Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том первый

Охранник посольства СССР, на Виллагатан, позевывая, шуршал «Красной Звездой».

Газеты в Стокгольм доставлялись с опозданием, несмотря на близость города к Москве. Передачи советского радио здесь не транслировали. Каждый день третий атташе посольства, ответственный за связь с родиной, составлял сводку, по данным, полученным из столицы.

Кроме сегодняшнего, первого заседания Союзнического Контрольного Совета, в Берлине, в новостях больше ничего интересного не было. В «Красной Звезде» тоже писали о столице оккупированной Германии. Корреспондент, по телефону, взял интервью у глав гарнизонов советских войск, размещенных в Берлине, Вене и Будапеште:

– В выходные дни, бойцы посещают театры и музеи, осматривают город… – при штурме советских войск, Вена почти не пострадала:

– Но там еще не скоро посольства откроют… – со знанием дела подумал охранник, – Илья Семенович работал в берлинском посольстве, до войны, третьим атташе… – посол Александра Михайловна Коллонтай, пока официально числилась на должности, но после победы улетела в Москву. Место Коллонтай занимал Илья Семенович Чернышев, ставленник заместителя наркома иностранных дел, и бывшего посла в Берлине, Деканозова. Чернышев трудился в Германии атташе, а в Стокгольме стал советником посольства:

– Илья Семенович самым молодым послом будет, – хмыкнул охранник, – он двенадцатого года рождения… – Чернышев приехал в Швецию в прошлом году. Всю войну он просидел в Москве, в наркомате.

Задача обеспечения безопасности посольств лежала на комиссариате внутренних дел. Охранник имел звание лейтенанта внутренних войск, хотя, конечно, на смену выходил в гражданском костюме. Он тоже не участвовал в войне, но ходили слухи, что в честь великой победы, и за выслугу лет, персонал посольств ждут ордена и очередные звания.

Чернышев, официально, не считался сотрудником Лубянки. Посольские охранники и третий атташе, знали, что советник, через Деканозова, приближен к наркому Берия.

Больше в газете ничего интересного не нашлось. Советские бойцы и офицеры, в оккупированных столицах Европы, посещали партийную и комсомольскую учебу, и устраивали вечера самодеятельности. Охранник полюбовался портретом Героя Советского Союза, гвардии лейтенанта Филатова. Авиатора сняли в летном шлеме.

Рядом опубликовали поздравление маршала Маннергейма товарищу Сталину, по случаю окончания войны, и ответ Иосифа Виссарионовича:

– Финляндия вышла сухой из воды, – хмыкнул охранник, – вовремя от Гитлера сбежала, в прошлом году. Маннергейм держит нос по ветру, ничего не скажешь. Но финны помнят, какой мы урок им преподнесли… – Япония пока не капитулировала, однако император еле держался на своих островах, в Корее и Маньчжурии. На политических занятиях, в посольстве, говорили, что долг СССР, помочь героической борьбе китайского и корейского народа против захватчиков:

– Дальний Восток тоже станет социалистическим… – удовлетворенно улыбнувшись, охранник отпил кофе со сливками. Посольский повар был мастером выпечки, на фарфоровой тарелке лежали слоеные пирожные, с кремом. В сезон ягод, на кухне делали пышные торты, и даже варили джем.

Охранник приоткрыл окошечко будки. День был не приемный, впрочем, и в открытые для посещения дни народа приходило мало. Кроме официальных визитеров, посольство никто не навещал:

– Сначала война шла, теперь страну восстанавливать придется… – охранник покуривал, – не до туризма, как говорится. Хотя интуристы приносят деньги. Но пока даже регулярные рейсы на Москву не восстановили… – на родину отправляли только особые самолеты.

В будку провели звонок. У входа в посольство, на улице, тоже в будке, сидел шведский полицейский. В случае появления гостя швед забирал у него паспорт. Он уведомлял о визите территорию СССР, вызывая охранника. Так случилось и на этот раз. Охранник языков не знал, но шведские полицейские выучили фамилию посла Коллонтай.

Оставив гостя, высокого, ухоженного мужчину, в хорошем костюме, при каштановой бороде, за воротами, охранник полистал шведский паспорт. Господин Стефан Равенсон оказался ровесником будущего посла Чернышева:

– Нейтрал… – лейтенант рассматривал фотографию, – он всю войну здесь провел, в сытости и безопасности. Швеция с гитлеровцами флиртовала, у них свои нацисты имелись. Шрам у него, наверное, от несчастного случая… – на правой щеке визитера красовалась старая отметина.

Стоя рядом с ним, охранник вдохнул теплый, пряный запах сандала. Свежий паспорт выдали в мае месяце. На коммуниста господин Равенсон не походил:

– Он обеспеченный человек, – решил охранник, – может быть, прочел в газете о восстановлении СССР, после войны, и захотел помочь. Шведы миссии в Германию посылали, в лагеря. Правда, они только своих граждан вывозили… – охранник снял трубку внутреннего телефона.

Идя по голому коридору, Степан понял, что четыре года не ступал на территорию СССР:

– Последний раз в Мурманске, на аэродроме… – его вели ходом для посетителей. На стенах не висели лозунги, в коридоре не стоял бюст товарища Сталина. Заведя его в комнатку, с простым столом и двумя стульями, охранник указал на большие часы:

– Пять минут… – медленно, раздельно, сказал он, по-русски, для верности выкинув пять пальцев. Степан кивнул, дверь закрылась.

Он рассматривал пустынный, залитый солнцем двор:

– По-русски я последний раз в Нойенгамме говорил, с Петей. Тихо, правда, чтобы никто не услышал… – за кованой решеткой посольства шелестела зеленая листва деревьев, на Виллагатан: – Иоганн, наверное, на лето зал закроет. Уедет с Гретой в шхеры, в рыбацкую деревню. Они пять лет друг друга не видели. А я Констанцу почти три года… – сердце, опять, тоскливо заныло:

– Скоро я ее увижу… – твердо сказал себе Степан, обернувшись, на скрип двери. Советский дипломат, в скромных очках, с железной оправой, в сером костюме, держал его шведский паспорт.

Илья Семенович Чернышев смотрел на своего бывшего соученика, по Московскому университету. Чернышев учился на историко-филологическом факультете, Петр Воронов, на юридическом. Юноши заседали в одном комитете комсомола, и участвовали в одном наборе, в наркоматы:

– Петр на Лубянку пошел… – последний раз Чернышев видел Воронова в начале июня сорок первого года, в Берлине, – а я в наркомат иностранных дел… – в середине мая, в Стокгольме получили радиограмму из Москвы.

Генерала Власова, предателя дела Ленина-Сталина, гитлеровского прихвостня, арестовали в Чехии, с его штабом. Почти все высокопоставленные власовцы сидели в закрытой, внутренней тюрьме, на Лубянке. По данным от союзников, и по допросам самого генерала, выходило, что оберштурмбанфюрер Воронцов-Вельяминов, бывший Воронов, антисемит и мерзавец, лично расстреливавший евреев и партизан, пропал без вести. Последний раз его видели в тоннелях берлинского метро, в начале мая. В радиограмме нарком Берия лично предупредил работников посольств, ответственных за обеспечение безопасности, о возможном визите Воронова.