Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том четвертый

– Дебора ничего не знает… – кузина обрадовалась его визиту, – я ненароком завел речь о Меире, однако она только покачала головой… – получив подарки, Дебора ахнула:

– Аарон будет в восторге. Но это дорогая игрушка, Мэтью… – генерал привез племяннику радиоуправляемую модель армейского вертолета. Игрушка была не только дорогой, но и единственной в Америке. Дрон, по заказу Мэтью, построили в мастерских авиационной базы в Розуэлле. Такими моделями пользовались на закрытых военных полигонах, где изучали аэродинамику и баллистику.

Ради Розуэлла он и появился в Нью-Йорке.

Мэтью пребывал в Калифорнии, где, под руководством профессора фон Кармана доводили до ума, как выражались ученые, конструкцию кузины. На следующее лето министерство обороны наметило, пользуясь принятым не так давно эвфемизмом, решающий рывок. Пальцы Мэтью подрагивали:

– СССР должен знать о будущем выходе в космос. Надо немедленно сообщить в Москву о июльском запуске. Если попытка удастся, то США выйдет вперед, в нашей гонке… – Мэтью не хотел тратить время на связь с вашингтонским куратором. Более того, появление генерала в столице, даже недолгое, вызвало бы ненужные вопросы:

Пурим начинался завтра, вечером четверга:

– Не такой это праздник, чтобы ради него брать отпуск. Я просто уехал на пару дней к океану… – погода в Калифорнии стояла отменная, Мэтью щеголял ровным загаром. Генерал, предусмотрительно, поменялся дежурством на выходные с коллегой по военному ведомству, куратором лаборатории Кармана. Полковник, скучавший по семье, только обрадовался.

Добравшись до Лос-Анжелеса, Мэтью показался в заранее снятом, по телефону, прибрежном мотеле. Машина генерала, с доской для серфинга, в багажнике, осталась на парковке городского аэропорта. Покинув Лос-Анжелес на вечернем рейсе, он прибыл в Ла Гуардию к завтраку:

– Сейчас обеденное время… – Мэтью потянулся, – пообедали мы отлично. Остается десерт, а потом мы пойдем в спальню… – он, с удовольствием, думал, что проведет в компании Деборы два дня:

– Завтра вечером она поедет в Бруклин, на чтение Свитка Эстер, но вернется домой… – невестка объяснила, что отвезла сына в резиденцию ребе на праздник, и шабат:

– Они ставят пуримшпиль, Аарон играет Мордехая… – заметила Дебора, – у них сейчас идут последние репетиции… – Мэтью сказал невестке, что вечером пятницы улетает из Нью-Йорка:

– Служебные обязанности не ждут… – развел он руками, – поздравь Аарона за меня, с днем рождения… – день рождения племянника был и пятилетней годовщиной гибели капеллана Горовица:

– Развод вступил в силу, – удовлетворенно понял Мэтью, – теперь Дебора свободна… – капеллану, вернее, его образу в письмах, осталось недолго жить. Мэтью бросил взгляд на дверь в кухню:

– Нет, не стоит торопиться. Балкон скользкий, но зачем Аарон пойдет на балкон, в марте? Хотя голуби гнездятся и зимой. Но сейчас времени на такое нет… – Мэтью наметил смерть мальчика на осень:

– После испытания в Розуэлле, перед тем, как мы с Деборой исчезнем… – он широко зевнул, – несчастья случаются на воде, на дороге… – в кармане штатского пальто Мэтью лежал конверт, с зашифрованными данными о предстоящем запуске тарелки.

Явка в Нью-Йорке была запасной, адрес использовали в случае срочных дел. Мэтью позвонил по телефону, нацарапанному на конверте, из автомата в аэропорту Ла Гуардия. Мужской голос, с тяжелым бруклинским прононсом, сказал, что его ждут завтра, в местной публичной библиотеке:

– Дама в бордовом жакете, и каракулевой шапочке. В пять вечера, в вестибюле. Она придет с New York Post, завтрашним номером… – Мэтью криво записал, на том же конверте: «Брклн. Пб. Биб, 17.00». За сохранность материалов он не беспокоился:

– Дебора никогда не полезет в чужие вещи. Она понимает, что от меня зависит ее дальнейшая судьба, судьба ее сына… – закинув руки за голову, он хмыкнул:

– Долго она с кофе возится. Или перечитывает, утирая слезы, так называемые письма мужа? Ничего, я ее утешу, сейчас и начну… – Мэтью не сомневался в успехе будущего запуска:

– Тарелка вырвется в космос, но СССР, пользуясь моими сведениями, отправит аппарат в стратосферу раньше Америки. Хоть бы пришлось кузину саму туда посадить… – судя по данным от товарища Нахума, Ворона пока била баклуши:

– Просто я еще не приехал в Москву, – Мэтью раздул ноздри, – при мне она быстро заработает. И пропавшую внучку дяди Александра я тоже найду… – такое задание поступило из Москвы, – оказывается, товарищ Нахум, до войны, именно ее мне сватал. Предательницу отыщут и расстреляют, как и Князеву. И вообще, мне никто, кроме Деборы, не нужен… – на него пахнуло тревожным ароматом горечавки. Она держала поднос:

Темно-красные губы улыбнулись:

– Прости. Я звонила на Истерн-Парквей, к ребе. С Аароном все в порядке… – поднявшись, Мэтью забрал кофе:

– Разумеется, ты беспокоишься за мальчика. Садись, садись, пожалуйста… – он устроил Дебору к себе на колени:

– Я скучал по тебе, так скучал. Возьми шоколад, обними меня… – Мэтью повернул рычажок. Серебристое, нежное сопрано наполнило гостиную:

Он целовал горячие, сладкие губы:

– Словно пламя. Ты сама, словно пламя, Дебора….

Уютно свернувшись в плетеной корзинке, Ринчен грыз косточку.

На прибранной кухоньке стояла тишина. На полке, над жестяной раковиной сверкала вымытая посуда. На стене прикрепили еврейский календарь, в простом, черно-белом, издании. Пятницы отмечали снимком горящих свечей, серебряного бокала, прикрытой салфеткой халы. На расшатанном столе, в деревянной хлебнице лежали аккуратно нарезанные, румяные куски плетеной буханки. Зазвенела ложечка в чашке, пес поднял голову:

Меир улыбнулся:

– Ешь, ешь. Все в порядке, дети спят… – кухня была маленькой. Не вставая с табурета, приоткрыв дверь, он прислушался. Дети, действительно, спали.

После ужина Аарон показывал Еве еврейские буквы. В пять лет племянник бойко читал и писал:

Поднявшись, распахнув форточку в сырой мрак, Меир чиркнул спичкой:

– Ребе с ним лично занимается. Они, как положено, начали с Торы… – в ешиве, как тоже было положено, для скорбящих, мистер Фельдблюм изучал трактаты Мишны.

Меир, мимолетно, подумал, что за годы войны не потерял ни привычки к чтению священных текстов, ни знания американской бухгалтерии:

– Хорошо, что наш хозяин не занимается серыми делишками, как мой бывший патрон, в Чикаго, – усмехнулся он, – иначе я, непременно, вывел бы его на чистую воду… – об истинном лице мистера Фельдблюма, о происхождении его дочери, в Нью-Йорке знали ровно три человека:

Он стряхнул пепел на заснеженный карниз: