Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том первый

– Даже тем, кто в тридцать девятом году сражался против русских, – со значением заметил начальник городской милиции, – Польша станет новой, социалистической страной… – начальник милиции при оккупации командовал партизанским отрядом Гвардии Людовой. Левые силы воевали с немцами при поддержке СССР:

– Предателей Польши, продавшихся капиталистам, мы найдем и повесим… – он опрокидывал стаканчик водки. Над стойкой наигрывал радиоприемник. Варшава передавала записи Шопена, концерты народных песен, и бесконечные речи коммунистов. Судя по всему, будущее правительство, не собиралось ограничивать свободу торговли:

– И вообще, – пожимал плечами хозяин, – в тридцать девятом году запад бросил нас на произвол судьбы, оставив на растерзание Гитлеру. Русские нам помогли, поддержали нашу борьбу… – кто-то из посетителей хмыкнул:

– Летом сорок четвертого войска Рокоссовского палец о палец не ударили. Варшава пылала, СС сравняло с землей нашу столицу, а русские стояли за Вислой, ожидая, пока все закончится… – посетители зашумели, раздался крик:

– Варшавяне сами виноваты! Они польстились на обещания англичан! Нельзя верить тем, кто предал Польшу, в тридцать девятом году… – крепкий, коренастый, темноволосый парень, в лихо заломленной кепке, слушал разговоры вполуха. Пан Конрад навестил пивную больше для порядка:

– В Бреслау то же самое болтают… – фыркнул Блау себе под нос, – быстро они легли под новую власть… – на улице, в тихом, летнем вечере, пищали комары. От реки доносился детский смех, звонили к мессе. Костелы в Силезии пока не закрыли, но Блау предполагал, что все еще впереди:

– Церкви запечатают, и оставшиеся синагоги заколотят. Волк рассказывал, что так в Советском Союзе делали. Где он сейчас, Волк… – взяв кружку пива, оказавшегося советским, пан Конрад почесал подбородок, с отросшей щетиной:

– Седьмое июня, четверг. Хватит здесь болтаться, все понятно… – утром, на пути в Требниц, Копыто нарвался на проверку документов. Поляки, в новой милицейской форме, перегородили северную дорогу шлагбаумом. Рядом стоял военный грузовик Красной Армии. Лицо Блау на плакатах не печатали, документы у него были самые надежные, купленные за золото. Пан Конрад, на польском языке, объяснил, что идет помолиться, к саркофагу святой Ядвиги Силезской. Ребенком родители возили его в Требниц:

– Только мы тогда не пешком шли… – Конрад чихнул, от пыли, – а на папашином автомобиле ехали… – старший Блау приобрел машину до первой войны. Тогда в Бреслау прохожие еще показывали пальцами на диковинную новинку. Переминаясь с ноги на ногу, Блау ждал, пока милиционеры, внимательно, прочтут его оккупационный паспорт, с немецкими штампами:

– Я бы поменял бумаги, паны, но пока негде… – заискивающим тоном сказал Копыто:

– Я на утреннюю мессу спешу, в аббатство… – паспорт ему вернули, с обещанием, что скоро во Вроцлаве, как называли город поляки, начнется выдача новых документов.

– Польские документы у меня были… – Блау потягивал светлое, кисловатое пиво, – а теперь появятся новые… – Авраам с зимы учил его ивриту. С Ционой пан Конрад старался говорить на родном языке:

– Когда приедем в Израиль, надо сразу в полицию пойти, – решил он, – Авраам говорил, что британцы заинтересованы, в местных работниках… – Копыто усмехнулся:

– Стану кротом, для подпольщиков… – доктор Судаков ожидал скорого создания еврейского государства:

– Израиль появится через два, три года, – пообещал он Конраду, – однако нам придется еще бороться с британцами, как мы делали до войны. Будем устраивать взрывы, убийства офицеров и солдат… – серые глаза холодно заблестели:

– Как сказано, в крови и огне пала Иудея, в крови и огне она воспрянет… – Блау, открыв рот, выслушал рассказ о самоубийстве защитников Масады:

– Но тебе в акциях участвовать не придется, – заметил Авраам, – твоя задача поставлять информацию. Когда мы обретем независимость… – он подтолкнул Конрада в плечо, – станешь главой полиции Иерусалима… – доктор Судаков отдавал племяннице и ее мужу семейный дом, в Еврейском Квартале.

– Оттуда, из подвала, подземный ход к Стене ведет, – хмыкнул Блау, – Авраам подростком даже обнаружил действующий колодец. В случае войны все пригодится… – Авраам, с карандашом в руках, объяснил Блау, как выразился доктор Судаков, расстановку сил:

– Советский Союз нас поддержит… – пыхнув папиросой, Авраам вытянул ноги, – но у Сталина, мой дорогой, имеются свои планы, на Ближнем Востоке… – база отряда располагалась в глубине Судетских гор, на границе Польши и Чехии. Они сидели в заброшенной, довоенной гостинице. Раньше, в глухое ущелье, зимой, ездили кататься на лыжах. Место было безопасным, однако командир велела не торчать в горах дольше положенного:

– Мы дождемся возвращения пана Конрада из Бреслау… – сказала Эстер, на общем собрании отряда, – и небольшими группами пойдем в Требниц… – в отряде остались только евреи. Многие хотели найти в Польше семьи:

– Заберем детей в обители, – подытожила Эстер, – и все, кто хочет отправиться в Израиль, двинутся дальше… – двум сотням человек предстояло, на пути в Стамбул, пересечь почти весь восток Европы.

– Золото у нас имеется… – пан Конрад покуривал, слизывая пену с губ, – и я с хорошими новостями вернусь… – командир описала ему мальчиков. На мессе Копыто заметил высокого, крепкого, светловолосого парня:

– Очень хорошо… – облегченно выдохнул Конрад, – что они на пани Штерну похожи. Внешность у ребятишек арийская, они не обрезаны. Они, наверное, не знают, что отец их погиб. Но ничего, скоро командир и Авраам здесь окажутся… – о сестре близнецов, или отродье нациста, как называл Блау ребенка, он думать избегал.

Второй близнец в церковь не пришел. Блау наткнулся на него, стоя на паперти. Мальчишка лупил мячом по футбольным воротом. Теплое солнце золотило коротко стриженые волосы:

– Не поймешь, кто из них Иосиф, а кто Шмуэль… – улыбнулся Блау, – хотя пани Эстер, конечно, детей различает… – новый ребенок командира, по мнению Эстер и ее мужа, напоминал доктора Судакова:

– Потому, что тварь рыжая, – брезгливо думал Блау, – но я вижу, на кого она смахивает, на самом деле… – глаза девочки напоминали пани Штерну:

– Хотя у нациста тоже голубые глаза… – Блау не любил рассматривать ребенка:

– Хорошо, что мы в Иерусалиме обоснуемся. Хотя Циона и не говорит о ней… – жена не просила помочь пани Эстер. Эстер тоже ничего не предлагала племяннице. Блау и Циона редко видели Фриду, как назвали девочку:

– И хорошо, что так… – подытожил пан Конрад, – а весной у нас свое дитя появится… – ночами он шептал Ционе:

– Посидишь с малышом, и возвращайся к учебе, любовь моя. Не волнуйся, я все сделаю, чтобы вы были счастливы. Дом в порядок приведу, с ребенком побуду, пока ты выступаешь… – Блау только один раз слышал, как играет жена. На одной из брошенных, немецких баз, в Судетах, они обнаружили расстроенное фортепьяно: