Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том восьмой

– Хоть иногда смотрите по сторонам, мистер… – хорошенькая, кудрявая девушка, в пурпурном свитере и юбке бежевого твида, резко затормозила велосипед. Плетеная корзина, впереди, накренилась, под ноги Фридриху посыпались книги. Он едва успел подхватить тяжелый том: «Джон Рёскин. Современные художники».

Ветер зашелестел страницами, на первом листе Фридрих увидел росчерк: «Сабина Майер».

Под низким потолком разносился хрипловатый, сильный голос. В американской, музыкальной машине, вертелась пластинка:

Пахло дешевыми папиросами, женскими духами, на деревянных столах виднелись влажные следы от бокалов с вином. Губы цвета спелой малины выпустили колечко серебристого дыма. Покачав туфелькой, она хихикнула:

– Это единственное такое заведение в Кембридже. В остальных местах либо играют в дротики и пьют пиво, либо там очень чопорно. Цейлонский чай, девонширские сливки и бутерброды с огурцом, на белом хлебе… – тонкая бровь взлетела вверх. Она стукнула папиросой о край жестяной пепельницы:

– Но здесь мы делаем вид, что мы в Париже… – услышав его английский язык, фрейлейн Сабина, сразу заявила:

– Не затрудняйтесь. Я родилась в Судетах. Говорите со мной по-немецки… – она знала и французский язык:

– Еще я учу итальянский… – призналась девушка, – я специализируюсь по французскому искусству, но нельзя не говорить на языке Ренессанса… – Фридрих, все время, повторял себе, что ему надо уходить:

– Не рискуй, ты выяснил все, что хотел. Это счастливая случайность, такое нельзя было предугадать… – на Математическом мосту он едва не сбил с велосипеда сестру фрейлейн Адели Майер. Девушка изучала историю искусств в Ньюхем-колледже:

– Это второй женский колледж в Кембридже, после Гиртона, – объяснила она, – здесь только пять лет назад предоставили женщинам полные права на обучение. Теперь мы официально получаем дипломы бакалавров, а не так, как раньше… – девушка скривилась, – когда текст диплома был не таким, как у мужчин… – из соображений осторожности, Фридрих не упомянул о Гамбурге:

– Однако она слышит мой говор. Она поймет, что я с севера Германии… – он сделал вид, что учится в Киле. Услышав историю о пасхальных каникулах и совершенствовании языка, фрейлейн Сабина улыбнулась:

– У вас очень хороший английский, бойкий. Даже акцент его не портит… – поступив в университет, Фридрих бросил делишки с проститутками на Реепербан, однако английского языка юноша не оставил:

– Британской оккупационной администрации в городе больше нет, но у нас порт, – подумал он, – английский постоянно нужен. И для карьеры язык пригодится…

Юридическая практика, где работал Фридрих, занималась сопровождением корпоративных сделок. Он помнил недавний визит партнера, адвоката из Мюнхена. Герр Герберт Штрайбль водил британский лимузин, носил сшитые на заказ в Италии костюмы и сверкал бриллиантами, в запонках накрахмаленной рубашки:

– Он близкий знакомый канцлера Аденауэра, активист Христианского Социального Союза, его фотографии печатают в газетах… – Фридрих тоже намеревался сделать блестящую карьеру. Юноша изучал фотографии новых квартир, в витринах агентств по продаже недвижимости:

– У меня будут апартаменты в пять, шесть комнат, с высокими потолками, с видом на море. Свой лимузин, загородный дом, на побережье… – у адвоката Штрайбля имелось шале, в Баварских Альпах:

– Я купил развалины по дешевке, – вспомнил он небрежный голос, – раньше дом принадлежал семье промышленников фон Рабе. У них не осталось наследников, на месте их берлинской виллы выстроили новые жилые кварталы. Их шале, в конце войны, расстреляли американские артиллеристы, прямой наводкой. Тамошний район сильно пострадал… – Штрайбль покашлял:

– Это темная тень нашей истории, так сказать. Чем скорее мы забудем о случившемся, тем лучше. Мы теперь новая страна, Западная Германия… – Фридрих понял, что шале находится рядом с разгромленной виллой покойного фюрера, в Бертехсгадене:

– Наследник нашего вождя восстановит былое величие Германии… – сказал себе юноша, – мы ничего не забудем… – он не собирался забывать и сведения, полученные от фрейлейн Сабины. Девушка, с удовольствием, болтала с ним. Они заказали бутылку вина, испанские оливки и сырную тарелку:

– Дома мы говорим на английском языке… – заметила фрейлейн, – наш отчим, англичанин… – Фридрих узнал, что фрейлейн Адель Майер, весной стала солисткой оперы, в Ковент-Гардене. Он услышал о будущем представлении «Глорианы», запомнил название улицы, в Хэмпстеде, где помещался семейный особняк:

– Наш отец родился в Судетах, – сказала девушка, – он бежал в Лондон, от нацизма и погиб при бомбежке… – Фридрих не сомневался, что покойный герр Майер был левым:

– Социалист, или вообще коммунист. Сабина не носит крестик. Впрочем, какая разница? Главное, что он был немцем. Она темноволосая, но на юге много таких. У фюрера тоже были темные волосы, да и я не блондин… – на ее висках курчавились трогательные завитки. Глаза Сабины напомнили Фридриху спелые, летние вишни.

Они потанцевали, под пение Пиаф. Сабина переводила ему слова:

– Il dit: «Rappelle-toi tes amours», помни о своих любовях, не забывай их… – у девушки была маленькая, почти незаметная грудь. Она ловко двигалась, увлекая за собой Фридриха:

– Я редко танцую, – вздохнул он, – я много работаю, у меня нет времени на развлечения… – на собраниях ячейки Садовник предостерегал молодежь от разнузданного, американского джаза, курения и алкоголя:

– Это все развращает немцев, – партайгеноссе поднимал вверх палец с обгрызенным ногтем, с черной каемкой земли, – надо петь наши народные, исконные песни… – Фридрих, впрочем, не видел ничего плохого в французском вине:

– В Германии тоже пьют вино. Герр Герберт говорил, что у него есть свой виноградник, на Рейне… – он напоминал себе, что должен подняться и уйти, сославшись на усталость:

– Нет смысла здесь оставаться. Я узнал все, что мне было нужно, незачем маячить в Кембридже. Надо ехать в Лондон, встречаться, так сказать, с мисс Аделью… – Фридриху поручили передать девушке привет. Садовник ощерил мелкие, кривоватые зубы:

– С востока. Она поймет, о чем речь. Скажи, что друзья не выпустят ее из поля зрения… – вместе с кофе принесли счет, фрейлейн Сабина извинилась:

– Я сейчас, герр Фридрих… – невозможно было и думать о том, чтобы протащить ее в комнату, в пансионе:

– Мимо хозяина не пройдешь, а у нее женский колледж… – Фридрих помотал головой:

– Оставь, это опасно. Правда, я ей сказал вымышленную фамилию, не упоминал о Гамбурге, но все равно… – он ничего не мог с собой сделать: