Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том третий

– Русские не подозревают о трагической истории покойной Далилы и ее возлюбленного… – на абонентский ящик Макса, на почтамте в Буэнос-Айресе, приходили письма от его швейцарского адвоката, отчеты из банка, и весточки от товарищей, разыскивающих нужных ему людей, в оккупированной Германии.

На окраине города, у порта, сеньор Массимо Ланге снял крепкое здание склада. Внутри стояли плотно заколоченные ящики. Грузы, то и дело, отправляли на корабли, идущие в Северную Америку или Испанию. Максимилиан предпочитал держать под рукой дегенеративное искусство, приносящее в «Орлиное гнездо» отличные барыши.

– О своей коллекции или о собрании месье Драматурга он не спрашивает… – обергруппенфюрер изучал бледное лицо Маляра, – он понимает, что все равно, я ему ничего не скажу… – оба собрания успешно распродавались:

– У них отличный вкус… – Макс, незаметно, коснулся синего алмаза, – вещи подобраны на совесть… – ему хотелось отвезти в «Орлиное гнездо» несколько холстов Моне. Обергруппенфюрер вздохнул:

– Не стоит. Мой кабинет украсят другими полотнами… – кабинет владельца так называемого курорта занимал верхний этаж бывшей гостиницы. От огромного стола, темного дуба, открывался отличный вид, на озерную гладь, ледники, на вершинах гор, и покрытый зеленью островок, с причалом для катеров.

Научные лаборатории строили полным ходом. Макс велел пока не начинать программу с отобранными женщинами. Он хотел дождаться появления в «Орлином гнезде» коллег Отто по Аушвицу:

– Подопытный материал отлично кормят, содержат в полном порядке… – группе не делали лоботомию, – пробирка лежит в особом сейфе, с правильным температурным режимом. Торопиться нам некуда… – остальные обитательницы острова, и те, кого Макс привез на последний плацдарм, прошли через хирургическое вмешательство. Они жили на особом, охраняемом участке:

– Но Муха туда не поедет, – напомнил себе Макс, в Буэнос-Айресе, – он трус, но верный муж, этого у него не отнимешь. И я буду верен, моей девочке… – Макс брезговал женщинами на острове, да и времени на такое у него не оставалось:

– Сюда тоже овощей доставили, – недовольно подумал он, – но такие развлечения не по мне… – для кабинета Макс заказал в Буэнос-Айресе копии немецких картин, прошлого века. Портретов фюрера, в «Орлином гнезде», хватало в изобилии.

– Или завести кого-то в столице… – хмыкнул он, выбирая в дорогих универсальных магазинах рождественские подарки Эмме и Адольфу, – пока мы с Цецилией в разлуке, пока я не женат… – дамы, в летних, шелковых платьях, на высоких каблуках, бросали на Макса долгие взгляды.

В Патагонии он загорел, голубые глаза сверкали, волосы золотились, под летним солнцем. Любая дама могла оказаться агентом союзников, или, того хуже, еврейского подполья:

– Жиды меня, наверняка, внесли в список приговоренных к казни, – решил Максимилиан, – а в Аргентине издавна живет большая еврейская община. Придется потерпеть, не надо лишнего риска… – зятю он купил дешевую туалетную воду. Макс поморщился, от резкого запаха:

– Он хотя бы не будет так вонять. Адольф никогда к нему на руки не идет, убегает… – Петр Арсеньевич, аккуратно, опорожнял мешочек, но Максу казалось, что вокруг зятя всегда витает запах гниения:

– Но Эмма, кажется, привыкла к мужу, – успокоил себя Макс, – по крайней мере, она начала улыбаться. Иногда, когда с Адольфом возится… – он зашел и в знакомую букинистическую лавку.

Рассеянно перелистывая растрепанное издание гравюр Дюрера, Макс едва не выронил толстый том:

– Не может быть такого… – с пожелтевшей страницы на него смотрела 1103, постаревшая на полсотни лет. На худом плече модели сидела сова, символ мудрости. Рассчитавшись с хозяином, дотащив Дюрера до ближайшего кафе, Максимилиан сверился с эскизом. Он никогда не расставался с Ван Эйком, хранившимся в надежном, прочном футляре, из особого сплава металлов:

– Здесь нет и следов шифра… – Макс рассматривал лицо пожилой женщины, – но это она, она… – в книге сообщалось, что гравюра хранится в фондах галереи Уффици:

– Происхождение рисунка сомнительно, – читал Макс, – у нас нет сведений о пребывании Дюрера во Флоренции, в его итальянском путешествии, но манера автора схожа с рисунками мастера… – гравюру мог сделать один из учеников художника.

Галерея Уффици сейчас была Максу недоступна:

– Но мне доступен месье Маляр… – Макс привез на последний плацдарм лист из книги, – пусть он разберется в рисунках. Под моим наблюдением, разумеется… – он не хотел настраивать против себя товарища барона.

Охрана открыла дверь в железной стене. Макс повернулся к заключенному:

– Он плохо выглядит, бледный. Он почти год сидит под землей, на поверхность его не выпускают. Распогодилось, даже солнце выглянуло. Пусть он увидит небо, подышит воздухом… – Маляр ничего не спросил о жене. Сомкнув упрямые губы, он смотрел вперед, даже не поинтересовавшись, куда они идут:

– Он думает, что мадам Маляр жива. Пусть думает… – усмехнулся Макс, – от него не стоит ждать никаких фокусов. Рядом охрана, опасности побега нет… – он открыл золотой портсигар:

– Угощайтесь. Прогуляемся на свежем ветерке… – ловкие пальцы, в пятнах от чернил, взяли сигарету:

– Американские, – любезно добавил Макс, нажимая кнопку, – настоящий виргинский табак. Он пахнет солнцем, которое вы сейчас увидите… – в шахте раздался шум:

– Прошу вас, – отступил Макс, – наверху найдут какую-нибудь куртку… – пыхнув сигаретой, Маляр невозмутимо прошел в лифт.

Тщательно спрятанную вещицу Мишель нашел в глубине одного из ящиков.

Торопливая рука, вперемешку, побросала внутрь драгоценные безделушки, времен Ренессанса. Ящик заколотили, но содержимое не завернули. Обрамленное в золото, украшенное жемчугом яйцо страуса разбилось:

– В те времена такие подарки купцы преподносили вельможам… – Мишель шарил по дну, в поисках крупных осколков скорлупы, – только торговцы навещали Африку, Индию… – на него пахнуло жарким ветром пустыни. Яйцо бережно везли, в тюке, из местных, ярких тканей. На спинах верблюдов покачивались погонщики, безжалостно сияло солнце:

– Шестнадцатый век… – Мишель, с лупой, изучал оправу, – добравшись до мыса Доброй Надежды, Васко да Гама увидел Индийский океан. Конкистадоры шли на запад, к океану Тихому. В Европе появились диковинки, из Нового Света, из южных морей… – пальцы натолкнулись на что-то острое. От выцветшего, желтовато-розового коралла, осталось только золотое основание, и несколько обломанных веточек.

Мишель разобрал почти стершиеся, чеканные буквы, на латыни:

– Дар синьора Пьетро Корвино великому герцогу тосканскому, Франческо Медичи… – Мишель подумал, что коралл, вероятно, находился в коллекции Студиоло, личного научного кабинета герцога: