Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том четвертый

– Потушите папиросу. Вы в форме, вас могут увидеть посторонние… – бесцеремонно вынув у Тони окурок, Марта выбросила его в урну. Невысокие каблуки сапожек стучали по гранитным плитам дорожки. Выходя из кафе, Марта насадила шляпку на бронзовые волосы:

– Я была неправа, – Тони смотрела на жесткий очерк скулы, – они мать и дочь. Сейчас она похожа на фрау Рихтер. Она чувствует опасность, она собралась… – Тони хотела спросить, где мать девушки:

– Она мне все равно не ответит. Наверное, в Москве. Воронов мне ничего о ней не говорил, но Воронов мне не все рассказывал… – Марта могла сегодня выйти на связь с Лубянкой и доложить о присутствии Тони в Берлине:

– Ей велят переправить меня в нейтральную страну, – поняла Тони, – в Швейцарию, в Швецию. За мной приедет Воронов… – Тони передернулась:

– Никогда такого не случится. Я здесь, чтобы спасти Виллема, я не отступлюсь от своего.

– Расскажите мне все, – потребовала Марта Рихтер, цепко держа Тони за запястье:

– У нее пальцы хуже наручников… – Тони, впрочем, о наручниках только слышала, и никогда не видела их собственными глазами. Она попыталась вырвать руку:

– Почему я должна… – что-то твердое уперлось ей в бок. Тони скосила глаза вниз:

– Откуда у нее табличка с пистолета Питера? Но это кольт, у Питера была другая модель… – Тони много раз видела семейную реликвию:

– А если я ошибаюсь? Питер мог воевать, попасть в плен, оказаться в руках Максимилиана. Фрау Рихтер могла играть, быть двойным агентом… – Марта пошевелила пистолетом:

– Ну! И кстати, где ваш сын… – она требовательно взглянула на Тони, – если Уильям был вашим сыном, конечно. Я жду… – сообщила фрейлейн Рихтер.

– В безопасности, – пробурчала Тони. Марта была ее младше, но под твердым взглядом зеленых глаз Тони почувствовала себя девчонкой:

– Хорошо, – Марта убрала пистолет, – а теперь рассказывайте… – Тони предпочла не спрашивать, откуда графиня фон Рабе взяла старинную, времен королевы Елизаветы, реликвию семьи Кроу:

– Питер мог продолжать работать на разведку, – поняла Тони, – до войны он притворялся поклонником Мосли. Может быть, он и сейчас здесь, тайно… – Тони почти ожидала увидеть, за поворотом аллеи, знакомую фигуру несостоявшегося жениха. Под облетевшим платаном оказалась только пустая скамейка, с надписью: «Для арийцев».

Опустившись на нее, графиня фон Рабе похлопала рядом узкой ладонью, в замшевой перчатке:

– Я предполагаю, что вы в Оберенхайме по испанским документам учитесь… – она окинула Тони долгим взглядом, – или вы здесь, как фольксдойче, прибалтийская немка… – Тони присела:

– Я сеньора Эрнандес… – она не сказала Марте ни о Максимилиане, ни о Воронове:

– Она не знает, кто я такая, на самом деле, и ее мать не знала. Но могла узнать, оказавшись в Москве. Воронов говорил, что его начальство в курсе, как меня зовут… – если Марта что-то и знала, то по спокойному лицу девушки, Тони, ничего бы не поняла. Она объяснила, что приехала в Москву, после разгрома республиканцев, в Испании, и работала журналистом:

– Я случайно прочла… – она помолчала, – что отец Уильяма, человек, которого я любила в Испании, отправлен в концлагерь, по подозрению в связях с Сопротивлением. Городок, где он жил, сожгло СС… – Марта кивнула: «Мон-Сен-Мартен». Она повернулась к девушке: «Он сейчас священник? Отец Виллем де ла Марк?».

Достав платок из шинели, Тони высморкалась:

– Да. Поймите, Марта… – девушку могли звать вовсе не Мартой, – я не могла оставаться в СССР. Наш мальчик живет у надежных людей. Я не могла сидеть и ждать, пока моего любимого человека убьют. Я поехала в действующую армию, перешла линию фронта, с испанскими документами… – по мнению Тони, Волков давно гнил где-то в новгородских болотах. Причины упоминать о нем не было. Тонкие губы девушки сжались в еще более тонкую линию: «Отец Виллем принял сан».

– Его решение ничего не значит, – горячо сказала Тони, – он просто разочаровался в идеях коммунизма. Он из набожной семьи, его бабушка и дедушка… – Марта прервала ее:

– Я знаю. Меньше слов, больше дела. Удобно, что сейчас рождественские каникулы. Я вам принесу гражданскую одежду Эммы, вы почти одного роста, и снабжу вас деньгами. Я лично… – в нежном сопрано загремел металл, – лично довезу вас до Киля или Ростока. Оттуда вы, с испанским паспортом, отправитесь в Швецию, и больше не покажете носа в Берлине… – ребенок, недовольно, заворочался. Марта подытожила:

– Отца Виллема сейчас ищут и найдут, с детьми из его приюта. Я обещаю, что мы о нем позаботимся, до конца войны. Потом мы сообщим ему, где вы находитесь. Я вам оставлю свой адрес. Напишите мне, как устроитесь в Стокгольме… – ни в какой Стокгольм Тони не собиралась. Она, упрямо, сказала:

– Вы не понимаете. Я должна сама вытащить Виллема из концлагеря… – Марта встала, оправив шубку:

– Если вы надеетесь, что он снимет сан, и вернется к вам, потому что посчитает себя обязанным вас отблагодарить, то вы делаете большую ошибку, сеньора Эрнандес. Вы не были в концлагере, а я была… – Марта помолчала, – в офицерских коттеджах, конечно… – Тони тоже вскочила:

– Не смейте рассуждать о человеке, которого вы не знаете. Виллем меня любит, он… – Тони сжала руки в кулаки, – он совершил необдуманный поступок. Вы жена Генриха. Разве вы бы не остались с ним до последнего, если бы ему грозила опасность?

– Я бы не пожертвовала жизнью нашего ребенка… – Марта положила руку на живот, – ради того, чтобы спасти Генриха. Он это знает… – девушка запнулась, – иногда, сеньора Эрнандес, человек должен сделать тяжелый выбор. Вы мать. Вы не имеете права лишать сына родительской заботы… – в зеленых глазах промелькнула мимолетная тоска, – он еще маленький…

– Никуда я не поеду, – Тони сжала зубы, – я здесь, чтобы спасти Виллема. Если вы мне помешаете, я расскажу, кто вы такая, на самом деле… – бронзовая бровь изогнулась:

– Марта Рихтер, из Швейцарии… – девушка издевательски усмехнулась, – или вы что-то еще можете рассказать? Мою покойную мать звали Анной, да хранят ее Иисус и святые, на небесах… – Марта, набожно, перекрестилась. Тони заметила старый крестик, с тусклыми изумрудами, на белой шее девушки:

– Фрау Рихтер драгоценность носила, в Цюрихе. Я тогда подумала, что крестик похож на реликвию, пару к крестику Питера. Но кузен Теодор вещь потерял, на гражданской войне. Откуда бы крестику оказаться у фрау Рихтер? Просто одинаковые безделушки. Она права, – растерянно поняла Тони, – мне никто не поверит. НКВД, наверняка, снабдило ее железной легендой… – девушка посмотрела на изящные часики:

– Пойдемте, иначе будет подозрительно. Я беременна, но я не могу двигаться со скоростью улитки… – она топнула маленькой ногой: