Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том четвертый

– Володя радовался елке, подаркам. Он залезал ко мне на руки, просил: «Подними, папа! Хочу звезду!»… – верхушку елки фон Рабе увенчивала свастика:

– А если Володя, не мой сын? Если я воспитывал чужого ребенка… – Петр похолодел.

Братьев фон Рабе изобразили в парадной, черной форме СС. Старший граф носил коричневый китель НСДАП. У ног красивой, высокой, белокурой девушки, в скромной синей юбке, и белой блузе, лежала овчарка:

– Моя сестра Эмма, вы ее тоже увидите, – Максимилиан улыбнулся:

– Она позировала для картины «Юность рейха». Мою невестку герр Циглер попросил стать моделью для будущего холста об арийском материнстве… – Марта восторженно сказала:

– Я вышиваю, качая колыбель, с Адольфом, под портретом фюрера. Генрих читает нам «Майн Кампф»… – брата Циглер собирался написать рабочим.

Подняв голову, Максимилиан свистнул:

– Аттила, дружище! Ты соскучился… – овчарка, с портрета, сбежав по лестнице, предостерегающе оскалила клыки:

– Аттила родился в Дахау, Петр Арсеньевич, – фон Рабе потрепал собаку по голове, – он недоверчив, к посторонним… – пес коротко зарычал.

– Свой человек… – успокоил его Максимилиан, – а где папа, и Генрих?

Он прислушался:

– Пойдемте, Петр Арсеньевич. Моя невестка и сестра хорошие музыкантши, младший брат играет на фортепьяно. Впрочем, кажется, они сейчас поют. Выпьем кампари, итальянский аперитив, – довольно любезно добавил Макс:

– Он пришел в себя. Но все равно, надо его проверить. Я понятия не имею, где сейчас Далила обретается. Может быть, и в Советском Союзе. Может быть, она поддерживала связь с Петром Арсеньевичем. Коммунисты вполне в состоянии отправить Муху агентом, в самое сердце рейха. Он сдал берлинскую группу, но невелика потеря, ради будущего… – Харнак и Шульце-Бойзен доступа к настоящим секретам не имели.

Аттила проскользнул в полуоткрытую дверь библиотеки, до них донеслось:

Максимилиан заметил:

– Моцарт, Петр Арсеньевич. «Волшебная флейта». У моей невестки отличное сопрано. Генрих тоже хорошо поет… – щека Воронцова-Вельяминова покраснела:

– Он, разумеется, узнал Моцарта, – усмехнулся Макс, – но пусть помнит, где его место. Генрих, вряд ли, разрешит Марте подавать ему руку. Она и сама не захочет… – штандартенфюрер толкнул дверь: «Вот и мы. Надеюсь, успели к аперитиву…»

– Мы с Тонечкой «Волшебную флейту» в Будапеште слушали… – Петр последовал за фон Рабе, – но если она мне лгала, если Володя не мой сын? Я не верю, не верю. Тонечка не могла так поступить. Она тоже из аристократической семьи, дочь герцога… – в камине, за медной решеткой трещали кедровые поленья. Крупный мужчина, лет шестидесяти, с остатками рыжих волос на голове, поднялся с просторного дивана:

– Гауптштурмфюрер, рад знакомству. Граф Теодор фон Рабе, мой младший сын, оберштурмбанфюрер Генрих фон Рабе… – брат его светлости носил домашний, твидовый пиджак, – моя невестка, графиня фон Рабе… – в свете заходящего солнца ее бронзовые волосы играли тревожными огоньками. Шелковые гардины отдернули. Она сидела у кабинетного рояля, в темном, платье старинного кроя, с палантином.

– В Норвегии такие наряды носят, – вспомнил Петр, – должно быть, подарок от его светлости… – у графини были большие глаза, цвета свежей травы. Тонкие губы разомкнулись:

– Добро пожаловать, гауптштурмфюрер. Мы рады друзьям Максимилиана… – на белой шее графини висел старый, золотой крестик Кукушки.

Колокольчик у двери приветливо звякнул. Пожилой, седоволосый человек приподнялся из-за отполированной, старого дерева стойки:

– Оберштурмбанфюрер фон Рабе! Ваш заказ готов, извольте получить… – Генрих обернулся к своему спутнику:

– Одна из лучших ювелирных лавок в Берлине, гауптштурмфюрер. Семейное дело, они здесь располагаются со времен Фридриха Великого… – дату основания магазина выбили тусклым золотом на вывеске. Его светлость граф принял от ювелира аккуратно перевязанный голубой, атласной лентой, пакетик:

– Мой средний брат привез в подарок будущему племяннику ложку… – Генрих улыбался, – Отто решил сделать гравировку, для Адольфа. Именно здесь я и купил крестик, о котором вы спрашивали у моей жены. Летом сорок первого года, перед свадьбой. Герр Райзе, – обратился он к ювелиру, – мой друг интересуется антикварным крестиком, с изумрудами… – Петр не мог поверить своим ушам:

– Друг, он считает меня другом. Герр Максимилиан никогда так не говорил… – графиню фон Рабе звали Мартой. Штандартенфюрер представил Петра, ее светлость поднялась, из-за фортепьяно:

– Боже! – ахнула девушка:

– Я никогда не видела русских, славян…. – Максимилиан, за спиной у Мухи, закатил глаза: «Разумеется. Сейчас она спросит, не ходят ли по Москве медведи». Так и случилось.

Младший брат и его жена, тем не менее, поздоровались с Петром Арсеньевичем. Марта, правда, протянула руку, только когда Генрих, почти незаметно, кивнул.

– Долг гостеприимства… – завыл гонг, отец повел невестку, – Муха усядется с нами за одним столом… – на обеде Максимилиан, несколько раз, ловил себя на том, что ему хочется заткнуть уши. Невестка блистала отменной глупостью. Макс усмехнулся:

– Не зря говорят, что беременные женщины теряют способности к логике. Марта, правда, никогда логикой и не славилась. А впереди еще кормление… – невестка, хлопая зелеными глазами, интересовалась у Петра Арсеньевича, есть ли в России электричество и водопровод:

– Я слышала, что славяне дикие люди, – Марта поежилась, – я посещала лекцию специалиста, из расового отдела СС. Отто говорит, что в России одни леса и пещеры… – речь, разумеется, зашла и о медведях на Красной площади. Марта изумилась тому, что в Москве есть метрополитен.

Макс почти ожидал, что невестка спросит, не конная ли тяга передвигает вагоны:

– Даже неудобно, – недовольно подумал Макс, – Марта образец арийских кровей, а такая дура. Впрочем, Муха с Эммой познакомится. Эмма, хотя бы, не несет чушь, без остановки… – отец с Генрихом слегка улыбались:

– А что с ней делать? – к ароматному бульону из фазанов принесли гренки, с паштетом:

– Она рожает, ухаживает за детьми, обеспечивает мужу отдых и покой, у семейного очага. То есть выполняет предназначение женщины. В конце концов, – хмыкнул Макс, – лучше такая жена, чем та, что забрасывает семью… – он вспомнил глаза цвета патоки:

– Жене надо доверять, а не оглядываться из-за плеча. При 1103 я никогда не спал, и правильно делал. Она бы, не задумываясь, вонзила мне в спину кинжал. У нее правда, не было оружия, но она бы устроилась, как-нибудь… – Макс едва сдержал ругательство:

– Смогла же она заминировать конструкцию. Она хотела подорвать аппарат, на первом испытании. Гиммлер туда собирался приехать. Евреи жестоковыйные, правильно Библия говорит. Она была готова погибнуть, и унести в могилу конструкцию, жизни людей. Мою жизнь… – Макс напомнил себе, что доктор Кроу давно мертва.