Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том первый

Авербах увидел лицо женщины на плакате, объявляющем о награде за выдачу командиров, бывшей Армии Крайовой:

– Монах и Меир ее описывали. Но по фото ее даже собственный муж не узнает… – он, исподтишка, рассмотрел на смутном снимке твердый очерк подбородка, высокий лоб, тонкий, изящный нос:

– Она четыре года в подполье провела, а сейчас в партизанах воюет. Не найдут ее русские… – заключил Авербах. Они с Монахом договорились ждать друг друга в Бреслау, каждый день приходя к ратуше, на рыночную площадь:

– Здесь штаб русских сидит… – Самуил смотрел на знакомые флаги, – впрочем, Монах сюда не в форме явится. Не говоря о том, что он никогда формы не носил… – три года назад близнецы доктора Горовиц жили в обители, в Требнице:

– Звезда знает, где ее дети. Рано или поздно она доберется в монастырь. Но не стоит мне одному в Требниц идти. Надо дождаться Монаха… – до войны Самуил давал концерты, в Бреслау. Он хорошо помнил город:

– Монаху я все описал, он не запутается… – стоя на ступенях ратуши, он решил, что надо найти синагогу:

– Или то, что осталось от синагоги, – мрачно буркнул Авербах, – Бреслау большой город, сюда евреи должны вернуться. Может быть, кто-то слышал о Доре и Генрике… – над проваленными крышами, в июньском, ярком небе, щебетали воробьи.

Проводив глазами закрытую, темную эмку, въехавшую на площадь, Самуил пошел к синагоге Белого Аиста.

У мраморного саркофага святой Ядвиги Силезской, основательницы обители, трепетали огоньки свечей. Церковь украсили гирляндами и венками из полевых цветов. Совсем недавно отмечали Троицу и праздник Тела и Крови Христовых.

Аббатство стояло на холме, к северу от городка. С колокольни храма виднелись охряные, черепичные крыши, мелкая, блестящая под солнцем речка, на окраине, аккуратные квадратики огородов. Сонный Требниц не бомбили, через него не отступали немецкие войска. Даже Красная Армия ограничилась только колонной грузовиков, с солдатами. Бюргеры Требница, заранее, вывесили из окон белые простыни и сняли с фасада городской ратуши нацистские флаги.

До войны город считался польским. После тридцать девятого года сюда, в очищенные от славян рейхсгау, приехали граждане рейха. Немцы, обосновавшиеся в Требнице, тоже были католиками. Они исправно посещали мессы в аббатстве, и жертвовали деньги на сиротский приют, где работали монахини.

Русские подняли над ратушей свой красный флаг. Рядом забилось под ветром польское, двухцветное знамя. На площади расклеили плакаты, на немецком языке. Бывшие члены НСДАП, солдаты и офицеры вермахта, и все, кто до капитуляции Германии владел недвижимостью или своим делом, подлежали обязательной регистрации. Регистрировать, в общем, оказалось некого. Почти все жители Требница, снявшись с места, бросив квартиры, дома и фермы, ушли на запад, следуя проторенной дороге, где двигались беженцы.

В город начали возвращаться выселенные поляки. Они занимали немецкие дома, где хорошо потрудились трофейные команды Красной Армии. Из нетронутого войной Требница, в Бреслау, вывезли мебель, картины и даже содержимое бюргерских гардеробов.

Из немцев в Требнице остались только почти неходячие старики и старухи. Аббатство Красная Армия не трогала. Священник сам навестил военного коменданта города. Объясняясь через переводчика, святой отец попросил разрешения собрать больных, престарелых людей в монастыре.

– У нас живут сироты… – священник мягко улыбался, – сестры заботятся о страждущих людях. Для детей такое хорошо, пан офицер… – как и все местные немцы, священник отлично говорил на польском языке. Он показал русскому коменданту письмо, от краковского архиепископа:

– К нам едет будущий слуга церкви, послушник. Он готовится к посвящению в сан. Его посылают в Требниц, моим помощником… – святому отцу шел седьмой десяток. Он занял пост, выйдя из отставки, когда присланный из рейха настоятель вернулся в Германию, с отступающими войсками.

Русский офицер вертел написанное на латыни письмо. Священник вздохнул:

– Помощника, каким отец Виллем был. Он хорошо с сиротами управлялся, но где его искать? Он пропал, не доехал до Требница… – увидев имя предполагаемого помощника, священник обрадовался:

– Дети его помнят. Он сюда группу привез, три года назад, когда их из Аушвица освободили. Может быть, он что-то знает, о Виллеме… – появившись в Требнице, Кароль Войтыла развел руками:

– Я отца Виллема в последний раз три года назад видел. Он оставил детей в архиепископском дворце, а сам ушел… – архиепископ о Виллеме тоже ничего не знал. Священник почесал седой затылок:

– Ладно, сын мой. Может быть, Виллем найдется, а пока займемся нашими делами… – дел в обители было много. С войной приют разросся. Под опекой сестер жили и польские дети, и немецкие малыши, из Бреслау, потерявшие отцов на фронте, а матерей под бомбежками. Настоятель знал, что требницкие немцы, снявшись с места, ушли на запад, в Германию. В разговоре с Каролем он заметил:

– Люди боялись, что русские их арестуют, пошлют в лагеря. Но я не мог отправлять детей в неизвестность. Русские не тронут малышей. Какая разница, немцы они, поляки, или… – по старой привычке, настоятель себя оборвал. Война закончилась, однако о группе отца Виллема он предпочитал, как и раньше, говорить уклончиво.

Почта пока не восстановила работу, но священник хотел написать в Брюссель, отцу Яннсенсу, главе иезуитов Бельгии. Надо было посоветоваться, и обсудить судьбу детей.

– Ребятишки могут домой поехать… – довольно неуверенно, сказал брат Войтыла, – но найдут ли они родителей, святой отец? Здешние евреи пока в Требниц не вернулись… – до войны в городке стояла маленькая синагога, и еврейское кладбище. В Требнице жило едва ли две сотни евреев. Синагогу разорили и сожгли части СС. Камни с кладбища выворотили, использовав надгробные плиты для ремонта улиц. Могилы распахали, на месте кладбища жители Требница развели огороды.

С началом войны оставшихся в городе евреев отвезли в Бреслау. Их квартиры заняли немцы. На фундаменте синагоги возвели новое здание городской гимназии, имени фюрера Адольфа Гитлера. Польских детей в рейхе запрещали обучать вместе с немецкими ребятами. В приюте устроили свои классы, где преподавали сестры. С отступлением вермахта гимназию закрыли. Поинтересовавшись судьбой школы, в военной администрации, священник узнал, что с осени в Польше начнут преподавать по польским программам:

– Видимо, они решили ни одного немца в Силезии не оставить, – озабоченно подумал священник, – а ведь у нас и немецкие дети живут, и сестры, немки. Но русские не тронут служителей Божьих. В конце концов, они разрешили перевезти в приют стариков… – комендант выделил два грузовика. С машинами приехали молчаливые солдаты. Взвод прошелся по церкви. Лейтенант, возглавлявший конвой, внимательно рассматривал статуи и картины, делая пометки в блокноте.