Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури

В кармане у Петра лежал литер, в мягкий вагон специального поезда, Москва-Куйбышев, для Тонечки и Володи. Состав отправлялся послезавтра, третьего июля. О встрече и размещении семьи заботились куйбышевские коллеги. Петр не хотел оставлять жену и сына в Москве. Из-за Горского, и его шпионской группы немцы, через пару недель, могли оказаться где-нибудь в районе Тушинского аэродрома.

Участники совещания отлично помнили радиограммы от Кукушки и Рамзая, где называлась точная дата начала войны, количество немецких дивизий, и планируемые направления ударов. Они с наркомом не обсуждали эти сведения. Не заходила речь и о том, что Кукушка, дочь и выученица Горского, сидит в нижнем ярусе внутренней тюрьмы. Дело с ней было понятным. Она, с покойным Янсоном, проходила в числе остальных обвиняемых шпионского центра.

Петр лично видел короткий росчерк красного карандаша, приговаривающий Кукушку к расстрелу. Товарищ Сталин, в последний раз, появлялся на заседании Политбюро позавчера. Никто не знал, где сейчас Иосиф Виссарионович.

– Ленин оставил нам великое наследие, а мы, его наследники, всё просрали… – Петр выбросил сигарету в реку. Сталин сказал это после известий о сдаче Минска. В тот же день он подписал приказ о расстреле Кукушки. Когда Горскую только привезли в Москву, Берия, после доклада у Сталина, заметил:

– Нечего тянуть. Она пятнадцать лет болталась на западе. Она тоже агент японцев, американцев. Но надо подождать, пока доставят малолетнюю сучку… – нарком кинул взгляд на календарь:

– Устроим очную ставку, и расстреляем обеих. Она Марту отправила к своим хозяевам, не иначе… – Петр никому не говорил об истинном происхождении Горского:

– Если товарищ Сталин решил этого не делать, то, как я, член партии, должен подчиняться его воле… – они ждали Эйтингона.

Наум Исаакович, и Судоплатов поехали в Цюрих, искать следы Марты Рихтер. Паука, в Америке, тоже поставили в известность о пропавшей девушке. Затруднение было в том, что никто не знал, как выглядит Марта. У товарища Сталина о подобном спрашивать никто бы ни рискнул. Ни одной фотографии они не нашли. Эйтингон и Судоплатов вернулись из Швейцарии с пустыми руками. На ежегодных снимках класса в Институте Монте Роса Марта Рихтер не присутствовала. На бывшей вилле Кукушки не имелось семейных альбомов, а опрашивать соседей было опасно. Не стоило вызывать подозрения к делам «Импорта-Экспорта Рихтера».

Выяснилось, что девушка позвонила адвокату, занимавшемуся документами компании. Марта, правда, не стала говорить, где находится. Узнав о трагической смерти матери, в автокатастрофе, она объяснила, что не сможет приехать на похороны, и повесила трубку. Фрейлейн Рихтер могла звонить, откуда угодно. Никакого способа найти ее по пятиминутному телефонному разговору не существовало. От Паука они тоже не получили ничего обнадеживающего.

– Иголка в стоге сена… – Петр облокотился о нагретый солнцем капот эмки, – мы только знаем, что ей семнадцать лет. У нее швейцарский паспорт на руках, для нее открыт весь мир. Кукушка, наверняка, снабдила ее сведениями о наших резидентах… – Рамзаю, в Японии, сообщать ничего не стали. Петр понимал, что Рамзай тоже под подозрением. Товарищ Сталин хотел отозвать его в Советский Союз:

– Хотел, – Воронов раздул ноздри, – до того, как все началось. Просрали… – он обычно не курил больше одной сигареты подряд, но щелкнул зажигалкой:

– Какая теперь разница? На фронте хаос, неразбериха. Говорят, что передовые отряды немцев видели, чуть ли ни под Смоленском. У страха глаза велики, но все равно… – Марту Рихтер они потеряли. Оставалась, правда, надежда, что Кукушка, оказавшись в руках Воронова с Эйтингоном и специалистов, медиков, что-то расскажет. Петр помнил холодные, серые глаза дочери Горского:

– Она умрет, под пытками, но не сознается, куда делась Марта. Но существуют химические средства… – переезд Петра и семьи в Цюрих, судя по всему, откладывался. Лубянка была занята допросами арестованных командиров, с Западного фронта.

– Никакого фронта не существует… – Петр не мог отвести взгляд от Кремля, – беспорядок, войска бегут, невозможно связаться со штабами… – Воронов подозревал, что штабов тоже не осталось. Кремль возвышался незыблемой громадой, солнце сверкало в золоте колокольни Ивана Великого:

– Ничего не осталось… – он сжал кулаки, – колосс на глиняных ногах, страна скоро рухнет. Мы не сможем устоять, бойцы сдаются, бросают оружие… – на Лубянке знали о партизанских отрядах, содержавшихся на британские деньги, в оккупированной Европе.

Берия, презрительно, заметил:

– Британцы, как всегда, воюют чужими руками. Хотят, чтобы под их дудку плясала вся Европа. Ничего, – пообещал нарком, – фюрер быстро приведет в чувство Сопротивление… – с Берия они говорили за неделю до начала войны. Петр вспомнил депортации в Белостоке и Прибалтике, крестьян, высланных при коллективизации в Сибирь, лагеря, от Волги до побережья Тихого океана:

– Никто здесь не пойдет в партизаны, не станет сопротивляться… – засунув руки в карманы летнего, хорошего льна, пиджака, Воронов помотал головой:

– Население поднимет руки перед немцами. Прибалтика, Белоруссия и Украина будут рады выслужиться. Они ненавидят коммунистов, всегда ненавидели… – уезжая с Лубянки, Петр не стал надевать галстук. Сменив форму на штатский костюм, он попытался завязать узел, перед зеркалом. Сорвав с шеи итальянский шелк, Воронов выматерился. Галстук ему показался удавкой. Петр выглянул в окно. По площади шли троллейбусы, у метро торговали пирожками, москвичи сгрудились у газетных щитов. Лобного места отсюда видно не было, но Петр почувствовал прикосновение грубой веревки. Разорвав галстук, он выбросил остатки в корзину для бумаг.

Павлова сегодня к вечеру привозили на Лубянку. Сегодня же они начинали работать с Кукушкой. Эйтингон отпустил Петра только на пару часов. В салоне эмки пахло сандалом. Петр заставил себя повернуть ключ в замке зажигания:

– Надо собраться. Может быть, Кукушка признается, где ее дочь. Но почему Иосиф Виссарионович не выступает… – о Сталине, в последние два дня, никто не говорил:

– Народ ждет… – Петр, медленно, поехал к дому, – слова Сталина помогут людям, армии… – он подумал, что надо получить от Иосифа Виссарионовича разрешение на обнародование сведений о настоящем происхождении Горского. Кукушка могла отправить дочь к американским родственникам, в шпионское гнездо, как его называл Петр:

– Паук их ликвидирует, – хмыкнул Воронов, – и найдет Марту, где бы ее ни спрятали… – перед входом в парк тоже стояли лоточники. Красные знамена бились на ветру, над колоннами, над лепным, советским гербом: