Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том первый

– Зимой она была жива… – Паук сообщил о звонке женщины покойному доктору Горовицу, – но с зимы много времени утекло… – на юге от Бреслау лежали Судетские горы, с пещерами, оставленными при отступлении базами вермахта, и, как был уверен Эйтингон, складами оружия:

– Штерна не покинет Польшу без детей… – строгое, красивое лицо доктора Горовиц, неожиданным образом напомнило ему покойную Кукушку, – можно не сомневаться. А если она с братом связалась, с мистером Ягненком, так сказать? Он в армии Паттона обретался. Полковник, кавалер Медали Почета, в тридцать лет. Ничего, скоро он у нас на электрический стул пойдет. В СССР тоже не церемонятся с изменниками, будь они хоть дважды Герои Советского Союза… – сестра и брат, объединившись, могли вывезти на юг, в горы, не только пару близнецов, но и половину Польши.

– От Польши и так едва половина останется… – по дороге они обгоняли бесконечные колонны беженцев, бредущих на запад:

– Нижняя Силезия отойдет Польше и будет полностью очищена от немцев, – сказал Эйтингон товарищу Яше, – как мы сделали в Восточной Пруссии. Здешних бюргеров мы отправим в лагеря… – просматривая материалы досье, Эйтингон мурлыкал себе что-то под нос.

Фотографий близнецов у них не было, и быть не могло.

В альбоме Паука имелся только один снимок, девятилетней давности. Доктора Горовиц сфотографировали с двумя кружевными свертками. Эйтингон вгляделся в лицо женщины:

– Они с Кукушкой дальние родственницы, но похожи. Обе смахивают на Мэтью. Он, как две капли воды напоминает вице-президента Вулфа. Такое случается, в семьях… – Эйтингон почти убедил себя в смерти Кукушки:

– Она утонула в Татарском проливе, и ее отродье мертво… – у них не было фотографии Марты, – девчонка, наверняка, не пережила войны. Но если пережила, то она прячется где-нибудь в Панаме, не представляя для нас опасности. Ее поиски можно отложить… – пани Штерна, вкупе с новым мужем, и представляла ту самую опасность. Снимка близнецов не существовало, но Кардозо выдал их полное описание:

– Я видел мальчиков, в последний раз, летом сорок первого года, перед арестом… – он отер глаза, – меня отвезли в Аушвиц, погибла моя вторая жена и дочь… – Кардозо объяснил, что узнал о расстреле Мон-Сен-Мартена от заключенных, бельгийских подпольщиков.

– Я, разумеется, участвовал в лагерном Сопротивлении… – уверенно сказал врач, – выхаживал людей, после пыток, помогал тем, кто собирался бежать… – Кардозо, якобы, отказался трудиться на немцев:

– В госпитале я бы имел доступ к лекарствам, но я не мог пойти на компромисс. Мне дорога честь ученого… – Наум Исаакович не верил ни одному слову Кардозо, но спорить не стал:

– Какая разница? Он нужен для работы. Пусть врет. То есть он свои слова правдой считает. Так легче жить, конечно… – Эйтингон взял с собой товарища Яшу, из-за его безукоризненного польского языка, отличного идиш, и яркой, еврейской внешности. Номер Серебрянскому набивать не стали:

– Не во всех лагерях такое делали, – заметил Эйтингон, – а тебе потом придется татуировку сводить. И вообще, ты не сидел в лагере, ты воевал в партизанском отряде… – изучая материалы по Требницу, Эйтингон обрадовался:

– Очень хорошо, что в городке жило польское большинство… – с началом войны, немцы выселили коренное славянское население новых рейхсгау на восток:

– Поляки начнут возвращаться в родной город… – хохотнул Эйтингон, – и евреи тоже. После чего появимся мы, и устроим небольшой спектакль… – он пощелкал сильными пальцами, – с тобой в главной роли… – товарищ Яша хмыкнул: «Немцы бы тоже купили провокацию».

Эйтингон выпятил нижнюю губу:

– Яша, немцы не устроят погром без директивы от начальства, в трех экземплярах, с печатями… – он расхохотался:

– Будь то приказ Геббельса или товарища Вальтера Ульбрихта… – Ульбрихта, с другими немецкими коммунистами, привезли в Берлин, для создания будущей, социалистической Германии:

– Тем более, здешние немцы собственной тени боятся… – Эйтингон перевернул страницу досье. Он не сказал профессору Кардозо, что его дочь жива:

– Шахтеры три года прятали девчонку, наследницу Мон-Сен-Мартена. Нет, надо молчать… – решил Наум Исаакович, – профессор еще сбежать захочет, после таких новостей. Не к дочери, а к опекунству, над шахтами и сталелитейными заводами. У де ла Марков больше не осталось потомков… – по сведениям, присланным Пауком, о девочке заботился некто Монах, бывший партизан:

– Доктор Эмиль Гольдберг, – внутри поселилась тоскливая боль, – он женился, недавно… – Эйтингон знал и имя жены доктора Гольдберга. Убрав досье в портфель, удостоверившись, что Яша не видит его, в зеркальце, Эйтингон быстро открыл книгу. Он взял в поездку «Джен Эйр».

– Высокая, прекрасно сложенная, покатые плечи, грациозная шея, смуглая чистая кожа, благородные черты, глаза большие и темные, блестящие, как ее бриллианты… – бывшая мадам Тетанже сверкала обнаженной спиной, уходящей к стройной пояснице. Девушка немного отвернулась от фотографа, в длинных пальцах дымилась сигарета, в серебряном мундштуке:

– Мадам Клод Тетанже, в парижских апартаментах… – Эйтингон, аккуратно, вырезал фото из светской хроники, в довоенном Vogue.

– Оставь безумие… – велел он себе, – не ехать же в Бельгию, в твои годы… – сунув книгу в портфель, он велел Яше:

– Нас ждут в ратуше. Надеюсь, город расчистили от мин. Не хочется подрываться, в начале операции… – Эйтингон, безразлично оглядел грязный базар, среди развалин:

– Мы все в порядок приведем. Со здешними бандитами мы разберемся, как в Прибалтике, как на Западной Украине. Пани Штерну можно и открыто казнить, для устрашения. Союзники ничего не сделают. Она военная преступница, поднявшая оружие, против Советской Армии… – подмигнув Яше, он откинулся на сиденье:

– Скоро увидишь старого знакомого, Рыжего. Он тоже под трибунал пойдет… – машина виляла среди обгоревших стен домов, Наум Исаакович щелкнул зажигалкой:

– Саломея отправится обратно в Израиль. Наши ребята двинутся в страну, им понадобится куратор… – он улыбнулся: «Все складывается отлично».

Всю дорогу от Берлина до Бреслау бывший капитан британской армии Самуил Авербах заставлял себя думать о жене.

Расставаясь с майором Холландом, на военном аэродроме русских, Самуил криво написал толстым, синим карандашом, одолженным в будке дежурных, прошение об отставке. Ветер трепал листок из блокнота, ревели двигатели самолета, присланного из ставки Монти. Фельдмаршал отправил с рейсом ящики шотландского виски и хороших сигарет, для союзников. Русские солдаты тоже грузили в дуглас коробки. Жуков передавал англичанам русскую водку и икру. Принюхавшись, Авербах понял, что Джон успел глотнуть водки: