Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том восьмой

– Он друг, поэтому так говорит. Мне плохо дается математика, как Наде. Но Аня с такими играми отлично справляется… – из-за стеллажа высунулась темноволосая голова именно Ани. Павел, единственный, различал сестер:

– То есть когда они молчат… – хихикнул мальчик, – если они рот раскрывают, все становится понятно… – увидев доску для китайской игры, Аня, деловито, спросила: «Где Пенг?».

– У него сейчас занятия… – недоуменно отозвался Павел, – а что случилось… – сестра вздохнула:

– Ты знаешь что-то по-китайски, пару слов… – мальчик кивнул: «Да». Аня скомандовала: «Собирай камни, и пошли. Нужна твоя помощь».

– Ни хао! – для верности, Павел, еще раз, повторил: «Ни хао!».

На него, из-за сомкнутых пальчиков, настороженно взглянул один блестящий, голубой глаз. Девчонка, в синем платье, без чулок, забилась в угол спальни, закрыв лицо руками. Они видели только коротко стриженые, золотистые, немного вьющиеся волосы.

Чулки и туфли валялись на текинском ковре, рядом с кроватями сестер. Павел спал в отдельной, маленькой комнате, но часто, по утрам, прибегал к Ане или Наде. Сестры и сами, нередко, дремали в обнимку. Собаки устраивались где-то в ногах, уютно сопя.

Подъем в интернате начинался в семь утра. Аня к этому времени успевала выгулять мопсов и умыться:

– Она всегда рано встает, а Надя любит поспать, как я… – Павел поднял глаза на сестер:

– Почему вы решили, что она знает китайский… – мальчик кивнул на упорно молчащую гостью, – она нисколько не похожа на китаянку… – Надя выпятила губу:

– Мы пробовали все языки. Она только мотает головой… – Павел решил рискнуть:

– Может быть, она стесняется. Она, кажется, даже старше Ани и Нади. Странно, что она такая дикая… – девчонка напоминала ему зверька, в клетке:

– В Де-Кастри так держали кроликов, – он, осторожно, коснулся ее руки, – но они привыкли к человеку. Она дрожит, у нее зубы стучат… – Павел едва успел отдернуть пальцы. Ее голова метнулась в сторону. Мопсы, с недоверием рассматривавшие девочку, визгливо залаяли. Аня взяла его за плечо:

– Ты осторожней. Нас она уже пыталась укусить. Когда ее привели, она тоже лицо закрывала, а потом стянула чулки с туфлями, – Аня указала на вещи, – и на четвереньках поскакала в угол. Она хотела залезть под кровать, но там низко… – от девчонки пахло земляничным мылом и мятным зубным порошком:

– Воспитатель объяснил, что она будет жить с нами, – невесело заметила Надя, – она круглая сирота. Только он, почему-то, не сказал, как ее зовут. Мы здесь битый час торчим, а воз и ныне там… – присев на кровать, девочка подозвала к себе мопсов:

– Надеюсь, она хотя бы вас не будет кусать… – Павел услышал, из угла, явственное тявканье:

– Она лает, как собака… – удивился мальчик. Аня закатила глаза:

– Она лаяла, выла, мычала и чирикала. Она здесь цирк устраивает. Я уверена, что она умеет говорить, просто придуривается… – сестры, как думал иногда Павел, строгостью пошли в их мать:

– Папа очень добрый, у него совсем другой характер. Я тоже такой. У Ани с Надей языки, словно бритва, они за словом в карман не лезут. Аня еще и не терпит беспорядка. Надя, хотя бы, иногда разбрасывает вещи, а не раскладывает все по ранжиру… – сестра поправляла даже мебель, стоявшую, на первый взгляд, прямо:

– Девчонка, кем бы она ни была, еще от них натерпится, – весело подумал Павел, – она старше, но Аня с Надей на такое внимания не обращают… – он махнул на черную тарелку радио, в смежной комнате, где они играли и занимались:

– Музыку вы пробовали… – Надя фыркнула:

– Я перед ней даже танцевала. По радио передают «Лебединое озеро»… – из приемника лилась хорошо знакомая Павлу мелодия:

– Между прочим, ее кровать поставили к тебе в комнату… – сообщила Аня, – и ее чемодан тоже там… – мальчик забеспокоился:

– Надо ее разговорить. Я не хочу, чтобы она все время сидела в углу. Мне с ней в одной детской ночевать, нам надо подружиться… – он поскреб голову. На кровати Нади, под самодельной открыткой, подарком Павла на восьмое марта, лежала нотная тетрадка:

– Дай сюда, – бесцеремонно велел мальчик, – там ваша песня, для праздника… – к будущему дню рождения Ленина в интернате готовили музыкальную композицию. Дети Советского Союза благодарили партию и правительство за свою счастливую жизнь. Надя и Аня, в венках из бумажных васильков, изображали белорусских девочек:

– В конце концов, папа из Могилева, – вспомнил Павел, – а мама родилась в Германии, и бежала от нацистов в Париж. Она тоже была еврейкой, как папа… – зашелестев страницами, он велел: «Пойте». Аня хмыкнула:

– Это почти русский язык, а по-русски она ни слова ни знает. То есть, может быть, и знает, но не говорит… – девчонка, так и не открывая лица, что-то проворчала. Павлу показалось, что она оскалила зубы:

– Пойте, надо попробовать… – мальчик распрямился, Надя вздохнула:

– Что нам еще остается делать? Аня, ты вступаешь после меня… – у сестер были красивые, высокие голоса:

– Спі, мая кветачка, любая дзетачка…

Зубы застучали сильнее, девчонка беззвучно заплакала. Музыка в динамике стихла. Павел уловил суровый, торжественный голос диктора:

– Совет Министров и Президиум Верховного Совета РСФСР вместе со всем советским народом глубоко переживают постигшую нашу партию и страну тягчайшую утрату…

Девчонка медленно качалась из стороны в сторону, засунув в рот большой палец:

– Люльку пад грушаю ветрык пагушкае…

Ее губы разомкнулись, она с трудом шевелила языком: «София… – провыла девочка, – София».

Перед большим окном вышки диспетчеров простиралась освещенная яркими прожекторами взлетно-посадочная полоса. Апрель на шотландской границе, выдался прохладным. В начале месяца, перед Пасхой, зарядили дожди. Сегодня, правда, тучи рассеялись. Транспортный дуглас, вылетевший на базу из Лондона, сразу получил погоду.

Резкий ветерок, из приоткрытой форточки, шевелил страницы календаря, на стене:

– Год коронации Ее Величества Королевы Елизаветы Второй… – в календаре собрали официальные и семейные фотографии нового монарха. Дежурный диспетчер, с чашкой крепкого чая, покуривал в окно, разглядывая военный конвой, на полосе:

– Словно сюда прилетает сама Ее Величество, в сопровождении принца Филипа… – он подозревал, что грузовики, выехавшие из брюха дугласа, скоро направятся на запад, к побережью Ирландского моря:

– Наверняка, они едут на оборонный завод, в Селлафилд. Но кого они ждут, и кто такой этот мистер Джон… – мистер Джон, как представился диспетчеру невысокий, коренастый мужчина, с неприметным лицом, носил потрепанный, серый костюм. Осанка у него была военная: