Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том второй

– Младший брат Максимилиана, что вас похитил, – коротко сказала женщина, – Генрих на Британию работал. Он и его отец погибли в разгроме заговора, против Гитлера, летом сорок четвертого года… – о заговоре Констанца слышала, краем уха.

Делая вид, что работает над уравнениями, в машине она чертила таблицу. Миссис Анна была женой кузена Теодора:

– Мы с ним давно друг друга знаем… – она мимолетно улыбнулась, – Марта наша дочь. Я уверена, что она и наш внук живы… – Констанца вспомнила тихий, удаляющийся женский голос:

– Те, кто живы, мертвы, те, кто мертвы, живы… – она смотрела на ровные строчки, в блокноте:

– Я думала, что Степан погиб, что его застрелили, при атаке на хижину. Все считали, что меня вывезли из Норвегии русские. И Степан тоже так решил… – по словам миссис Анны, выходило, что Степан в безопасности. Она не сказала Констанце, где находится полковник. Женщина, жестко, заметила:

– Мы сейчас очень рискуем, доктор Кроу. Русская разведка готовилась украсть вас, из Лос-Аламоса, – она не объяснила, как русские собирались проникнуть в лабораторию, – они могут найти нас, и тогда… – миссис Анна повела рукой:

– Я сделаю все возможное, чтобы вас защитить, но и я не всесильна… – она, со значением, посмотрела на индейскую торбу, с браунингом внутри. Сумку миссис Анна забрала с собой, в туалет дайнера.

Констанца курила, глядя на шпиль небольшой церквушки, на высокие, с мощными стволами сосны. Пригревало горное солнце, она слегка дрогнула ресницами:

– Словно летом, на плато, у озера Мьесен… – она посмотрела на страницу блокнота:

– Степан, наверняка, поехал в Россию, искать меня. Его могут арестовать, держать в тюрьме. Я должна его спасти. После смерти Этторе, после того, что случилось в Японии… – Констанца, прикусила губу, – мне надо как-то искупить вину… – миссис Анна утешала ее, говоря, что Констанца не могла предугадать, как используют расчеты:

– Американцы меня обманывали… – изящные ноздри дрогнули, – но с русскими такого не случится. Я сама их обману. Я сделаю вид, что готова на них работать, в обмен на гарантии жизни для Степана. Пока мы вместе, смерти нет… – вспомнила Констанца:

– Я обязана найти его, и рассказать правду. Он не отвернется от меня, он меня любит. И я его тоже… – сердце, тоскливо, заныло. Констанца понятия не имела, где находится ближайшее дипломатическое представительство СССР:

– У миссис Анны таким интересоваться нельзя, – поняла Констанца, – она сбежала от русских. Она никогда в жизни не пустит меня в их консульство или посольство. Нельзя вызывать у нее подозрения. Сиэтл порт, где могут стоять советские корабли… – Констанца едва успела ткнуть окурком в пепельницу. На нее повеяло жарким запахом солнца и смолы. Веселый голос сказал:

– Малыш заснул, а нам принесут гамбургеры и лимонад. Пойдемте… – распорядилась миссис Анна. Подхватив сумочку, Констанца, последовала за ней.

В темном, высоком небе, переливались яркие звезды. Трещали дрова в костре, снизу, из каньона, доносился шум реки.

Анне здешние места напомнили Альпы:

– Папа меня тоже в летние лагеря для девочек посылал, – улыбнулась она, – он говорил, что, кроме буржуазного воспитания там прививают и полезные навыки. Например, учат печь картошку… – девчонки, в форме лагеря «Дочери пророка», в длинных, скромных юбках и темных джемперах, перемазались золой. В расписании, вместо ужина, значилось: «Вечеринка и песни у костра». Миссис Палмер, жена директора лагеря, с другими девочками, принесла к сложенным конусом дровам, корзинки с картошкой и кукурузными початками, бумажные пакеты с зефиром, привезенные из города. В детстве Анны они зефир не пекли:

– Думаю, и папа его не пек, когда в Америке рос… – она прислонилась к косяку двери, – зефир позже появился… – Петенька дремал на узкой, в два яруса, кровати.

Семейные пары, вожатые, приехали в лагерь с детьми, но совсем младенцев здесь не было. Девчонки восхищались Петенькой, и не спускали его с рук. Мальчика приносили Анне, только когда он просил есть.

– Они ему и пеленки меняют, и гуляют с ним… – Анна смотрела на светлые, темноволосые, рыжие головы девчонок, – мне ничего и делать не надо… – их поселили в маленьком, пустующем домике, с закутком, где нашлась жестяная раковина и два крана. Туалеты в лагере стояли поодаль от жилых зданий, готовили на летней кухне, на газовых баллонах.

Старейшина Палмер, брат хозяина гостиницы, поднял большую ладонь, когда Анна предложила оплатить проживание:

– Что вы, миссис Смит, – ответил мормон, – Иисус заповедовал привечать вдов и сирот… – глаза директора заблестели смехом:

– Не мешайте нам выполнять заповедь, – весело распорядился Палмер, – обещаю, что мы причиним вам добро… – Анна не могла не улыбнуться. У нее никто не спрашивал об отце ребенка, никто не интересовался предположительно, погибшим мужем Констанцы:

– Хорошие они люди… – Анна слушала смех девчонок, вдыхала запах печеной в фольге картошки, – хороших людей на свете больше, чем плохих. Я и Констанце так сказала… – в разговоре с Палмером, Анна, все равно, настояла на помощи. Она заняла себя на кухне, и предложила провести со старшими девочками уроки французского языка:

– Я учитель, – объяснила Анна, – каникулы на дворе, но к школе никогда не мешает подготовиться… – отец тоже настаивал на каникулярных занятиях. В начале лета Горский всегда выдавал Анне список книг, напечатанный на машинке. Русские произведения она могла читать только дома, из соображений безопасности. Горский собрал отличную библиотеку, с Пушкиным, которого он знал наизусть, с Некрасовым, Тургеневым, Чеховым и Толстым. Летом отец часто отсутствовал в Цюрихе, разъезжая по делам партии. Между лагерями за Анной присматривали товарищи отца, или одна из его помощниц, как выражался Александр Данилович.

– Одна, или две, или три… – усмехнулась Анна, – и все в наших апартаментах жили. Из папы вышел бы хороший мормон… – в лагере, судя по всему, таких жен не водилось.

Дамы Александра Даниловича, ожидая его возвращения, тоже выполняли поручения партии. Анна была предоставлена самой себе. Она читала, устроившись в большом кресле, грызя яблоко, или пережевывая домашнее печенье. В конце каждой книги, из летнего списка, Анна, всегда находила бумагу, с четким почерком отца:

– Поздравляю с выполнением задания! Вопросы для твоего размышления следуют ниже. Мы непременно все обсудим, по моему возвращению. Вопрос номер один. Обоснуй причины трагичности образа Базарова… – Анна поняла, что, до сих пор, помнит проклятые причины назубок.

– Папа меня проверял, в походах… – приезжая в Цюрих, отец забирал Анну в горы. На маленьких, провинциальных станциях привыкли к Александру Даниловичу, в изящно потрепанной, альпинистской куртке, шотландского твида, с английским рюкзаком за плечами, и высокой, черноволосой девочке, в крепкой, короткой, по щиколотку юбке, тоже с рюкзаком, только детским. Отец учил Анну ставить палатку и разжигать костер, показывал ей растения и птиц, говорил о русской истории и литературе: