочек:

– Это больше для порядка… – Констанца наклонилась к детям, – самолеты так низко не летают. Но, когда-нибудь, реакторы достигнут стометровой высоты… – в инженерных расчетах она, по привычке, пользовалась метрической системой:

– Но в деревенской лавке миссис Смит переходит на фунты и унции… – Констанца, мимолетно, улыбнулась, – вернее, лавку чаще навещает мистер Смит… – Степан готовил, убирал коттедж, вместе с детьми ухаживал за грядками с овощами и курятником. У них появилась своя птица:

– Яйца, источник белка, – подумала Констанца, – для правильного развития детей важна сбалансированная диета. Хотя немного шоколада тоже не помешает… – шоколад продавали только на материке. Степан всегда привозил из Инвернесса сладости, для малышей. Констанце полагались хорошие блокноты и карандаши.

Даже когда двойняшки были совсем маленькими, она не оставила работы по ночам:

– Марта и Николас тоже оказались полуночниками, как я… – Констанца помнила спокойное дыхание ребятишек. До года сестра и брат спали в одной кроватке, трогательно обнимая друг друга. Даже сейчас, заходя с утра в детскую, Степан обнаруживал сына и дочь дремлющими под одним одеялом.

Констанца работала в гостиной, поставив колыбель подле стола. Корсар устраивался рядом, уткнув нос в лапы, деликатно стараясь дышать, как можно тише. Ньюфаундленд, казалось, чувствовал, что дети собираются заплакать. Чуть слышно ворча, он тянул Констанцу зубами за подол юбки:

– Он сразу принял малышей. Они за ним ползали, потом ковыляли, потом пошли. Они катаются на Корсаре, купаются, все вместе… – Степан запрягал пса в тележку для велосипеда, привезенную с материка. Внутрь, с Мартой и Николасом, набивались деревенские дети. Ньюфаундленд важно вышагивал вдоль тротуара их единственной улицы: