Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том седьмой

Стоя в очереди к прилавку, Мэтью сверился с хронометром:

– Как и предсказывал товарищ Нахум, День Искупления я проведу на канадской стороне… – запечатав ключи от форда в конверт, Мэтью отправил бандероль в Нью-Йорк, по безопасному адресу. Он шел к Радужному мосту, помахивая саквояжем:

– Ребята приедут и заберут форд. В Канаде я арендую машину по французским документам… – кроме паспорта, месье Верне получил и водительское удостоверение. Ожидая вызова к будке пограничного контроля, Мэтью разглядывал бронзовую табличку, на перилах, с надписями: «США» и «Канада»:

– Я еще на американской территории, но это последние футы земли США. Тогда дядя Хаим вез нас в Монреаль на машине… – пятнадцатилетний Аарон, на переднем сиденье, уткнулся в Талмуд, Эстер шелестела девичьими журнальчиками. Мэтью играл в походные шашки и шахматы, с Меиром. Пенсне кузена съезжало на кончик носа, он почесывал растрепанные, темные волосы, с хрустом откусывая от спелого яблока:

– Я ему поддавался, он был младший. Он радовался, когда выигрывал партию… – Мэтью предполагал, что кузен сейчас находится, как выразился товарищ Нахум, под опекой ФБР:

– Если индейская сучка не играла, то ее тоже арестовали. Туда им и дорога. Пусть они оба сядут на электрический стул… – злобно пожелал Мэтью, – я должен был вспомнить Хэнфорд. Она ненормальная, она и тогда пыталась мне расцарапать лицо…

Парочка, юноша и девушка, стоявшие перед Мэтью, миновали будку контроля. Услышав крик: «Следующий!», Мэтью спокойно достал документы:

– Он смахивает на кого-то знакомого… – офицер, в будке, изучал выданный в Париже паспорт месье Патрика Верне, – где-то я видел его лицо… – судя по штампу, месье Верне прилетел в Нью-Йорк две недели назад:

– У него военная выправка, шрам на щеке, правда, сгладившийся… – офицер листал документ, – наверное, он сражался в Сопротивлении, на континенте… – пограничник пошел добровольцем в армию, после Перл-Харбора. Его направили на Аляску, где он служил техником, на авиационной базе.

Месье Верне, невозмутимо, разглядывал будку. Мэтью еле справлялся с бешеным стуком сердца:

– А если меня узнают? Среди пограничников могут найтись бывшие солдаты и офицеры. Вдруг кто-то встречал меня, на Адаке или на базе Хэнфорд… – ладони вспотели. Мэтью, незаметно, вытер руки носовым платком:

– Тогда меня арестуют здесь, у будки. Почему американский генерал пользуется фальшивым французским паспортом… – он не ожидал, что береговая охрана, в Ньюпорте, успела найти затопленную лодку:

– Я вышел в море в семь утра, еще штормило… – Мэтью заставлял себя не переминаться с ноги на ногу, – я отвел яхту за две мили от берега, к ближайшим рифам… – одного удара о камни хватило, чтобы проломить борта хлипкой лодки. Две мили в осенней воде Атлантики Мэтью проплыл так же легко, как в калифорнийском бассейне:

– В прокате, как и в пансионе, я предъявил водительскую лицензию на мое настоящее имя. Сейчас, к вечеру, прокат должен забеспокоиться, связаться со спасателями… – с лодкой на дно ушли и американские документы Мэтью:

– Пока береговая охрана ищет яхту и меня, вместе с ней, – подумал он, – никто не обнародует сведения о моем исчезновении. На работе я взял отпуск до конца Суккота… – Суккот Мэтью собирался отпраздновать в новой квартире, в Москве, рядом с Сашей:

– Тем более, никто бы ничего не сообщил на границы… – успокоил он себя, – но почему проклятый парень не берется за штамп? Почему он меня разглядывает? У меня царапина на щеке, но я мог, например, упасть и пораниться… – офицер не брался за печать, пытаясь вспомнить, где он видел месье Верне:

– Не в газете, это точно. Или он актер? Но в нашем захолустье французские фильмы не показывают. За ними надо ехать в Монреаль… – пограничник поинтересовался:

– Домой возвращаетесь, мистер Верне? В Париж… – француз пощелкал длинными пальцами:

– Oui. Я провел у вас, как это сказать, ваканс. Америка великая страна… – весело добавил он, – вы должны гордиться своей родиной… – офицер привык к акценту канадских французов:

– Он по-другому говорит, он из метрополии, что называется… – пограничник, утвердительно, заметил:

– Но сначала вы заглянете в Монреаль… – француз всплеснул руками:

– Certainement! Я хочу увидеть Нотр-Дам, поиграть в казино… – только опустив печать на страницу паспорта мистера Верне, глядя вслед широким плечам туриста, пограничник вспомнил, где видел его лицо:

– В учебнике истории для седьмого класса. Вице-президент Вулф, отец американской дипломатии, создатель индейских резерваций. Кажется, у него даже шрам на той же щеке. Надо же, как люди бывают похожи… – вдохнув запах сандала, оставшийся после мистера Верне, пограничник крикнул: «Следующий!».

Быстро миновав канадскую будку, в начале моста, Мэтью, облегченно, выдохнул:

– Надо поспать. Товарищ Нахум велел мне не гнать машину, но я, все равно, доехал сюда из Ньюпорта всего за шесть часов…

Мэтью выжимал из форда предельную скорость. По дороге он пару раз останавливался, для чашки крепкого кофе и сэндвича. Он взглянул на играющий алым закат, над Радужным мостом:

– Тем более, начинается Йом-Кипур. Завтра я отдохну, погуляю по городу, а после обеда поеду в Монреаль… – не желая оставлять излишних следов даже на канадской территории, Мэтью садился на поезд, до близлежащего, многолюдного Торонто. Он пошел к освещенной вывеске: «Пансион Le Griffon, завтрак включен в стоимость, отличные виды на реку»:

– В Торонто и возьму напрокат машину, там никто меня не вспомнит… – решил Мэтью. В пансионе, предъявив портье французский паспорт, месье Верне попросил не беспокоить его с утра. Аккуратно спрятав квитанцию в портмоне, Мэтью поднялся на третий этаж. Тесную комнатку, с еще более узкой ванной, тем не менее, снабдили кофеваркой.

Раздернув гардины, прислонившись виском к косяку окна, он отхлебывал горячий, горький кофе. Небо над противоположным берегом реки потемнело, Мэтью рассмотрел первые, слабые звезды:

– Праздник начинается… – он, устало, закрыл глаза, – осталось немного потерпеть. Скоро я буду дома, в Москве. Я обниму моего мальчика, моего Сашу… – дым сигареты обжигал губы. Мэтью вспомнил:

– В Новый Год приговор выносится, а в День Искупления он скрепляется печатью. Кому жить и кому умереть, кому, в свое время, а кому, безвременно, кому смерть от воды, кому, от огня, кому от меча, кому покой и кому скитания, кому, благополучие и кому, терзания, кому, унижение и кому величие…

Он долго следил за огоньками на американской стороне реки, за последними, багровыми лучами осеннего заката: «Кому от огня, кому от огня…».

Повертевшись перед трюмо, Марта огладила шелк, на немного выступающем животе: