Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури

– Не только поэтому он дворец возводит, – брезгливо думала Тони, – но и потому, что он плебей, и всегда таким останется… – кабинетный рояль тоже выписали со склада. По вечерам Тони играла Чайковского или Моцарта. Воронов садился на диван, обнимая сына. Тони оборачивалась, ласково улыбаясь:

– Вы похожи, одно лицо… – с возрастом, Уильям все больше напоминал отца, но Воронов, ни о чем не догадывался.

– И не догадается… – накинув шелковый халат, Тони протянула руку за хрустальным флаконом. Парижский лосьон тревожно пах лавандой, холодил нежную, белую кожу.

На торжественных обедах Тони тоже садилась за фортепьяно. Она видела, как на нее смотрят сослуживцы мужа, и даже нарком Берия. Многие работники комиссариата еще жили с простыми, скромными женщинами, познакомившись с будущими женами десяток лет назад. В начале тридцатых никто не думал о мраморе и хрустале, о личных квартирах, о шелке постельного белья и атласе вечерних платьев:

– Хотя некоторые сменили жен, – усмехнулась Тони, взглянув на себя в зеркало, – начиная с тридцать седьмого года. Донос лучше для карьеры, чем развод… – молоденькие супруги одевались в меха, носили высокие каблуки, водили машины, и держали поваров, с горничными. Тони готовила сама, вызывая помощников, из ресторана гостиницы «Москва» только на большие обеды:

– Не потому, что я хочу отравить Воронова… – она расчесала короткие волосы, – мне просто нравится готовить… – она вспомнила, как делала паэлью, для Виллема, в Барселоне:

– Скоро, – твердо сказала себе Тони, – скоро мы увидимся. Максим меня вывезет, через южную границу. У меня испанский паспорт. Я доберусь до Рима, с Уильямом, и мы всегда будем вместе… – чем займется бывший зэка Волков, Тони не интересовало. Максим требовался ей, чтобы выехать из СССР.

– Завтра он убьет Воронова… – Тони прошла в гардеробную, – и мы исчезнем из Москвы… – ни в какой Куйбышев, она, разумеется, не собиралась. Услышав от Воронова об эвакуации, она вздохнула:

– Милый, я не хочу тебя оставлять, одного… – Тони прижалась растрепанной головой к его плечу. Они задернули шторы в спальне, от сбитого постельного белья пахло мускусом. За обедом муж положил руку ей на колено, под скатертью. Длинные пальцы поползли выше. Тони едва не передернулась. Воронов, обычно, был, как называла его Тони, буржуазным супругом. Муж предпочитал размеренность. Однако иногда Петр, приезжая домой на обед, отправлял няню с Володей на прогулку, и вел Тони в спальню. Она подозревала, что случается такое после допроса с применением особых средств, как говорили на Лубянке, или расстрела. То же самое произошло и сегодня, но Тони не успела, как обычно, сбегать в ванную.

– Ладно, – она надевала чулки, на обтянутом шелком диване, – сейчас безопасное время. Хорошо, что он прекратил о ребенке спрашивать. У него голова не тем занята… – Тони достала из ящика с бельем пакетик:

– Могу себе представить, в каких трущобах живет Волков. В бараке, где в ванную заходить противно… – она решила: «Ничего не случится. Безопасное время». Бросив пакетик обратно, она выбрала строгое, почти военного покроя, хлопковое платье, с коротким жакетом. Шляпки девушка не носила.

Она долго и горячо убеждала мужа оставить ее в Москве. Тони объясняла, что будет за него волноваться:

– Ты поедешь на фронт… – Тони приподнялась на локте, – я не могу, не могу тебя бросить… – Воронов уложил ее обратно, прижимая к себе, переворачивая на бок:

– Никуда я не поеду, любовь моя. Фронт здесь, пятая колонна, как говорили в Испании… – он целовал ее плечи, – диверсанты, предатели, сторонники Горского… – Тони вцепилась зубами в подушку, думая о Максиме. К ее удивлению, безграмотный вор оказался лучше выпускников Кембриджа и Московского университета:

– Все равно, не лучше Виллема… – она закрыла глаза, – лучше него никого нет… – Тони взяла с мужа обещание приехать завтра на Фрунзенскую:

– Я хочу провести с тобой как можно больше времени… – она тихо всхлипнула:

– Мы, может быть, надолго расстаемся… – муж не говорил ей, что происходит на фронте, ограничиваясь пересказом сводок Информбюро. Тони, однако, понимала, что Красная Армия бежит:

– Они не устоят перед Гитлером… – в гостиной Тони провела рукой по крышке фортепиано, – впрочем, какая разница? Бельгия оккупирована. Мы с Виллемом уедем в Англию, растить маленького… – Тони хотела, завтра, отправив Володю с няней на прогулку, пригласить на Фрунзенскую Максима:

– Сейчас все стреляются, – нехорошо усмехнулась Тони, – майор Воронов последует поветрию… – она собиралась забрать Володю из парка, и отпустить няню. Горничной она тоже дала выходной. Обе женщины работали в НКВД, но Тони это не волновало. Она была уверена, что Максим позаботится о фальшивых документах и билетах, в Среднюю Азию.

– И поминай, как звали… – тонкий палец коснулся клавиши, – Россия большая. Ищите Антонину Ивановну, хоть обыщитесь. Никто не будет искать, с этим безумием… – на торжественных обедах Тони, высоким сопрано, запевала:

– От края до края, по горным вершинам,

Где горный орел совершает полет,

О Сталине мудром, родном и любимом

Прекрасную песню слагает народ…

Коллеги мужа подхватывали. Няня приводила Володю, в аккуратной матроске. Мальчик взбирался на стул. Тони аккомпанировала, малыш пел:

– О детстве счастливом

Веселая песня, звени.

Спасибо Великому Сталину,

За наши чудесные дни…

Воронов, улыбаясь, иногда, украдкой, вытирал глаза.

– Сентиментальный мерзавец… – Тони курила, разглядывая портрет Сталина, – он завтра сдохнет. А ты, – пожелала она Сталину, – немного попозже… – потушив сигарету, она подхватила сумочку. Няне Тони сказала, что уезжает в редакцию «Красной Звезды». В окно гостиной виднелась эмка. Охранник вывел машину из гаража. Тони вспомнила адрес, на Рогожском валу:

– Придется с ним спать, всю дорогу до Тегерана, делать вид, что я его люблю. Надо придумать историю, объясняющую мой акцент, паспорта. Например, что я работаю на разведку. Английскую, или американскую секретную службу… Он влюблен, он всему поверит… – вспомнив яркие, голубые глаза Волкова, девушка томно потянулась:

– Цена невелика. И с ним, действительно, хорошо. Он никто. Он мне будет смотреть в рот, и делать все, что я скажу. Объясню, что мой брак с Вороновым, просто прикрытие. Но о Виллеме ничего говорить не стану… – сыну Тони хотела сказать, что их вывозят из СССР по распоряжению отца.

– Он все забудет, Уильям, – хмыкнула Тони, – ему трех лет не исполнилось. У него есть настоящий отец… – Володя, за маленьким столом, в детской, рисовал самолеты, няня гладила. Тони поцеловала белокурую макушку:

– Ложись спать после ужина, мой милый. Мама едет на работу… – на щеках мальчика высыпали веснушки: «Как у Виллема. У него тоже были веснушки, летом, в Банбери. Скоро, совсем скоро…»