Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том седьмой

Эйтингон хмыкнул:

– Верно говорит русский народ, в тихом омуте черти водятся. Дебора двойной агент. Она, одновременно, пасла и мальчика и Ягненка. С Ягненком она делает вид, что хочет ему помочь… – Наум Исаакович считал, что анонимный звонок в нью-йоркское отделение ФБР, все равно, не повредит:

– На случай, если я ошибаюсь, – объяснил он Мэтью, – вдруг Дебора не имеет отношения к Секретной Службе. Вдруг она, действительно, привечает Ягненка по доброте душевной… – Мэтью раздул тонкие ноздри:

– Я хотел дать ей все, и даже больше, товарищ Нахум, а она мне едва не плюнула в лицо, мерзавка. Хорошо, что я сдержался, и не устроил скандал. Она орала, словно фурия, на весь Бродвей… – Наум Исаакович вздохнул:

– Поверь, ты встретишь женщину, которую полюбишь, больше жизни своей. Я… – Эйтингон оборвал себя. Говорить, и даже думать о Розе, было еще больно:

– Я обязан успешно завершить операцию… – напомнил себе Наум Исаакович, – от исхода дела зависит не только моя судьба, но и жизнь Анюты с Наденькой. Кроме меня, у девочек никого нет. Я должен их вырастить, в память о Розе… – собрав термос и аптечку, он разложил на столе карту:

– До Ньюпорта чуть меньше двухсот миль, к ужину ты будешь в городке. Выбери приличный пансион, покажи водительскую лицензию, упомяни, что завтра отправляешься на морскую прогулку… – Эйтингон обрезал сигару:

– Очень удачно, что завтра вечером начинается Йом-Кипур. Праздник ты проведешь за канадской границей… – до Ниагары лежало еще четыреста миль дороги:

– Не торопись… – Эйтингон сделал им кофе, – не гони машину, не привлекай излишнего внимания. Чувствуешь, что устал, остановись, поспи в мотеле… – как бы ни хотел Эйтингон лично сопроводить мальчика в Монреаль, интересы операции требовали, чтобы он остался в Нью-Йорке. Наум Исаакович должен был понять, что предпримет ФБР, после его анонимного звонка:

– Они могут инсценировать арест Деборы… – он погладил чисто выбритый подбородок, – ради сохранения ее легенды. Детей заберут социальные службы, то есть останется неясным, работала ли Дебора на ведомство Гувера, или нет…

Проводив мальчика, Эйтингон собирался прогуляться до ближайшей телефонной будки. Номер нью-йоркского отделения ФБР ни от кого не скрывали. Цифры можно было найти в любом справочнике:

– В любом случае, я сам поеду в Хобокен и посмотрю на все, своими глазами…

По звонку Наума Исааковича ребята из нью-йоркской резидентуры подогнали на Коламбус-серкл под завязку заправленный форд. Он подвинул Мэтью туго набитый бумажник:

– Твоя чековая книжка останется на лодке, с другими документами. Квитанции с заправок и мотелей не выбрасывай, средства подотчетны. Впрочем, ты сам все знаешь… – мальчик хотел подняться, Эйтингон остановил его:

– Погоди. Посидим на дорожку, как говорят в Москве… – он смотрел на красивый, спокойный профиль мальчика:

– Двенадцать лет прошло, с тех пор, как покойный Янсон облил его кофе, в столице. Могли ли мы тогда подумать, что все выйдет именно так? Впрочем, карьера генерала Гурвича только начинается. Мы найдем Ворону, вернем ее в СССР. У нас, наконец, появится бомба, Ворона выведет нас в космос. Иосиф Виссарионович будет доволен. Он, наверняка, захочет встретиться с Матвеем… – Наум Исаакович, осторожно, кашлянул:

– Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, милый. Ты навсегда покидаешь родину… – Мэтью повел широкими плечами, в куртке испанской кожи. Взявшись за саквояж, он помолчал:

– Нет, товарищ Нахум. Моя родина там, где мой сын. Я возвращаюсь домой… – взглянув на стальной Ролекс, Мэтью велел: «Пойдемте. Я хочу оказаться в Ньюпорте до темноты».

Присев на корточки, Ева прилипла носом к дверце духовки:

– Тетя Дебора, можно посмотреть, как коржи поднимаются… – деревянная ложка стучала о миску. Дебора сбивала шоколадный крем. Торт они делали немолочным, на кошерном маргарине и горьком шоколаде. Дебора загнула пальцы, на свободной руке:

– Тосты с печеночным паштетом, бифштекс, с жареной картошкой и зеленым горошком, и торт. До исхода праздника никто не проголодается… – детей не обязывали поститься, но и Аарон и Ева намеревались соблюсти заповедь. На всякий случай, Дебора купила ароматных яблок, собранных в Нью-Джерси и калифорнийского изюма:

– Надо взять пакетик в синагогу, – напомнила себе женщина, – Меир видел там фонтанчик с питьевой водой. В городе устроили эрув, можно носить вещи без ограничения… – в шабат и праздники соблюдающие евреи не могли даже положить в карман ключи от дома. Связку прилаживали лентой к поясу на одежде, но на Манхэттене, острове, ограничения не действовали. Справившись у хозяина пансиона, мистер Блюм узнал, что в Хобокене есть эрув. Дебора обрадовалась:

– Отлично. Можно не думать, куда деть ключи… – в День Искупления стойка портье не работала. Дебора облизала палец:

– Милая, торт бисквитный. Если открыть дверцу, то коржи опадут… – из сада раздавался стук футбольного мяча и лай Ринчена. Подскочив к столу, Ева тоже сунула палец в миску:

– Очень вкусно. Тетя Дебора, а когда мы вернемся домой, то есть к Центральному Парку… – девочка замялась:

– Вы не волнуйтесь, я с Ринченом сама буду гулять. Я аккуратная, я хорошо убираюсь. Ребецин меня всегда хвалила… – обняв девочку, Дебора поцеловала темные волосы, над высоким лбом:

– Она заплетает косы, но локоны у нее всегда немного всклокочены, как у Меира. У нее тоже торчат уши, и глаза у нее отцовские. Только она станет высокой, даже сейчас видно. Ростом она пошла в Тессу… – со времени приезда в Хобокен Ева разгуливала в летнем, хлопковом платье:

– На Йом-Кипур принято надевать светлое, – резонно заметила девочка, – и нельзя носить кожаную обувь. Видите, у меня тапочки парусиновые… – она вытянула ноги, – то есть кеды… – кроме конверсов, Ева носила курточку, из потрепанной, джинсовой ткани:

– Вещь из пожертвований, – объяснила девочка, – в хасидских семьях джинсы не приняты, ребецин отдала куртку мне. Сумку тоже я от нее получила… – Ева таскала исцарапанный портфельчик, на длинном ремне. С похожими ходили студенты Деборы:

– Все вместе смотрится очень красиво… – подумала Дебора, – у Евы отличный вкус. Она вообще будет хорошенькой девушкой… – Дебора взглянула на золотые часики:

– Доставай коржи, милая. Вовсе я не волнуюсь, а убирать мы будем все вместе. Твой покойный дедушка Хаим рассказывал, что они всегда ухаживали за квартирой вместе… – из духовки веяло жаром. Дебора водрузила формы на подоконник:

– Пусть остынут. Вернемся, конечно… – она привлекла к себе Еву, – думаю, сразу после Суккота. Хозяин обещал, что в пансионе построят шалаш. Беги, – она подтолкнула девочку, – поиграй с папой и Аароном. Я тебя позову собирать торт… – выпечку Дебора хотела посыпать грецкими орехами. Конверсы простучали по ступенькам крыльца, девочка закричала: