Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том восьмой

– У меня ничего не случалось с достойными девушками. Только со шлюхами, на Реепербан… – он понял, что покраснел:

– Я просто ее поцелую. Шлюхи никогда не целуют клиентов. Она очень красивая, фрейлейн Сабина… – оставив на столике деньги, он быстро спустился по крутой лесенке. В свете тусклой лампочки, у телефонного аппарата, фрейлейн подмазывала перед зеркалом губы:

– Она курит, пьет, пользуется косметикой. Садовник предостерегает нас, от таких знакомств… – стройные ноги, в нейлоновых чулках уходили под едва прикрывающую колени юбку. Она наклонилась к зеркалу. Фридриху стало жарко, вино зашумело в голове:

– Один поцелуй, и все… – он был выше девушки почти на две головы. Фрейлейн Сабина не успела ничего сказать. Помада полетела под столик, она сдавленно крикнула:

– Оставьте меня, вы не смеете… – Фридрих прижал ее спиной к стене, не давая вырваться. Он что-то бормотал, ладонь поползла под сбившуюся юбку. Пальцы обожгло горячее, гладкое. Девушка, извернувшись, попыталась выскользнуть из его рук:

– Помогите, кто-нибудь… – Фридрих путался в застежке своих джинсов:

– Я не могу больше терпеть. Здесь такой шум, что ее никто не услышит… – сильная рука схватила его за плечо:

– Убери свои грязные руки, подонок… – Фридриха отбросили в сторону, девушка разрыдалась:

– Инге, Инге, надо позвать полицию… – мощный, рыжий парень, раздув ноздри, двинулся на Фридриха:

– Обойдемся без полиции… – хмуро бросил он, – я сам с ним разберусь… – прикрывая руками окровавленный нос, Фридрих ринулся вверх по лестнице.

Серебряный браслет, на тонком запястье Сабины, поблескивал в огоньках фонарей, освещающих вход в Квинс-колледж. Велосипед прислонили к скамейке, Инге укрыл девушку курткой:

– Я так и подумал, что ты пойдешь в это кафе, – тихо сказал он, – ты всегда пьешь там кофе, после библиотеки… – обхватив острые колени руками, Сабина всхлипнула:

– Ты должен был только на следующей неделе вернуться из Эдинбурга… – Инге отозвался:

– Позвонили из лаборатории Кавендиша. Заболел штатный преподаватель, мне надо взять его семинары, с первокурсниками… – Сабина подумала:

– Инге девятнадцать, а он преподает. Когда мы гостили на островах, я случайно услышала разговор взрослых… – так Сабина, по привычке, называла мать, отчима и всю родню:

– Тетя Констанца сказала, что Инге очень талантлив. Он, попросту, гений… – подув на свежие ссадины, на костяшках пальцев, гений похлопал себя по карманам джинсов:

– Когда я ему нос разбил, я, кажется, обронил сигареты. Дай мне одну… – щелкнула зажигалка, Инге хмыкнул:

– Немец. Сабина сказала, что ему двадцать лет. Он не может иметь отношения к беглым нацистам. Он просто пьяная бошевская свинья, не стоит беспокоить дядю Джона из-за такой ерунды. Тем более, он сейчас с тетей, в Селлафилде… – Инге даже не заехал в Лондон. Два раза поменяв поезда, он добрался до Кембриджа пару часов назад.

Позвонив в общежитие Сабины, в Ньюхем-колледже, он услышал от ее соседок, что девушка пошла в библиотеку. Инге поправил куртку на ее стройном плече:

– Так я тебя и отыскал. Пожалуйста, не думай больше об этом подонке. Ты ни в чем не виновата… – он бросил взгляд на браслет:

– Сабина его носит, не снимает. Четыре года прошло, а она каждый день надевает мой подарок. Скажи ей все, скажи… – Инге вернулся из Эдинбурга с обтянутой бархатом, изящной коробочкой, с клеймом дорогого ювелирного магазина, на Королевской Миле. Забежав в свои комнаты, в общежитии колледжа Корпус Кристи, поменяв рубашку, он повертел футляр:

– Профессор Борн специалист в квантовой механике, а не в других вещах… – юноша покраснел, – к тому же, он никогда не встречал Сабину, не говорил с ней… – Борн предостерегал Инге от ранней женитьбы:

– Природные инстинкты надо смирять работой, – скрипуче замечал профессор, – я женился на четвертом десятке, защитив докторат и опубликовав тридцать статей… – первая статья Инге, в соавторстве с другим аспирантом, выходила следующим месяцем. Он собирался взять оттиск с собой, на острова:

– Тетя обрадуется. Она, кстати, летала к Борну. Наверняка, они меня обсуждали… – Борн напоминал Инге о многообещающих, молодых ученых, после женитьбы погрязших, как выражался профессор, в бытовых заботах:

– Конечно, глава семьи не взваливает на себя уход за младенцами, для этого и нужна жена… – добавлял Борн, – но в браке расходы всегда увеличиваются. Жен и детей надо кормить и одевать… – в магазине, на Королевской Миле, рассматривая кольца, Инге разозлился:

– Наплевать. Я всегда езжу третьим классом, сам стираю и убираю, и даю частные уроки. Сабина достойна самого лучшего кольца… – топазы, обрамлявшие небольшой бриллиант, напомнили ему о глазах девушки.

Теплый, весенний ветер шевелил темные, кудрявые волосы. Вспыхивал и тух огонек ее сигареты. Сабина шмыгнула носом:

– Я тебе не сказала, со всей суматохой. Мама звонила, тетя Цила с дочкой и Тупица прилетают в Лондон, в конце недели. Тетя Цила приезжает с миссией, от Еврейского Агентства, а Тупицу пригласил на мастер-класс Иегуди Менухин… – Инге присвистнул:

– Даже я о нем слышал. Тупице всего пятнадцать лет. Впрочем, он гений… – Сабина едва не сказала:

– Как и ты. А я просто изучаю импрессионистов. Потом я поступлю в Королевскую Академию Искусств, открою галерею, или стану куратором… – она, незаметно, прикусила губу:

– Инге и не думает обо мне. Мы выросли вместе, я для него, как сестра. Но тем Рождеством, когда он подарил мне браслет, он меня поцеловал, пусть и в щеку… – пальцы девушки задрожали, пепел упал на скамейку:

– Если он сейчас возьмет меня за руку, все будет хорошо… – загадала Сабина, – он говорил, что профессор Борн почти сорок лет женат. И у нас так же случится… – его ладонь была теплой, уютной, надежной:

– Жаль, что с этими семинарами в Лондон никак не выбраться, – вздохнул Инге, – не посидеть с Тупицей за чашкой кофе… – юноша добавил:

– Но ты можешь поехать, на день… – он все держал ее за руку. Сабина помотала головой:

– У меня доклад на коллоквиуме, на следующей неделе. И я не хочу пропустить письмо, от дяди Мишеля… – Инге вспомнил:

– Год в Сорбонне. Но я не могу больше ждать, не могу и не хочу. Пошло оно все к черту… – Сабина ахнула:

– Инге, что ты… – не отпуская ее руки, он оказался на коленях. Юноша вскинул голубые глаза:

– Сабина, я давно хотел сказать… – ее длинные ресницы затрепетали. Она легко, сбивчиво дышала, не сводя с него взгляда:

– Сабина, я тебя люблю… – Инге понял, что больше ничего не боится, – я всегда буду любить тебя, сколь я жив. Пожалуйста, окажи мне честь, стань моей женой… – он не хотел отрываться от ее знакомых, хрупких пальцев. Ему пришлось неловко, одной рукой, шарить в кармане джинсов: